Между тем в Новгороде готовилось под руководством князя Пожарского ополчение, которое хотело биться как с поляками, так и с воюющими с ними казаками. Марина, понимая, что все уже очень плохо, и союзников у нее нет, отправила посла в Персию, предлагая заключить союз и поставить ее сына на царство. Но посол попался в руки Пожарского.
Не лучше дело обстояло и с новым самозванцем: тот слишком вольготно себя вел, вскоре был арестован псковичами за насилие и разврат и выслан в кандалах в Москву. Но не доехал: то ли его убили по дороге конвойные, то ли казнили уже под столицей. Трубецкой отступил от Заруцкого и Марины и призвал Пожарского в Москву. Заруцкий с Мариною отправили к Пожарскому убийц, но те попались. Не дожидаясь прихода Пожарского в казацкий табор, Заруцкий с Мариной и отрядом верных казаков бежали 17 июня в Коломну. Но ополчение приближалось, и Заруцкий с Мариной, ограбив Коломну, отправились в Михайлов, где оставались несколько месяцев.
В октябре 1612 года Москву освободили от поляков, а в феврале 1613-го на престол избрали Михаила Федоровича Романова. Марина и Заруцкий тем временем рассылали грамоты, требуя присяги Ивану Дмитриевичу. Великорусские казаки присягнули Михаилу, но множество обретающихся в Московской земле малорусских казаков примкнули к Марине и Заруцкому.
Новый царь послал против людей Заруцкого Ивана Никитича Одоевского, и те перешли из Михайлова в Лебедянь. А когда войско приблизилось, бежали в Воронеж. Именно здесь, в конце 1613 года, произошла кровопролитная битва, продолжавшаяся два дня. Войско Марины было разбито, потеряло весь свой обоз и знамена, а Марина с Заруцким бежали за Дон. Одоевский решил, что они уже неопасны, и преследовать их не стал. Они же через некоторое время осели в Астрахани, где убили местного воеводу Хворостинина и стали переманивать на свою сторону казаков, татар, Турцию и всех, кого могли. Воевать уже мало кто хотел, и большинство просто тянули из Заруцкого деньги. Психологическое состояние Марины можно понять по тому нюансу, что она приказала не звонить рано к заутрене, говоря, что ее сын пугается звона. Но понятно, что она до сих пор помнила тот московский набат.
На Астрахань из Москвы отправилось войско, но не успело оно еще приблизиться, как в воровском стане произошла междоусобица, и Заруцкому с Мариной и верными людьми пришлось сесть на струги и плыть вверх по Волге, так как снизу поднимался царский воевода Хохлов. Астрахань принесла присягу Романову. Заруцкий с Мариной хотели под шумок проскочить мимо Астрахани в море, но их заметили, дали залп, и войско Заруцкого и Марины рассеялось. Многих казаков убили, многих схватили. Была арестована даже подруга Марины полька Варвара Казановская. Но Заруцкий и Марина, воспользовавшись извилистым руслом, сумели скрыться.
Тем не менее кто-то увидел, что они вышли в море, а затем повернули в Яик. Вскоре на Яик были высланы стрельцы. На Медвежьем острове обнаружили воровской лагерь, в котором находилось около шести сотен казаков. Всем заправлял атаман Треня Ус, который Заруцкого себе полностью подчинил, а у Марины даже отнял ребенка и держал его при себе. Увидев стрельцов, казаки тут же поцеловали крест царю Михаилу и выдали беглецов. Ус с несколькими соратниками сбежал и потом еще некоторое время разбойничал.
Пленников привезли в Астрахань, а 13 июля отправили поодиночке вверх по Волге. Марину везли в кандалах с приказанием убить при малейшем подозрении, что ее хотят освободить.
В таком виде ее и ввезли в Москву. Восемь лет назад она въезжала в русскую столицу совсем не так. Ее четырехлетнего сына повесили за Серпуховскими воротами, а Заруцкого посадили на кол. Судьба самой Марины неизвестна. Но полякам, при размене пленными, сказали, что Марина умерла в Москве, в тюрьме, «с тоски по своей воле». Говорят, что это произошло в Круглой, или Маринкиной, башне коломенского кремля. Другие же утверждают, что ее повесили или утопили. Перед смертью Марина прокляла род Романовых, говоря, что мало кто из них умрет своей смертью и убийства будут продолжаться до тех пор, пока Романовы не сгинут. Проклятие Марины сбылось. Еще при ее жизни верили в то, что Марина колдунья и умеет обращаться сорокой. Зимой 1916–1917 годов в Кремле, говорят, было очень много сорок…
Видят Марину и сегодня. Она идет по набережной или по Столешникову переулку, одетая в польское платье, и, ни на кого не глядя, плачет. Некоторые утверждают, что на ней видны кандалы.
