Интересный пример мы находим в великом расцвете XII века. Некоторое время напряжение между более мужественным монастырским выражением эзотеризма в северной Франции и более женственным и чувственным выражением катаров в Миди создает в средневековой культуре редкое для нее богатство и совершенство. Напряжение растет, а затем совершенно неожиданно соединяется с приливами политического соперничества и насилия над личностью, которые были временно отменены. С чудовищной жестокостью один полюс напряжения начисто стирается альбигойским Крестовым походом – преступлением, от которого средневековый эксперимент так и не сумел вполне оправиться.
Мы сказали, что космос школы, как и всякий другой космос, обязан содержать в себе все шесть процессов. Поэтому в нем должно содержаться и преступление. Но преступление в данном случае создается не им. Это то преступление, которое всегда и неизбежно существует в мире и сердцах людей. Принять в себя и нейтрализовать некоторое количество этого преступления входит в задачу каждого школьного эксперимента. Так же как высшая возможность для человека зависит от его принятия и нейтрализации внутри себя боли и порчи.
Внутренняя школа знает, что процесс преступления нейтрализуется не сопротивлением или процессом разрушения, как это обычно считается, но лишь совершенно отличным процессом перерождения. Пока это тайное знание управляет работой, эксперимент торжествует. Но рано или поздно кто-то, связанный со школой, впадает в искушение. Терпение его иссякает – и он отвечает на преступление не возрождением, но сначала разрушением, а затем другим преступлением. Таким образом, некая часть эксперимента всегда обречена на неудачу. Пропорция между этой неудачей и победой – это великое неизвестное, процент космического риска в каждом школьном эксперименте.
Однако во второй точке, где круг снова касается треугольника, человек, олицетворявший гонение, также сбросит свою маску, явится открыто как представитель высшей школы и покажется преображенным. После этого работа двух этих личностей сплавится воедино, внутренняя и внешняя формы примирятся, и будет создана одна церковь или традиция. Последняя треть круга, развиваясь все медленнее через многие века и все более широко в человечестве, будет представлять влияние и работу этой церкви, этой традиции. В конце концов, форма данной отдельной школы придет к своему завершению, а ее опыт и достижение возвратятся в высшую школу, из которой она возникла.
Теперь мы видим, что космос школы следует той же шкале времени, что и космос цивилизации. И мы, наконец, понимаем, что на самом деле это одно и то же, поскольку именно скрытое присутствие школы делает цивилизацию действительно саморазвивающейся, а значит – делает ее истинным отдельным космосом. Цивилизация указывает на внешнюю форму, школа – на внутренний смысл.
Из этого видно, и что означают благоприятные времена – они являются периодами около точек, где одушевляющий треугольник влияния высшей школы касается круга времени. И в то же время мы понимаем, что в действительности нет никаких более благоприятных точек, поскольку возможность изменения для отдельного человека лежит вовсе не вдоль круга времени, но вдоль линии внутренней циркуляции, которая пересекает время во всех направлениях и начинается в каждой точке.
Значение этой последовательности внутренней циркуляции по отношению к школе уже затрагивалось нами в главе о психологии человека. Как и в человечестве, функции школы представлены различными типами людей, и поэтому эта циркуляция становится сознательным ускорением взаимообмена между типами и сознательным развитием сбалансированных сверхтипов. В этом аспекте, как и во всей совокупности ее работы, школа представляет собой управляемый эксперимент, имеющий своей целью огромное ускорение в пределах определенных границ и условий, общего процесса возрождения Вселенной.
Таким образом, последовательность циркуляции никогда не должна рассматриваться как постоянное движение на одном уровне. В школе это движение становится восходящим или спиральным, каждый тип изменяет бытие не только в направлении следующего типа, но в направлении данного типа на более высоком уровне и с сопутствующим бо́льшим пониманием, бо́льшим сознанием и бо́льшим восприятием целого.
