Вообще, известны несколько попыток найти таинственную книгу Брюса. Профессор Московского университета Ковалев в 1857 году проводил раскопки в Глинках и поиски в Сухаревской башне, но безрезультатно.
В начале XX века, под патронатом Николая II, пытался искать магическую брюсовскую книгу археолог Алексей Кузьмин. Средства выделили большие, но археолог, только признавшись своим друзьям, что наконец что-то понял в брюсовских тайнах, внезапно скончался…
Брюс не только разорял и выживал всех владельцев имения в Глинках, бродя призраком по разоренному парк у, но и показывался в других местах: в Москве, Санкт-Петербурге и еще нескольких российских городах.
Говорят, что он для эксперимента убил своего старика-лакея, затем разрубил его тело на части, полил их «мертвой» водой — и тело срослось. Затем Брюс окропил тело «живой» водой, и старик ожил и стал молодым. Убедившись, что эксперимент успешен, Брюс приказал слуге проделать с ним то же самое.
Слуга случайно разбил склянку с «живой» водой и владельца так и не воскресил. Лишь немного жидкости попало на ладонь Брюса. Брюса похоронили, а его дух теперь путешествует по России, пытаясь отыскать неверного слугу, и, вглядываясь в лица запоздавших прохожих, спрашивает: «Ты, Ванька?»
Как рассказывают очевидцы, когда могила Брюса была вскрыта, то ладонь его правой руки была абсолютно целой, как у живого человека. Вот косвенное подтверждение и еще одной легенды.
Увидеть призрак Брюса можно на улице Радио, где он пытается отыскать свою могилу, но чаще на том месте, где стояла Сухаревская башня. Появляется он в дни солнцестояний, а также в те ночи, которые чем-либо примечательны с астрологической точки зрения.
Глава 4. Болтливые мертвецы
Останкинская усадьба, ст. м. «ВДНХ»
Останкино считается в Москве районом самоубийц. Многие связывают это с сильными электромагнитными полями, излучаемыми телебашней, но, пожалуй, есть у этой легенды и более древнее объяснение.
Останкино с древних пор считалось местом нехорошим, бесовским, и потому именно здесь сделали кладбище для самоубийц, чтобы «хорошей земли не поганить». Самостоятельно покончивших с жизнью на общих кладбищах, как известно, не хоронили. Как, кстати, до определенной поры и актеров.
Сначала этими землями владел боярин Алексей Сотин. Решив, что нечего им пустовать, он в 1558 году собрался распахать поле, где сегодня стоит останкинский дворец, как перед ним появилась древняя старуха-горбунья и грозно сказала: «Не смей эту пустошь трогать, земля здесь не простая и не зря Останкиным называется: здесь человеческие останки лежат, не тревожь их. А коли потревожишь, то сам вместе с ними ляжешь…»
Сотин отнесся к предупреждению старухи с недовольством и просто прогнал ее. А через несколько дней был казнен Иваном Грозным, и земли его были отданы государем опричнику Орну, немцу по национальности.
Тот снискал у местных жителей дурную славу: говорили, что по ночам он устраивал бесовские оргии, а днем раскапывал старые могилы, пытаясь отыскать какой-то клад. Горбатая старуха являлась и к Орну, приказывая ему угомониться, но тот лишь посмеялся над ней. Вскоре Грозный начал «чистку» рядов опричников, и Орн, увидев следующий к его дому конвой, скрылся в останкинских болотах, да там и сгинул. Искали в его доме великих богатств, о которых судачила молва, но так ничего и не нашли. Ходили слухи, что Орн закопал свою казну где-то в усадьбе.
Позже землю выкупили Шереметевы, построив здесь усадьбу и при ней домашний театр. Именно тогда местные пруды были прозваны «актеркиными». Горбатая старуха продолжала все так же появляться в усадьбе, предсказав один раз смерть графине Шереметевой, а в другой раз печальный конец гостившему в имении императору Павлу.
Во время Отечественной войны 1812 года в Останкино приехал французский генерал Орн и производил здесь весьма масштабные раскопки. Неизвестно, нашел ли он что или нет, но местные жители были уверены, что он то ли прямой потомок, то ли родственник того самого Орна-опричника, спрятавшего здесь свою награбленную казну.
