В основном, я стараюсь оставаться пассивным, предоставляя силе нисходить и работать. Она спускается до пупка и распространяется вширь.
Сейчас я изучаю действие этой Силы. Мне кажется, что она не вполне духовна… Я хочу сказать, ее природа сродни ощущению." (Цит. из: Беседы с Павитрой. Пондичерри, 1967)
В представленном дневнике присутствуют все основные характеристики самовнушенного опыта: медленное (не спонтанное) формирование образа, постепенная фиксация его, «достраивание» до необходимой по инструкции полноты и глубины, неопределенность тактильных ощущений и их перемещений… Где же истина, где «вторжение» Реальности, или оно так и случается — исподволь повторяя аутогенную тренировку Шульца?
Такой вопрос возникает далеко не сразу. Чем длительнее наблюдение, тем больше сомнений. Да и результаты все какие-то сомнительные — там почувствовал, здесь потеплело, там кольнуло, или вспышка света перед глазами… Десятилетиями упорного труда, а иногда — всю жизнь.
Опыт, лично мною проведенный по методикам дона Хуана, оказался до неправдоподобности противоположным во всем. Изменение режима восприятия случалось всегда резко, непредсказуемо, спонтанно. Яркие и плотные образы не «накладывались» на обычное восприятие, а полностью вытесняли его. Если достигаются контроль над вниманием сновидения, то образы обретали еще большую четкость. Наблюдаемые мною случаи экстериоризации энергетического тела отличались высокой динамикой и убедительностью — чего никогда не бывало при многолетней практике йогических медитаций.
Мощные вибрирующие звуки, сопровождавшие иногда начало эксперимента, вначале были для меня загадочны и ничего не объясняли. Намного позже, перечитывая сочинения Кастанеды, я нашел подобное описание странных ревоподобных звуков — так воспринимал Карлос включение второго внимания или приближение "союзника".
Я не стану останавливаться на подробностях своих экспериментов по двум причинам: во-первых, никто не свидетельствовал их и не фиксировал, никто нс производил научной верификации, а во-вторых — это лишь пробные шаги, сделанные наощупь, крайне обрывочные и, возможно, бессмысленные фрагменты — причудливая галька, подобранная на берегу бесконечных морей нагуаля.
Но я знаю: мы не одиноки, и в моих архивах хранятся отчеты об опытах, подтверждающих практическую ценность основных дон-хуановских методик. Нагуаль повсюду — где же скрыться от безмолвного грохота его вселенной? Спасибо, что для нас с вами проложили тропинку через ближайший бурелом… А дальше?
Не так уж далеко ведет тропинка, по которой прошел Карлос Кастанеда со своим "магическим консультантом". Как небрежный возмутитель царственного покоя, он только и успел, что перешагнуть границы заповедника: а за нею нехоженая тропа, авантюристическая эпопея, никем не тронутая, древняя, чреватая чудесами. Заслуженному теоретику, с известной долей презрения скрывающему железный лоб в интеллектуальной нумизматике аптекарских исчислений, здесь бы и онеметь в брезгливом жесте: растление, фикция, конъюнктура… В общем-то мы писали не для них — певцов будних дней и хулителей эфемерности. Но и не для тех, что рады запьянеть от сладковатого сока сорной травы на романтичных пустырях и затушевать таким способом непоправимый, но упоительный недуг цивилизации. «Своемудрые» эпигоны — воздыхатели Блаватской, Елены Рерих и Махариши Махеша — уже вознегодовали: стой, смиренный путник! Впереди — безбожная топь и вечные сумерки злых идолов-лиходеев! Где обещанные буколики в кущах небесных, где лирические восторги истосковавшегося по слиянию с нами Божества? Мы не в претензии: каждый имеет право сойти в могилу убежденным солипсистом, христианином, в неразложимый свет Сат-Чит-Ананды, в нудьгу кромешного небытия материализма, скукожиться в эмбрион для следующих, не менее увлекательных, инкарнаций…
Мы просто показали вам, что на этой трагической колее, помимо воспарения в радостное ничто и удобрения сельского хозяйства, есть некое распутье, сбоина, "щель между мирами". А за нею — тропа, по которой уходят воины и маги.
