— Вы слышите их разговоры?
— Да.
— На каком языке они говорят?
— Я не уверена, но мне кажется, что это французский. Почему-то я его понимаю.
— Что вы чувствуете? Кем вы себя ощущаете?
— Молодой женщиной, которой нездоровится. Мне кажется, что я очень тороплюсь.
— Попробуйте посмотреть на себя со стороны. Как вы одеты?
Я улыбнулась:
— Как в кино. На мне длинная юбка, какой-то жакет. Шляпка. Это считается недорого. Но я стараюсь выглядеть хорошо. Там я очень слежу за своей внешностью. Впрочем, как и здесь.
— Представьте, что прошло некоторое время. Вам удалось прийти туда, куда вы так спешили?
— Нет. Я хочу свернуть в переулок, но какой-то мужчина больно хватает меня за руку. Он хочет вернуть меня туда, откуда я убежала.
— Рассмотрите его. Как он выглядит?
— Неприглядно. Я его боюсь и ненавижу. Он небрит, у него спутанные жидкие волосы, красные глаза. И… Мне кажется, что от него очень неприятно пахнет.
— Чем?
— Я не знаю. Наверное, ассоциативно, но мне приходит в голову ваш абсент, который я нюхала прошлый раз. Да… — от догадки я провела руками по лицу. — Они все там пьют именно его. Только он там мутный и бледно-зеленый. Вся улица там пахнет анисом. И этот человек дышит на меня этим отвратительным зловонием.
— Кем вам приходится там этот человек?
— Он мой муж.
— Посмотрите на него внимательно. Вы знаете его в этой жизни?
У меня от страха сжалось сердце. Этого не может быть! Я ощутила знакомый прилив ненависти, какой накатывал на меня во время близости с Максом.
— Это мой муж. Макс. И это невероятно.
— Представьте себе, что прошло некоторое время. Что вы видите?
— Мы с мужем в какой-то маленькой квартире. Там бедно, но чисто. Он кричит на меня, а я сажусь на кровать и прячу голову среди вышитых подушек. Мне не хочется его слышать. Я молюсь о том, чтобы он умер.
— Вам по-прежнему нездоровится?
— Да, у меня какая-то тяжесть в животе. Мне кажется… Да, совершенно точно… Я там беременна!
Артис вдруг спросил меня своим обычным тоном:
— Вы хотите смотреть дальше или желаете прерваться?
— Лучше я немного передохну, — Марианна тяжело вздохнула.
— Тогда посмотрите на меня, — я вонзился взглядом ей в глаза и приказал ее боли утихнуть. Все. Пусть останутся только картинки прошлого. Пока в памяти не будет ни страха, ни ненависти. Лишь видеоряд.
Марианна кашлянула и сжала подлокотники кресла:
— Что это было? Вы меня загипнотизировали?
Извечный глупый вопрос. Людям легче всего поверить в то, что им внушают какие-то образы, что они сами выдумывают небылицы, что это бред их воспаленного разума… Они верят во все, только не в главное — я открываю им возможность помнить.
— Нет, Марианна. Это были ваши собственные воспоминания. Добро пожаловать в мир прошлого.
— Но я в это не верю, — она сердито взглянула на меня. — Это невозможно.
— Ваша беда в том, — я встал и, закурив сигарету, сделал несколько шагов по комнате, — что даже идя ко дну, вы не протяните руку к спасательному кругу, просто потому, что его бросил вам не профессиональный спасатель, а прохожий, решивший проявить сострадание.
Она нахохлилась взъерошенной птицей и помотала головой:
— Нет. Вы не правы. Иначе я не пришла бы к вам в третий раз. Я пытаюсь вам поверить, но… Это для меня не более, чем сказки. Мне кажется, что я нанюхалась у вас абсента, поговорила о своих ночных приступах… Все это перемешалось у меня в голове, а теперь… Теперь я уже сама не знаю, что и думать…
— Марианна, — я сделал паузу и посмотрел на нее.
— Что?
— Сделайте одолжение. Не рассказывайте об этом пока ни отцу, ни мужу. Хорошо?
Она замялась и стала громко мешать ложкой остатки своего остывшего кофе.
— Ну, так как? — я остановился возле окна и присел на подоконник.
— Хорошо. Только ответьте мне на один вопрос.
— На какой? — мне стала любопытна ее, не понятно каким ветром навеянная смелость.
— Почему вы все это делаете для меня? Зачем тратите на меня свободное время?
Как мне объяснить свои меркантильные мотивы этому глупому приземленному созданию с зашоренным разумом? Что я могу сказать? Было бы крайне невыгодно раскрывать перед ней все карты. Я вернулся на свое место и сел на диван.