Известно, что являлась старуха и легендарной актрисе шереметевского театра Полине Жемчуговой. Граф давал своим актерам псевдонимы по именам драгоценных камней, и у него играли Алмазов, Гранатова, а одиннадцатилетняя Прасковья Ковалева оказалась Жемчуговой. Граф был сначала потрясен небывалым талантом девочки, а потом и влюбился в нее. Дал Полине вольную, а затем предложил ей руку и сердце. Жемчугова, будучи уже беременной от графа, репетировала сразу две роли: Офелии и Клеопатры. Старуха, явившись ей на одной из аллей усадьбы, сказала: «Где две покойницы, там и третьей быть…» Обе героини, как известно, умирают. Но Полина не вняла предупреждению, продолжала репетировать, но до премьеры не дожила, умерла родами.
Говорят, что после смерти Жемчуговой в шереметевском театре начался пик самоубийств. Актрисы, в основном, топились в пруду, как раз в том месте, на котором сегодня находится малое здание телецентра АСК-3, где расположены редакции и технические студии телеканалов. А на месте двух других прудов сегодня стоят многоэтажки: это Аргуновская ул., 12, и ул. Цандера, 7.
Но старуха Останкино не забыла. Многие известные тележурналисты вспоминают, что видели ее и в 1993 году перед кровавым штурмом, и позже, перед тем как сгорела телебашня в 1999 году.
Здание АСК-3 многие телевизионщики не любят. Говорят, что там водятся привидения, над ухом может кто-то неожиданно хрюкнуть, когда никого нет, а если не поставить местному духу рюмку водки, то все бумаги и кассеты могут оказаться раскиданными и испорченными. Лев Новоженов вспоминал, что как-то видел возгорание декораций, и оно было абсолютно необъяснимо: огонь сам, словно живой, перескакивал с одной декорации на другую.
Вот и думай теперь: то ли изначально было это место «нехорошим», или все-таки усилили электромагнитные волны передающего центра всех призраков, что до поры скитались здесь безвестными…
Призрак душегуба с Владимирского тракта
Шоссе Энтузиастов, ст. м. «Шоссе Энтузиастов»
Шоссе Энтузиастов получило свое название в 1919 году, по инициативе Анатолия Луначарского, в честь энтузиастов-революционеров, которых гнали по этой дороге на каторгу. Именно по этой дороге отправились в Сибирь декабристы, Радищев, да и еще множество людей. Раньше она называлась Владимирским трактом, или просто Владимиркой. А арестанты называли ее «Золотой дорогой». Понятно, что все-таки большинство из них были не революционерами, а просто грабителями, насильниками и убийцами.
Началом пути служил «Бутырский тюремный замок», куда поступали арестанты из различных мест, чтобы потом отправиться в Сибирь «пеше-этапным порядком». Вот как описывал эту дорогу исследователь Москвы Владимир Гиляровский: «Страшен был… вид Владимирки!
…Вот клубится
Пыль. Все ближе… Стук шагов,
Мерный звон цепей железных,
Скрип телег и лязг штыков.
Ближе. Громче. Вот на солнце
Блещут ружья. То конвой;
Дальше длинные шеренги
Серых сукон. Недруг злой,
Враг и свой, чужой и близкий,
Все понуро в ряд бредут,
Всех свела одна недоля,
Всех сковал железный прут…
А Владимирка начинается за Рогожской, и поколениями видели рогожские обитатели по нескольку раз в год эти ужасные шеренги, мимо их домов проходившие. Видели детьми впервые, а потом седыми стариками и старухами все ту же картину, слышали: „…И стон, // И цепей железных звон…“
Страшно было движение этих партий.
По всей Садовой и на всех попутных улицах выставлялась вдоль тротуаров цепью охрана с ружьями…
И движется, ползет, громыхая и звеня железом, партия иногда в тысячу человек от пересыльной тюрьмы по Садовой, Таганке, Рогожской… В голове партии погремливают ручными и ножными кандалами, обнажая то и дело наполовину обритые головы, каторжане. Им приходится на ходу отвоевывать у конвойных подаяние, бросаемое народом.
И гремят ручными и ножными кандалами нескончаемые ряды в серых бушлатах с желтым бубновым тузом на спине и желтого же сукна буквами над тузом: „С. К.“.
„С. К.“ — значит ссыльнокаторжный. Народ переводит по-своему: „Сильно каторжный“.
Движется „кобылка“ сквозь шпалеры народа, усыпавшего даже крыши домов и заборы… За ссыльнокаторжными, в одних кандалах, шли скованные по нескольку железным прутом ссыльные в Сибирь, за ними беспаспортные бродяги, этапные, арестованные за „бесписьменность“, отсылаемые на родину. За ними вереница заваленных узлами и мешками колымаг, на которых расположились больные и женщины с детьми, возбуждавшими особое сочувствие».
