Однако мои собственные опыты его вновь несколько укрепили. Стоит напомнить, что я работал тогда без медиума, а это все равно что уподобиться астроному, не пользующемуся телескопом. Сам я не обладаю медиумической способностью, или «психической силою», и те, кто работали со мною обладали ею еще в меньшей мере. Всех нас, вместе взятых, едва хватало на то, чтоб собрать минимум магнетической силы (можете назвать это как-то иначе), необходимой для получения движений стола, в итоге которых получаются сомнительные и зачастую глупые послания. У меня до сих пор сохранились записи тех сеансов и копии, по крайней мере, некоторых из этих посланий. Они не всегда были совершенно глупыми; например, когда, задавая контрольный вопрос, я спросил, сколько мелочи у меня с собой в кармане, стол по буквам ответил: «Мы приходим сюда, чтобы наставлять и возвышать души, а не за тем, чтоб отгадывать детские загадки.» И вслед за этим: «Религиозный склад ума, а не критический желаем развить мы в людях.» Никто, думаю, не расценит такое послание как ребяческую шутку. С другой стороны, я постоянно опасался, не объясняется ли все это невольным надавливанием на поверхность стола, которое производят участники сеанса. Именно тогда произошел случай, сильно меня разочаровавший и заставивший надолго потерять интерес к этим явлениям. В тот вечер условия были очень хорошие, и мы получили длинную серию движений, которые, как казалось, совершенно не зависели от нашего влияния. Из них выстраивались длинные и подробные послания, исходившие от духа, назвавшего свое имя и сказавшего, что он был коммивояжером и погиб недавно во время пожара театра в Эксетере. Все детали выглядели точными, и он умолял нас написать его семье, которая проживала, как он сказал, в местечке под названием Слэттенмир, графство Камберленд. Я так и сделал, но письмо пришло назад как высланное по неверному адресу. До сего дня я так и не знаю, было ли то розыгрышем, или произошла какая-то ошибка в написании адреса; но таковы факты, и на какое-то время они породили у меня отвращение ко всему роду этой деятельности. Одно дело было изучать предмет, но когда предмет этот начал устраивать изощренные шутки, то, показалось, пришло время сделать перерыв. Если есть на свете такое место как Слэттенмир, то я даже и сейчас был бы рад узнать об этом.
В то время я занимался врачебной практикой на Южном море, где и познакомился с генералом Дрейсоном, человеком весьма выдающегося характера. Он был одним из британских первопроходцев в области Спиритизма. К нему обратился я со своими трудностями, и он очень терпеливо меня выслушал. Он уделил весьма мало внимания моей критике в том, что касалось нелепости большинства посланий и совершенной ложности некоторых из них. «Просто по поводу этих явлений у вас в голове пока не сложилось фундаментальной истины», — сказал он. — «А истина эта состоит в том, что всякий дух во плоти переходит в следующий мир точно таким, каков он есть, без каких-либо изменений. В нашем мире куда как хватает людей слабохарактерных и глупых. То же самое, стало быть, должно иметь место и в мире следующем. И вам нет надобности вступать в общение с подобными людьми там, точно так же как вы не делаете этого здесь. Следует выбирать себе собеседников, попутчиков и друзей. Попробуйте представить, что человек из нашего с вами мира, который прожил всю жизнь в собственном доме, никогда не выходил из него и не общался с себе подобными, однажды высовывает голову из окна, чтобы посмотреть, где он, собственно, находится и что это за место, в котором он живет. Что из этого может получиться? Какие-то грубые мальчишки могут наговорить ему кучу глупостей. И он, таким образом, ничего не узнает ни о мудрости, ни о величии этого мира. Он тогда всунет голову назад, решив про себя, что мир этот — весьма ничтожное место. Именно это и произошло с вами. Во время сумбурного сеанса, лишенного определенной цели, вы заглянули в тот мир и натолкнулись там на каких-то вздорных мальчишек. Не останавливайтесь на этом, идите дальше и постарайтесь увидеть нечто лучшее.» Таково было объяснение генерала Дрейсона, хотя и не могу сказать, что оно тогда меня удовлетворило. Но сегодня я думаю, что оно было всего ближе к истине.
Такими были мои первые шаги в Спиритизме. Я все еще был скептиком, но по крайней мере стал и исследователем, и когда слышал, как какой-нибудь старомодный критик заявлял, будто объяснять в этой области, собственно, нечего и что все это мошенничество, или что все необходимые пояснения может дать хороший фокусник, то я уже хотя бы знал, что такая критика — вздор. Правда, опыта, которым я к тому времени располагал, не хватало, чтоб убедить меня самого, но я не переставал читать литературу и мог видеть, сколь глубоко другие люди проникли в этот предмет, и я признавал, что свидетельства в пользу Спиритизма столь неопровержимы, что никакое другое религиозное движение на свете не может с ним сравниться. Это, правда, еще не доказывало его истинности, но по крайней мере свидетельствовало, что он вполне заслуживает уважения и что от него нельзя просто отмахнуться.