— На этот вопрос, Марианна, — я старался говорить как можно мягче, — вы сами дадите себе ответ. Но только не сегодня, а однажды. После того, как до конца просмотрите свою жизнь с вашим мужем.
— Но мне хотелось бы продолжить это прямо сейчас.
— Зачем? — я рассмеялся. — Вы же не верите в реальность своих видений?
Замявшись, она промолчала. Мне стало ее немного жаль.
— Идите-ка вы домой. Там муж, теплая постель, ожидание беременности…
— Почему вы иронизируете? — ее щеки вспыхнули. — Разве я много хочу от жизни?
— Да нет… Скорее слишком мало.
— Как это?
Любимый вопрос Марианны: «Как это?». По-иному она и формулировать не может.
— Вы спрашиваете, как это? Да, очень просто. Надо понимать, чего именно вы хотите. Идите домой и проанализируйте каждый шаг вашего мужа, все его слова, жесты, взгляды. Подумайте о том, что вас связывает. Что? Вы можете мне ответить? — она хотела что-то отрапортовать, но я ее удержал. — Только увольте меня от глупых рассказов об идеях любви и семейного долга, которыми замусорили ваш мозг родители…
— Замусорили? — в негодовании она вплеснула руками. — Семейные отношения составляют основу нашего общества!
— Такие отношения, как у вас, напротив, наше общество приводят к разложению и деградации. Если бы у нас было больше разводов, то создавалось бы больше браков по любви. Эта простая формула никак не доходит до таких как ваши родители и вы сами.
— Но при чем же здесь родители? — она посмотрела на меня, как на лжесвидетеля в суде. — У них-то как раз любовь с годами не стареет.
— Разумеется, потому что стареть нечему, — я хлопнул рукой по столу. — Марианна, вы меня утомили. Идите. Я вас отпускаю.
В ее глазах прочитывалось непонимание моих слов и поступков. Пусть. Чтобы разрушить стены тюрьмы, сперва надо их раскачать. Я протянул ей руку и помог встать.
— Позвоните мне послезавтра днем. Думаю, вам не повредит пару вечеров пообщаться со своим благоверным.
Закрыв за ней дверь, я почувствовал облегчение. Наверное, мне не стоит затягивать эту историю. Хотя нет… Я же не смогу прекратить общение с этой несчастной до тех пор, пока не налажу ее семейную жизнь. Как это в самом деле скучно… И за что собственно меня наградили такой обузой? Ах, да… Я же скорее всего стал причиной ее смерти… Как обычно — четвертовал и съел. Однако, это все довольно странно…
Я задумался и вышел на балкон. Над центральной площадью города повис толстобокий дирижабль с ярким рекламным транспарантом — начинался концерт какой-то долгожданной звезды шоу-бизнеса. Тоска. Мне вдруг показалось, что нечто в наших с Марианной отношениях выбивалось из привычной схемы. Но почему? А что если посмотреть в свои собственные глаза? Под руку попалась маленькая пудреница, оставленная на кресле Марой. Щелкнув замком, я поднес к лицу зеркальный кругляшок. Прошла секунда, две, три… Я внимательно разглядывал отражение своих зрачков, но ничего не происходило… Проклятый дар! Он проявляется только тогда, когда я смотрю чужие жизни. Ну что я такого мог сделать с ней кроме убийства? Пытать, четвертовать? Это мы уже проходили. Здесь было что-то иное. И я никак не мог понять, что именно. Неловко брошенное на стол зеркало, соскользнуло на пол и разлетелось на мелкие осколки. Странно… В моей семье это всегда считалось предвестием начала новой жизни. Что ж, самый лучший способ узнать будущее — это дожить до его наступления…
Свежая только что родившаяся неделя заявила о себе неистовым цветением сирени и горячим, будоражащим воображение ветром. Птицы в сладком томлении распевали на два голоса арию весны, а судьба, заскучав от недостатка событий, вдруг решила, что наступает пора перемен, и подлила страстных пунцово-алых оттенков в палитру своего рисунка.
Первую половину дня я старательно писала материал о лечении мигрени. Это была далеко не первая медицинская тема, над которой мне приходилось работать, поэтому особых сложностей я не испытывала. К обеду текст был готов, и я решила позвонить Герарду, чтобы согласовать содержание:
— Здравствуйте, это Елена. Мы с вами вчера беседовали о статье…
— А, конечно, конечно. Рад слышать! — вот уже часа три, как я сидел с телефоном в руках, ожидая ее звонка. Как это право смешно, что ей приходится напоминать мне, кто она такая. Будто бы за эту ночь я мог забыть о нашем знакомстве. — Как ваша работа? Все ли удалось написать?