Глава 3. Призраки петровских времен
Новодевичий монастырь, Новодевичий пр., 1, ст. м. «Спортивная»
Новодевичий монастырь был основан великим князем Василием III в 1524 году — в честь Смоленской иконы Божией Матери «Одигитрия», в благодарность за взятие Смоленска. Построенный фактически в честь пролитой с обеих сторон конфликта русской крови, монастырь этот увидел еще крови немало. Да и основали его на не слишком хорошем месте — на так называемом Девичьем поле, где во времена татаро-монгольского нашествия баскаки отбирали русских девушек для отправки в Орду.
Разоренный в Смутное время монастырь был восстановлен Михаилом Романовым и вскоре стал «царским богомольем». Новодевичий получал щедрые царские дары: вотчины, драгоценности, пожертвования.
Особенно полюбила его Софья Алексеевна, дочь царя Алексея Михайловича от его первой жены — Марии Ильиничны Милославской, сестра Петра I. Она практически отстроила монастырь заново, в модном в то время стиле барокко. Сложно сказать, говорили ли восхищенные масштабами строительства богомольцы что-то вроде «как для себя старается», но вышло именно так.
После смерти царя Федора Алексеевича, не оставившего наследников, на трон претендовали два его младших брата: Иван V и Петр I. Ивана продвигал на царство клан Милославских, а Петра — Нарышкиных. В день смерти Федора Алексеевича, 27 апреля 1682 года, царем был провозглашен Петр. Про Ивана, несмотря на его старшинство, говорили, что он слабоумен.
Умная и энергичная Софья решила воспользоваться недовольством стрельцов, которые давно не получали жалованья, и, опираясь на клан Милославских, стала распускать слухи, что «худородные» Нарышкины и вовсе «загнобят» стрельцов.
А 15 мая и вовсе разнесся слух, что Нарышкины задушили царевича Ивана. Стрельцы бросились с оружием в Кремль, смяв охрану, и лишь царица Наталья Кирилловна, державшая за руки царя Петра и царевича Ивана, патриарх и несколько бояр, не испугавшиеся выйти к разъяренной толпе, сумели их успокоить.
Но князь Михаил Долгорукий, сторонник Нарышкиных, начал кричать на стрельцов, обвиняя их в измене и угрожая суровой расправой. Это была ошибка: стрельцы поднялись на крыльцо и сначала сбросили на подставленные пики Долгорукого, а потом расправились и еще с несколькими сторонниками клана Нарышкиных. Начались убийства бояр и стрелецких начальников, пытавшихся призвать воинство к дисциплине. Затем стрельцы поставили в Кремле свои караулы, и царская семья оказалась в заложниках взбунтовавшегося воинства.
На следующий день стрельцы потребовали выдать Ивана Нарышкина, который прятался в спальне сестры-царицы, угрожая, если этого не будет сделано, перебить всех бояр. Наталье Кирилловне, под давлением Софьи, пришлось на это пойти, и ее брата предали пытке и казнили. Отец же царицы Кирилл Полуэктович Нарышкин, по настоянию стрельцов, был пострижен в монахи и выслан в Кирилло-Белозерский монастырь.
Хотя царем формально оставался малолетний Петр, а Наталья Кирилловна — регентшей, никакой силы за ними не стояло: все их родственники и сторонники или были перебиты, или бежали из столицы.
19 мая стрельцы подали царю челобитную (а фактически — ультиматум) с требованием выплатить им всю задолженность по жалованью, которая, по их мнению, составляла 240 000 рублей. Таких денег в казне не было, достать их было негде, и управление государством взяла в свои руки Софья: она приказала собирать для этого деньги по всей стране и даже переплавить золотую и серебряную посуду царской столовой.
23 мая стрельцы подали новую челобитную, в которой, явно не без наущения Софьи, обращались сразу к двум государям: Петру и Ивану — и просили сделать Софью регентшей. Такое решение было выгодно не только Милославским, получавшим в руки часть уплывшей было власти, но и им самим, которые теперь могли не опасаться мести Нарышкиных.
Патриарху и Боярской думе не оставалось ничего другого, как выполнить требования стрельцов. Но те не успокоились и для окончательного разрешения ситуации потребовали признать все совершенные ими убийства не только законными, но и поставить на Лобном месте памятный столб, на котором должны были быть вырезаны имена всех «воров-бояр», истребленных во время бунта, с перечислением их злоупотреблений, никем, понятно, не доказанных. И лишь когда было исполнено это, стрельцы успокоились. Но покидать Кремль, тем не менее, не спешили.
