«Вот и вся мебель! — подумал я. — Очевидно, всё остальное хранится в амбарах».
Я посмотрел на пол. Он был собран из широких сосновых плах. Ни шкур, ни ковров, но нет и щели.
— Молодцы строители! — показал я на плахи пола. — Таких полов я ещё не видел. — Чем такие доски пилили?
— «Уралом», — улыбнулся Фёдор. — Эти дома мы рубили сами. Отсюда метров двести, — показал он в сторону бора. — Стоит ещё дом, в нём живёт мой брат. Да и ты скоро увидишь. А сейчас давай, не стесняйся, ешь, — пододвинул он деревянный поднос с отварной лосятиной. — Неделю назад Петька лося стрелял. Мясо в леднике, хватит надолго. В нашем краю всё есть. И птица, и лось, и дикий олень, но мы зазря не охотимся, — продолжил Ярцемов старший. — А зачем? У нас своих оленей больше пятисот! Так что мяса хватит.
— А где вы их пасёте? — удивился я.
— В сторону Большого Салыма — сплошные бора, беломошника много!
— Интересно, как это власти у вас оленей не отобрали, а вас не превратили в пастухов-колхозников?
— Мы штатные охотники Угутского ПОХА, и про наших оленей в Сургуте никто не знает, — засмеялся Фёдор.
— А вдруг я возьму и расскажу? — посмотрел я на него.
— Не расскажешь, — махнул он рукой. — Мы в людях понимаем, таких как ты, бояться нечего!
Уверенность ханта меня удивила.
— Верно, не расскажу! И вообще, скажу, что в юртах Ярцемовых я никогда не был, — улыбнулся я.
— А мы это знаем, потому и пригласили тебя в гости, — пододвинул ко мне кружку с чаем Петя.
«Ничего себе физиономисты?!» — невольно подумал я.
— Вы вот что, — перевёл разговор на другую тему Фёдор. — Идите- ка в бор вместе, — посмотрел он на своего сына. — Покажешь Георгию наши юрты, кайм для оленей, озеро. На обратном пути к брату зайдёте. Он рад будет.
— Только я своих собак брать не буду. А то у него кобель чего доброго какого-нибудь нашего задавит.
— А где ваши собаки? — спросил я.
— Сидят в вольере, чтобы лосей зря не гоняли, — сказал Фёдор. — Вольера большая, не обезножат. Ты хорошо сделал, что своих чёрных волков привязал.
— А что же вы не предупредили, что у вас олени? — спросил я. — Вот был бы концерт! Разогнали бы весь ваш скот.
— Ничего, олени как разбегутся, так и соберутся, — засмеялся Пётр. — А за глухарями пойдём не в сторону стада, а на юг. Там нет беломошников, значит и оленей, — поднялся он из-за стола.
Через несколько минут мы подошли к вольере, где жили собаки хантов. То, что я увидел, меня приятно удивило: за оградой бегали чистокровные без всяких примесей хантейские лайки!
— Надо же, — спросил я Петра. — Как вам удалось сохранить таких собак?
— Эти лайки нашего рода. Щенков отдаём только своим друзьям и родственникам и других собак не завозим.
— Ты видишь, — показал я парню. — Они похожи на моих чёрных, только меньше размерами и серые. По сути-то, одна порода.
— Вообще-то, походят, — согласился молодой хант — Особенно головы.
— Я забыл спросить твоего отца, где та кочевая дорога, по которой когда-то эвенки ходили вашими борами? — перевёл я разговор на интересующую меня тему.
— Мы как раз туда и идём. Но она дальше, на болотах, — сказал молодой Ярцемов.
— А ты откуда знаешь? — спросил я его.
— Деды рассказывали. Там на сосновых гривах до сих пор и лабазы тунгусов стоят, я правда не видел.
«Как интересно получилось? — подумал я про себя. — В Томской области про эту кочевую дорогу я только слышал, а здесь в Тюменской нахожусь с ней уже рядом. Там о ней рассказывали эвенки, а здесь то же самое, но уже ханты».
Размышляя таким образом, я и не заметил, как мои собаки, умчавшись куда-то вперёд, подняли с земли выводок глухарей.
— Петя, — обратился я к ханту. — У тебя «тозовка», сбегай, подсоби собакам.
— А ты как же? — обрадовался молодой охотник.
— Я ещё настреляюсь, — махнул я рукой.
Петя убежал на лай, а через несколько минут раздались три винтовочных выстрела. Когда я подошёл к Петру, тот стоял с тремя петухами.
— Я самых здоровых стрелял, как же нам их таскать? — спросил он растерянно.
— А мы пойдём назад этой дорогой, или другой? — посмотрел я на него.
— Можно этой, можно и другой.
— Если этой, то глухарей мы повесим на сосну, а на обратном пути заберём, — посоветовал я.
— Тогда давай так и сделаем, — обрадовался разгорячённый Ярце- мов.