О них не сложить эпитафий — их путь все еще длится, их день не утомляется вечным светом, но они — не боги. Быть может, они разведчики, посланцы, исследователи — одиночки, агенты рефлексирующего сознания, лазутчики вконец отчаявшегося тоналя? Они как те вещи в древнебуддистской сутре — "ни совершенны, ни несовершенны, ни порочны, ни непорочны". Они есть. Или только были?
Порою кажется, что туда — в непроглядный хаос неизведанных миров — идут только нищие, обездоленные и одинокие. Что это — их туманные низовья, их душевный недуг, их галлюцинаторная авантюра? Их бред или их спасение? Ведические риши рассказывали, что немногие, возлюбив вечность, оставив тело, уходили не на Луну, которая возвращает к новому рождению в прахе, а прямо на Солнце — там они превращались в молнии и улетали скитаться по любимой ими беспредельности.
Воин выбирает свободу. А воина выбирает сила. Манящие просторы энергетических полей своими светящимися нитями «нащупывают» формы, в которых жизнь с особой силой готова «резонировать» Непостижимому, позабыв и отчий кров и маленькую свою родину.
"Избрать тебя было решением силы. Никто не может изменить планов силы. Теперь, когда ты выбран, ты уже ничего не сможешь сделать, чтобы остановить выполнение этого плана.
— Но ты сам говорил мне, дон Хуан, что всегда можно потерпеть поражение.
— Это верно. Каждый может потерпеть поражение. Но я думаю, ты имеешь в виду что-то другое. Ты хочешь иметь свободу потерпеть поражение и закончить все на своих собственных условиях. Слишком поздно. Воин находится в руках силы, и его единственная свобода заключается в том, чтобы вести безупречную жизнь. Нет никакого способа разыграть победу или поражение. Твой рассудок, для того, чтобы отказаться от целостности самого себя, может захотеть, чтобы ты проиграл битву и упал, но есть контрмера, которая не позволит тебе провозгласить ложную победу или ложное поражение. Если ты думаешь, что можешь отступить в гавань поражения, то ты не в своем уме. Твое тело будет стоять на страже и не позволит тебе пойти этим путем." (IV, 60)
Как это ни парадоксально, но воин — это «раб» силы. Правда, противоречие разрешается легко: ведь сила, намерение, воля и есть сокровенная сердцевина его существа, подлинное сердце «мага», которое не позволит ему вернуться в душную конуру, где впереди — только скука и смерть. ("Я принес тебе свободу.") Как далека эта живая, деятельная свобода, зовущая и беспредельная игра ничем не ограниченного сознания, от апатичной свободы философов, которая в своей предельной абстрактности свободна даже от самой себя: экстремум качества, свобода от свободы — абсурд метафизического умствования.
И только одного-единственного намерения не достает нам, чтобы настежь распахнуть одичавшее сердце, одного шага, одной всепреображающей мысли. Оставьте в покое инструкторов и учителей — как бы то ни было, услышит только "имеющий уши". Простимся же с доном Хуаном, приняв напоследок напутствие всем грядущим исследователям Реальности:
"Наши трудности на этом простом пути, — сказал он, — вызваны нежеланием большинства из нас принять тот факт, что на самом деле требуется так мало, чтобы идти по нему. Мы ожидаем инструкций, обучения, проводников, учителей, и когда нам говорят, что никто из них нам не нужен, мы не верим этому. Мы становимся нервными, затем теряем веру и под конец сердимся и разочаровываемся. Реальная же помощь, которая нам действительно нужна, заключается не в методах, а в правильном указании. Если кто-нибудь дает нам возможность осознать, что необходимо освободиться от чувства собственной важности, — это и есть реальная помощь.
Маги говорят, что мы не нуждаемся ни в чьих убеждениях в том, что мир бесконечно сложнее, чем наши самые необузданные фантазии. Так почему же мы так зависимы? Почему мы так страстно желаем найти себе проводника, когда все можно сделать самому? Вот ведь вопрос, а?" (VIII, 155)