Возьмите странное происшествие, которое Уоллес справедливо назвал «современным чудом». Я предпочитаю говорить именно о нем, потому что событие это кажется всего более невероятным. Я имею в виду утверждение, что Д.Д.Хоум (который, кстати сказать, никоим образом не был, как полагают некоторые, платным медиумом, ибо он племянник графа Хоума), выпрыгнув при свидетелях из окна дома, вместо того чтобы упасть, поднялся по воздуху и влетел в другое окно того же дома на высоте 70 футов[3] над землей. Я не мог в это поверить. И все же, когда я узнал, что факт этот подтвержден тремя свидетелями, присутствовавшими при сем: лордом Данрэйвеном, лордом Линдсеем и капитаном Уинном — все трое люди чести, пользующиеся большим уважением, — и что впоследствии они пожелали удостоверить свои показания под присягой, то мне оставалось только признать, что очевидность факта была здесь гораздо лучше удостоверена, нежели в отношении многих удаленных от нас во времени событий, которые весь мир согласился рассматривать как истинные и действительно имевшие место.[4]
Все эти годы я продолжал участвовать в сеансах со столами, порой совершенно безрезультатными, а иногда дававших результаты тривиальные. Но все же время от времени мы получали и результаты совершенно удивительные. У меня до сих пор сохранились записи тех сеансов, и я приведу фрагменты одного из них, которые позволили сделать вполне определенные выводы, но вместе с тем это настолько не соответствовало моим тогдашним представлениям о загробной жизни, что в те дни скорее лишь позабавило меня, чем убедило. Но теперь, когда я вижу, что те результаты очень во многом согласуются с откровениями, приведенными в «Рэймонде»,[5] и с другими более поздними рассказами, я смотрю на них иными глазами. Я вполне сознаю, что все сообщения о потусторонней жизни разнятся между собой в подробностях; я полагаю, однако, что и большинство рассказов о нашей жизни на земле в подробностях согласуются друг с другом ничуть не больше, но все же в главном между ними есть большое сходство, которое в данном случае изрядно далеко от тех представлений, какие были об этом у меня или тех двух дам, что участвовали со мною в сеансе. В общение с нами, один вслед за другим, вступили два духа. Первый по буквам назвал свое имя: «Дороти Потлетуэйт» — имя, никому из нас не известное. Она сказала, что умерла пять лет назад в Мельбурне в возрасте шестнадцати лет, что теперь она счастлива, что у нее есть дело, которым она занимается, и что она училась в школе вместе с одною из присутствующих дам. По моей просьбе эта дама отняла от стола руки и назвала ряд фамилий; при произнесении имени и фамилии директрисы школы стол слегка приподнялся. Это выглядело как подтверждение предыдущего заявления. Далее дух этой девушки сказал нам, что мир, в котором она теперь живет, располагается вокруг Земли. Ей знакомы также и другие планеты. Так, на Марсе живет раса гораздо более продвинутая, чем мы, и что каналы на этой планете искусственного происхождения. В их мире нет физической боли, но могут быть[6] душевные муки. Ими правят. Они питаются пищей. При жизни на земле она была католичкой и осталась ею и сейчас, но у нее нет никаких преимуществ перед протестантами. Среди ее окружения есть также буддисты и магометане, но все живут в одинаковых условиях. Она ни разу не видела Христа и знает о нем не больше, чем на земле, но верит в его влияние. Духи молятся. Они умирают в своем мире прежде, чем вступить в другой. У них есть удовольствия — музыка среди них. Это царство света и веселья. Она добавила, что у них нет ни богатых, ни бедных и что общие условия жизни несравненно счастливее, чем на земле.
Девушка пожелала нам доброй ночи, и стол тут же оказался во власти гораздо более энергичного влияния, так как движения его стали значительно резче. На мои вопросы последовал ответ, что со мной общается дух человека, которого я здесь назову «Доддом».[7] Он прославился как замечательный игрок в крикет, и мы с ним довольно серьезно беседовали в Каире незадолго до его отъезда на Нил в составе Донголезской экспедиции, где его и настигла смерть. Обращаю внимание читателя, что этот период моих исследований приходится на 1896 год. Ни одна из дам о Додде ничего не знала. Я начал задавать ему вопросы точно так же, как если бы он сидел передо мной, и он отвечал мне быстро и уверенно. Ответы часто были совершенно противоположны тому, что я ожидал услышать, так что невозможно подумать, будто я как-то влиял на них. Он сказал мне, что счастлив и не желает возвращаться на землю. Живя среди нас, он был «вольнодумцем» (т. е. не верил в Бога), но не страдает из-за того в этой следующей своей жизни. Молитва, однако, великолепная вещь, так как она поддерживает нас в соприкосновении с миром духов. Если бы он молился прежде, то достиг бы в духовном мире более высокого положения.
