Эго, монахи, священная истина о происхождении страдания; это — жажда, ведущая от возрождения к возрождению, вместе с радостью и вместе с желанием, которое находит здесь и там свою радость: жажда наслаждений, жажда бытия, жажда тленности».
«Жажда, ведущая от возрождения к возрождению» — здесь указание на действие космического закона. «Странствование существ, ученики, — говорил позднее Будда, — имеет свое начало в Вечности. Нельзя узнать того времени, начиная с которого блуждают и странствуют существа, погруженные в незнание, охваченные жаждой существования». В речи монаха Нарада, утешавшего царя Мунду, звучит близкая мысль:
«Если бы не было в мире трех вещей, ученики, не явился бы в мир Совершенный, святой высочайший Будда, не светили бы миру учение и устав, поведанные Совершенным. Какие же это три вещи? Рождение, старость, смерть. Закон тленности действует с неизбежной силою естественной необходимости. Есть пять вещей, которых не может достигнуть никакой самана, и никакой браман, и никакой бог, ни Мара, ни Брама, и никакое существо в мире:
… чтобы то, что принадлежит старости, не старилось; чтобы то, что принадлежит болезни, не болело; чтобы то, что принадлежит смерти, не умирало; чтобы то, что принадлежит изнашиванию, не изнашивалось; чтобы то, что принадлежит тленности, не истлело: этого не может достигнуть никакой самана, и никакой браман, и никакой бог, ни Мара, ни Брама, и никакое существо в мире»,
Задумаемся над тем, что говорит Будда. Первое утверждение, что страдания вызываются желаниями — чисто эмпирическое наблюдение: чем больше человек хочет и жаждет, тем вероятнее его ожидают страдания; если человек ничего не хочет, нет и страданий. В определенном смысле, мудрый человек — это тот, кто уже не жаждет, потому что он знает цену всякому хотению. Однако по европейским стандартам такой мудрец — почти мертвец; неясно, зачем он живет и живет ли он. Впрочем, и на европейской почве принцип отказа от желаний имеет определенный смысл: речь идет о желаниях, разрушающих человека или человечность. В наше же время уяснение этого принципа особенно актуально: цивилизованный мир не хочет отказываться ни от чего: ни от привычных игр, ни от власти, ни от богатств, ни от комфорта, ни от прогресса любой ценой, ни от пагубных для человечества привычек (агрессивности, угнетения, обмана). Или другой случай — отказ от желаний по мере приближения человека к смерти. Разве не должен человек постепенно свернуть свои желания, приближаясь к роковой черте?
Второе утверждение Будды, что причина страданий — действие космического закона, имеет умозрительную природу. Утверждая, что страдания человека теряются в вечности, Будда создает теоретическую конструкцию явно в духе индуистского мировоззрения. По Ветхому Завету человек обречен на страдания и смерть в силу первородного греха. Здесь все ясно — человек согрешил, нарушил табу, и Бог лично наказал его. Все это можно толковать и в том смысле, что всякое уклонение от идеала жизни (Достоевский) или просто от человечности, жизненности рано или поздно ведет к страданиям. Но, по индуистским представлениям (в той традиции, которую развивает Будда), Бог не лицо, не идеал жизни, а космический закон, естественная природа. Бог — это единое, вечное, не имеющее определений. Кажется, откуда тогда взяться страданиям, да еще на вечные времена? Но не нужно забывать, что Бог — это одно, а мир и человек — совсем другое, и связывает их только закон «обмена жертвы». Этот мир только иллюзия — Майя, он нереален. Однако это такая иллюзия, которая действует как естественный закон, как причинно-следственные отношения. «Если существует это, — говорил Будда, — то существует и то, если возникает это, то возникает и то, если нет этого, то нет и того; если гибнет это, то гибнет и то». Не очень понятно, как сосуществуют все эти идеи — вечности, божественности, иллюзорности, непрекращаемости страданий, подверженности страданиям всех и вся. А они сосуществуют. В «Четках из Драгоценных Самоцветов» (раздел «Десять вещей, которые необходимо знать») читаем: «Необходимо знать, что все видимые явления, будучи иллюзорными, нереальны. Необходимо знать, что идеи возникают из сцепления причин. Необходимо знать, что следствия прошлых поступков, из которых происходит все страдание, неизбежны».
