Понаблюдайте, как разговаривают муж и жена: они вообще не разговаривают. Муж думает о работе, о зарплате, жена думает о нарядах на Рождество. Внутри каждый из них имеет свой собственный мир, но их личные миры где-то встречаются – или, скорее, сталкиваются, – потому что наряды жены будут зависеть от зарплаты мужа, а зарплата мужа обеспечит наряды жене. Жена говорит: «Дорогой», – но за этим словом, «дорогой», кроется мысль о нарядах, она думает о них. Слово «дорогой» не означает того, что о нем написано в словаре, потому что каждый раз, когда женщина говорит «дорогой», это всего лишь прикрытие, и муж мгновенно пугается. Конечно, он этого не показывает, потому что, когда кто-то говорит «дорогой», нельзя показывать испуг. И он отвечает: «Да, дорогая? Как ты?» Но он боится, потому что думает о своей зарплате, знает о приближающемся Рождестве и чувствует опасность.
* * *
Жена Муллы Насреддина говорит ему:
– Что случилось? Я плакала, рыдала, слезы катились по моим щекам, а ты даже не поинтересовался, почему я плачу.
Насреддин ответил:
– Довольно! Такие вопросы слишком дорого обходятся. В прошлом я совершал эту ошибку очень много раз, твои слезы – это не слезы, это платья, новый дом, новая мебель, новая машина, многие вещи скрываются за этими слезами. Эти слезы – лишь начало.
* * *
Диалог невозможен, потому что внутри существуют два различных мира… Возможен только конфликт.
Сны – дело личное, истина – нет. Истина не может быть личной, она не может быть моей или вашей, истина не может быть христианской или индуистской, истина не может быть индийской или греческой. Истина не может быть личной. Сны – да. Все личное – запомните – принадлежит миру снов. Истина – это открытые небеса, она для всех, она едина.
Вот почему Лао-цзы говорит, что язык может отличаться: когда говорит Будда, его язык отличается, когда говорит Гераклит, у него другой язык – но говорят они об одном и том же, указывают на одно и то же. Они не живут в своем мире. Их личный мир исчез вместе с их грезами, желаниями – вместе с умом. Ум имеет собственный мир, но у сознания нет своих миров. Пробужденные имеют один общий мир… Все, кто бодрствует, имеют один общий мир – существование. А все спящие и грезящие имеют каждый свой собственный мир.
Ваш мир должен быть отброшен – это единственное, от чего я прошу вас отречься. Я не говорю вам оставить жену, не говорю уйти с работы или отказаться от денег, отказаться от чего-либо, нет! Я просто говорю вам оставить ваш личный мир снов. Вот что для меня означает саньяса. Старая саньяса отказывалась от мира, от видимого. Человек отправлялся в Гималаи, бросал жену и детей – в этом нет никакого смысла. Не мир нужно оставить. Как его можно оставить? Даже Гималаи принадлежат этому миру. Настоящий мир, от которого необходимо отказаться, – ум, личный мир снов. Если вы отречетесь от него, то, оказавшись на рынке, вы будете в Гималаях. Если вы не отречетесь от него, то и в Гималаях создадите вокруг себя свой собственный мир.
Как можно сбежать от самого себя? Где бы вы ни оказались, вы будете с самим собой. Куда бы вы ни направились, вы будете вести себя одинаково. Ситуации могут отличаться, но как вы сможете измениться? Вы будете спать и в Гималаях. Какая разница от того, будете ли вы спать здесь, в Пуне, или вы будете спать в Бостоне, или вы будете спать в Лондоне, или в Гималаях? Где бы вы ни были, вы будете грезить. Отбросьте сны! Станьте более бдительными. Внезапно сны исчезнут, и вместе с ними исчезнут все несчастья.
Все, что мы видим, когда бодрствуем, есть смерть, а когда спим – сон.
Это поистине прекрасно: когда вы спите, то видите сны, иллюзии, миражи, ваше собственное создание, ваш собственный мир. Когда вы просыпаетесь, что вы видите? Гераклит говорит: «Когда вы просыпаетесь, то видите повсюду смерть». Может быть, поэтому вы не хотите видеть. Может быть, поэтому вы грезите и создаете вокруг себя облака из снов, чтобы не пришлось столкнуться лицом к лицу со смертью. Но помните: человек становится религиозным только после того, как встретится со смертью, никак не раньше.
Когда вы встречаетесь со смертью, когда вы сталкиваетесь с ней лицом к лицу, когда вы не избегаете ее, не уклоняетесь, не убегаете, не создаете вокруг себя облако, когда вы смотрите ей в лицо, встречаетесь с ней, с фактом смерти, внезапно вы осознаете, что смерть есть жизнь. Чем глубже вы движетесь в смерть, тем глубже вы движетесь в жизнь, потому что, как говорит Гераклит, противоположности встречаются и сливаются, они – одно.