— А почему копылух не стал стрелять? — спросил я молодого парня.
Мы шли по бору, прислушиваясь, не залают ли где снова собаки.
— А зачем? — удивился он. — Мы в своих угодьях ни тетёрок, ни копылух не стреляем. Оттого и птицы у нас полно.
В этот момент сбоку от нас опять раздался собачий лай.
— Сейчас твоя очередь добывать глухаря, — запротестовал Петя, видя, что я хочу снова предложить ему показать свою меткость.
«Ну что же придётся идти», — вздохнул я.
К вечеру у нас набралось двадцать птиц. Под таким грузом на обратном пути нам было уже не до разговоров. Мы шли по звериной тропе часто отдыхая и ругая себя за жадность.
— Ничего, — ворчал Петя. — Зима длинная, считай, до Нового года ты уже с мясом и лося не надо…
— Добычу пополам! — настаивал я. — Мне с глухарями одни хлопоты. Жены у меня нет, щипать и обдирать их некому, так что договорились.
— А ты мою сестрёнку возьми в жёны, — предложил мой новый товарищ. — Она всё умеет: и шить, и готовить, и шкуры выделывать. Да и красивее её никого на Югане нет. А может и во всём районе!
— Сколько же ей лет? — спросил я.
— Всего четырнадцать. Она в Сургуте в интернате сейчас. Через два года как школу окончит, можешь забирать!
— А она за меня пойдёт? — засмеялся я. — Посмотри какой я страшный: бородатый, с виду свирепый, а потом, зачем я ей, русский? Ей хант нужен…
— Хороших хантов уже не осталось, — погрустнел парень. — Люди спиваются и умирают. Это мы, Ярцемовы, не пьём. А что творится в тех же Когончиных?! На двадцать пять юрт каждую неделю вертолётом по тридцать ящиков водки завозят!
Молодой охотник говорил правду. И от этого на душе стало тоскливо.
— Вас намеренно убивают, — согласился я с ним. — И виноваты в этом власти, Петя. Подонки, сидящие в Кремле, и здесь, в Сибири. О людях они не думают. В голове у них нефть и газ. А вас травят пойлом, чтобы прибрать под нефтепромыслы ваши родовые угодья. Чтобы под ногами не путались. Такая политика нашего государства…
Мы присели на валёжину и замолчали. Больше говорить ни о чём не хотелось. Но вдруг молодой охотник оживился и, посмотрев на меня долгим оценивающим взглядом, спросил:
— А ты ведь не на охоту по Югану ездил и к нам приехал не за глухарями? Мой отец это сразу понял, потому тебя к нам и пригласил.
Взглянув в открытые честные глаза ханта, я прямо сказал:
— Всё правильно, Петя, только я не знаю, что делать? Грязин хочет ограбить ваше капище. Ждёт холодов, когда застынут реки и болота. А я никому из хантов не могу объяснить, какая беда нависла над кумиром Юган-Ики!! Меня не слышат! Побывал в трёх юртах — ваши уже четвёртые.
— Ты точно знаешь, что задумал начальник экспедиции? — изменился в лице младший Ярцемов.
— Конечно! — сказал я вставая. — Предупредили надёжные люди.
— Тогда пойдём и как можно скорее, — вскочил со своего места охотник. — Всё расскажем отцу. А потом поедем к его двоюродному брату Лисаку Павловичу Каюкову — хранителю Юган-Ики.
Без остановок на одном дыхании мы дошли до стойбища и сложив свою добычу в рядом стоящий амбарчик, возбуждённые предстали перед удивлёнными хозяевами.
— Ну-ка, рассказывайте, что у вас там произошло? — смерил нас взглядом глава семейства. — Неужто мангики* встретили?
— Не мангики, вот он, Георгий, — показал на меня Пётр, — говорит, что начальство экспедиции задумало ограбить нашего Юган-Ики. Для этого он и ездил по хантейским юртам, чтобы предупредить нас.
— Давай-ка всё подробно, — помрачнел Ярцемов старший.
Мы сели за стол, и я рассказал о визите Бежана и о своём путешествии к юртам Тауровым.
Хороший однако этот парень, твой друг Бежан, — отметил Фёдор. — Не боится своего начальства.
— К тому же он не из СССР, а из Персии, — добавил я. — Казалось бы, какое ему дело до наших проблем? Ну так что же будем делать?
— Сейчас кушать и отдыхать. А завтра чуть свет поедете к Лисаку Павловичу, надо его предупредить. Через пару недель начнутся морозы и тогда может быть поздно, — сказал Ярцемов старший.
Рано утром, наскоро поев и собравшись, мы с Петей завели лодочные моторы и, махнув рукой на прощание провожавшему нас Фёдору, отправились по протоке к Югану. Наконец-то, на душе стало спокойнее.
«Лёд тронулся, — думал я. — Всё-таки достучался! Ну что, товарищ Грязин? Будет у тебя теперь дырка от бублика!»