Два обстоятельства все-таки позволяют осмыслить указанную взаимосвязь идей и представлений. Одно из них — распространение и на человеческий мир, и на мир божественный закона «обмена жертвы», который формулируется и осознается в естественном плане; этот закон извечен, ему одинаково подвластны и люди, и боги. Другое — особая пессимистическая трактовка перерождения существ.
«Бесконечно немногие существа, — пишет Ольденберг (это многократно повторяется в текстах), — после смерти возрождаются в человеческой или божеской форме существования; бесконечно многие опускаются в низшие и мучительные области мира привидений, мира животных, ада. Адские стражи приковывают преступника раскаленным железом; они ввергают его в горячее море крови или мучают на горах из раскаленных угольев; нет конца его мукам, пока не будет искуплен последний остаток его преступлений. Но и в небесах царят те же силы злополучной тленности, которым подчинена человеческая жизнь и которые действуют во всех преисподних. Конечно, богам дано несравненно более продолжительное и более радостное существование, чем земным людям, но и они не бессмертны. Тридцать три бога и богини Ямы, жизнерадостные божества, боги, наслаждающиеся собственным творением, боги-властители, связанные узами желания, возвращаются во власть Мары. Весь мир пожирается пламенем, весь мир окутывается дымом, весь мир пылает пожаром, весь мир сокрушается».
8
На второй вопрос — как избавиться, освободиться от страданий, Будда отвечает так:
«Это, монахи, священная истина о прекращении страданий, о прекращении этой жажды благодаря совершенному уничтожению желания, состоящая в том, чтобы освободиться от него, отвлечься от него, развязаться с ним, не давать ему никакого места.
Эго, монахи, священная истина о пути к прекращению страдания: это та священная восьмеричная тропа, которая называется: правая вера, правое решение, правое слово, правое дело, правая жизнь, правое стремление, правая мысль, правое самопогружение».
Ну что ж, это вполне естественный ответ на второй вопрос, если на первый ответить так, как это сделал Будда. Однако он обязательно повлечет за собой новый, может быть, еще более трудный вопрос: остается ли что-нибудь вообще после того, как человек разделается со своими желаниями, освободится от них, совершенно уничтожит их. Если нет желаний, то есть ли жизнь, сознание? И как быть с душой человека, его «Я», Атманом, они что, тоже исчезают или остаются? А судя по преданиям, подобные трудные и неудобные вопросы задавались постоянно:
«Достопочтенный Малункиапутта подходит к Наставнику и высказывает свое удивление по поводу того, что проповедь Наставника оставляет без ответа целый ряд важнейших и глубочайших вопросов. Вечен ли мир или временно-ограничен? Бесконечен он или имеет конец? Продолжает ли совершенный Будда жить после смерти? Или Совершенный не живет после смерти? Мне не нравится и не кажется правильным, — говорил этот монах, — что все это оставлено без ответа; ради этого пришел я к Наставнику, чтобы поведать ему мои сомнения. Пусть же Будда ответит, если может. Если же кто-либо чего-нибудь не знает и не постигает, то прямой человек так и говорит: «этого я не знаю, этого я не постигаю».
Или другой случай. «Пасенади, царь Косалы, — гак гласит писание, — повстречался. однажды на пути между двумя своими столицами с монахиней Хемой, славившейся своей мудростью ученицей Будды. Царь приветствовал ее, а затем стал се расспрашивать о святом учении.
«Живет ли Совершенный после смерти, достопочтенная?» — спрашивает царь.
«Возвышенный, великий царь, ее открыл, что Совершенный живет после смерти».
«Так значит, Совершенный не живет после смерти, достопочтенная?»
«И этого, великий царь, не открыл Возвышенный, чтобы Совершенный не жил после смерти.»
Не отвечая на подобные прямые вопросы о загробном существовании и реальности, Будда объясняет, однако, что освобождение от желаний действительно ведет к утрате тела и всего, что с ним связано (ощущений, эмоций, ума). Однако, поскольку «Я» человека отлично от всех этих атрибутов, то, следовательно, утрата желаний не затрагивает «Я».
«И Возвышенный, — говорит предание, — так сказал пяти ученикам:
«Телесность, ученики, не есть «Я». Если бы телесность была «Я», ученики, то эта телесность не могла бы подвергаться болезням и относительно телесности можно было бы сказать: пусть будет мое тело таким, а таким пусть не будет мое тело. Но гак как телесность, ученики, не есть «Я», поэтому телесность подвергается болезни и не могут сказать относительно телесности: таким пусть будет мое тело, а таким пусть не будет».