Если вы пытаетесь убежать от смерти, помните: вы будете убегать и от жизни тоже. Поэтому вы выглядите такими безжизненными. В этом парадокс: убегая от смерти, вы становитесь мертвым – встречая лицом к лицу, принимая смерть, вы становитесь живым. В момент, когда вы сталкиваетесь со смертью так сильно, что начинаете чувствовать, что умираете, – не только снаружи, но и внутри тоже чувствуете смерть, прикасаетесь к ней – наступает кризис. Это крест Иисуса, кризис умирания. В момент, когда вы умираете в одном мире – мире горизонтальном, мире ума, – вы возрождаетесь в другом.
Воскресение Иисуса – явление не физического плана. Христиане без нужды создали вокруг него столько гипотез. Оно – не воскрешение этого тела, оно – воскрешение этого тела в другом измерении, воскрешение другого тела, которое никогда не умирает, в другом измерении. Это тело временно, а то тело – вечно. Иисус воскресает в ином мире, мире истины, личный мир исчез.
В этот последний момент Иисус говорит, что он обеспокоен, встревожен. Даже такой человек, как Иисус, умирая, волновался – так должно быть. Он говорит Богу, он кричит: «Что ты делаешь со мной?» Он хотел бы зацепиться за горизонтальный мир, хотел бы ухватиться за жизнь – даже такой человек, как Иисус.
Поэтому не вините себя, вам тоже хотелось бы за что-то зацепиться. Это – проявление человеческого в Иисусе, он более человечен, чем Будда или Махавира. Это свойственно человеку: при встрече со смертью он беспокоится, кричит, но не возвращается назад, не падает. В то же мгновение он осознает, о чем просит. Тогда он говорит: «Исполнится воля твоя!» – и расслабляется, сдается. В тот же миг колесо поворачивается – он больше не в горизонтали, он вошел в вертикаль, в глубину. Там он воскресает в вечности.
Умрите для времени, чтобы воскреснуть в вечности.
Умрите для ума, чтобы ожить в сознании.
Умрите для мысли, чтобы родиться в осознанности.
Гераклит говорит: «Все, что мы видим, когда бодрствуем, есть смерть».
Вот почему мы живем в мечтах, снах, транквилизаторах, наркотиках, опьянении – чтобы не столкнуться с этим фактом. Но вам необходимо встретиться с этим фактом. Если вы встретитесь с ним лицом к лицу, этот факт обернется истиной, если же будете избегать, то будете жить во лжи. Если встретиться с этим фактом, он становится дверью в истину. Смерть – факт, это нужно принять. Истина станет жизнью, вечной жизнью, изобилием жизни, жизнью, которой нет конца.
И тогда смерть перестает быть смертью. Тогда жизнь и смерть – одно, как два крыла, – это и есть скрытая гармония.
Достаточно на сегодня.
Глава 3
Мудрость едина и уникальна
Каждому присуще
познавать себя
и быть умеренным.
Умеренность – величайшая из добродетелей.
Мудрость заключается в том,
чтобы говорить и действовать из истины,
осознавая природу вещей.
Слушая меня, но не Логос,
будет мудрым признать,
что все едино.
Мудрость есть одно —
познать разум, управляющий
всем через все.
Мудрость едина и уникальна —
она не желает и желает
называться именем Зевса.
* * *
Нужно прояснить некоторые моменты, прежде чем мы начнем разбирать эти сутры Гераклита.
Первое: познать себя – самое сложное. Так не должно быть. Наоборот, это должно быть самым простым. Но по многим причинам это не так. Это стало так сложно, вы столько вложили в собственное невежество, что кажется почти невозможным повернуть назад, вернуться к источнику, встретиться с собой.
Вся ваша жизнь, как она есть, какой она одобряется обществом, государством, церковью, основана на незнании себя. Вы живете, не зная себя, потому что общество не хочет, чтобы вы знали себя. Это опасно для общества. Человек, знающий себя, обречен на бунтарство.
Знание – это величайшее восстание, я имею в виду знание себя, не те знания, которые собраны в Писаниях, не те знания, которые получены в университетах, но знание, которое появляется, когда вы сталкиваетесь со своим существом, когда вы приходите к себе полностью обнаженными, нагими, когда вы видите себя такими, какими вас видит Бог, а не такими, какими вас хочет видеть общество. Когда вы видите ваше исконное существо в его тотальном диком цветении – а не как что-то цивилизованное, обусловленное, окультуренное, отполированное.