В отличие от последовательности в круге, это движение происходит не во времени, но представляет собой некий поток, составленный из движения людей всех типов, во все века находившихся под влиянием данной школы. Тем не менее, для учителя будет необходимо установить эту форму движения, выбрав среди учеников представителей шести различных типов и помогая им совершить, каждому для себя, настоящее движение к следующей стадии. Пример такого движения – изменение воинственного, нетерпеливого Симона Петра, отрубающего ухо солдату в Гефсиманском саду, в мудрого, понимающего, всеохватного, юпитерианского Петра «Деяний Апостолов».
Необходимо заметить, что путь этой внутренней циркуляции совершает много пересечений – он пересекает сам себя дважды снаружи треугольника и один раз внутри него, а сам треугольник он пересекает 12 раз. Каждое из этих пересечений имеет определенное значение. В космосе человеческого тела, как было сказано, пересечения треугольника представляют определенные батареи, или органы, которые содержат запас энергии сознания в сильно концентрированной форме, одновременно и питая ею поток крови, и собирая ее из него. Пересечения снаружи треугольника представляют некоторые закрепленные формы, как волосы или кости, которые хотя и являются неотъемлемой частью организма, но не содержат в себе возможности сознания, доступной другим частям. Пересечение внутри треугольника, как объяснялось в главе о психологии человека, представляет точку, где совпадают излучение и невидимость, где скрещиваются две различные нервные системы, и где, таким образом, отдельные клетки могут окончательно «бежать» или возродиться.
В спектакле этой циркуляции, поставленном руководителем школы, необходимо достичь не только индивидуального движения типов, но и создать соответствующие явления в пересечениях. В 12 пересечениях треугольника должны быть созданы определенные памятники или мемориалы, из которых все люди, связанные со школой, всегда смогут черпать различные виды вдохновения, каждый в соответствии со своим типом, и которые будут служить дорожными указателями, показывающими каждому, как он должен продвигаться дальше.
Эти 12 батарей символизируются в драме Христа 12 апостолами, которые устанавливают ряд постоянных идеалов, к одному из которых каждый человек в отдельной точке своего движения стремится или обращается.
Постепенно эти батареи заполняются конкретными выражениями всей долгой работы школы: на стороне треугольника, исходящей сверху, четырьмя Евангелиями, на нижней стороне – конфликтующими верами и догмами, на возвращающейся стороне – великими соборами, ритуалами и произведениями искусства.
В некоторых случаях необходимая батарея будет создана в лице одного выбранного руководителем человека, как некое условие, если так можно выразиться, его продвижения. В определенной точке это будет его задачей – как Евангелие святого Иоанна или апостольские установления святого Петра. С течением времени к каждой из этих различных батарей будут прибавляться дальнейшие выражения – как прибавляются различные ордены, реформации и даже ереси к христианской традиции.
Эти 12 батарей, таким образом, представляют устройства, которыми продолжающееся веками течение индивидуальных типов может вместе и питаться, и приближаться к первоначальному творческому импульсу, происходящему из высшей школы.
Пересечения за пределами треугольника проявляются в школе весьма любопытным образом. Они представлены застывшими массами людей с мнениями, постепенно накопившимися вокруг одного или другого внешнего аспекта школы, которые посвящают все свое время этому отдельному внешнему аспекту, нападая на все другие, и которые совершенно отъединились от одушевляющего треугольника, который один дает значение всему. Это те, кого рисует Павел, говоря: «…я Павлов»; «я Аполлосов»; «я Кифин»; «а я Христов»[117] – те, для кого группа важнее работы. И в позднейшее время они стали, с одной стороны, примитивными христианами, которые высмеивали все формы ритуала и церкви как лицемерные, а с другой – профессиональными церковниками, озабоченными увековечиванием одной догмы или организации. Среди этих двух застывших масс, вне треугольника, никогда не будет никакого понимания или сознания, и лучшее, что можно о них сказать, это что они, как скелет, служат для того, чтобы давать форму и жесткость всему целому.
О пересечении внутри треугольника можно сказать крайне мало, за исключением того, что для всех людей, соприкасающихся со школой во все ее периоды, эта точка представляет точку бегства, смерти и рождения заново, реальной возможности перерождения. В существовании этой точки и в реальном вхождении содержащихся в ней возможностей состоит все назначение школы.
