Помимо форм языка, которые человек воспринимает своими обычными функциями, существуют и другие, происходящие из сверхнормальных функций и обращающиеся только к ним, то есть к функциям, которые в человеке могут быть развиты, но которые он обычно не использует. Например, существует язык высшей эмоциональной функции, в котором одна формулировка способна передавать – либо одновременно, либо последовательно – огромное число значений. Некоторые из самых прекрасных стихотворений, которые никогда себя полностью не исчерпывают, всегда приносят ощущение свежести и не могут быть поняты до конца, принадлежат, вероятно, к этой категории. Нет сомнения, что Евангелия написаны таким языком, и поэтому каждый их стих 100 людям способен нести 100 различных, но никогда не противоречащих друг другу смыслов.
В языке высшей эмоциональной функции и особенно в языке высшей интеллектуальной функции символы играют очень большую роль, ибо они основаны на понимании истинных аналогий между большим космосом и меньшим, между формой, функцией или законом в одном космосе, использованных как намек на соответствующие формы, функции и законы в других космосах. Это понимание принадлежит исключительно высшим или потенциальным функциям в человеке; достигая же обычных функций (например, функции логического мышления), оно всегда создает ощущение недоразумения и даже подавленности.
Еще более высокие уровни эмоционального языка вообще не нуждаются ни в каком внешнем выражении и поэтому не могут быть поняты неправильно.
Данное отступление о языке необходимо для того, чтобы отчасти объяснить форму настоящей книги, поскольку она сама (и это должно быть заранее принято) стремится быть моделью Вселенной – то есть собранием или схемой всего доступного знания, систематизированного с целью показать некое космическое целое или единство.
Она, по сути, написана научным языком и поэтому обращается в первую очередь к интеллектуальной функции и к людям, в которых эта функция преобладает. Конечно, автор прекрасно понимает, что из всех языков этот язык является самым медленным, самым скучным и зачастую наиболее трудным для восприятия. Язык, скажем, хорошей поэзии, мифов или волшебных сказок намного доходчивее и сумел бы донести эти идеи до эмоционального понимания читателя с гораздо большей силой и быстротой. Позднее, возможно, в этом направлении будет предпринята некоторая попытка.
Вместе с тем читатель, привыкший к научному языку и мышлению, также столкнется здесь с трудностями. Свободное использование аналогий в книге покажется ему несостоятельным. Поэтому, имея в виду такого читателя, лучше заранее как можно полнее объяснить использованный метод и откровенно признать его недостатки.
Одна из главных характерных черт современной мысли – это противоречие между тем, как человек рассматривает окружающий мир, и тем, как он рассматривает мир внутренний.
По отношению к внешнему миру человек крайне объективен и уверен в универсальном применении законов, которые выражаются формулами, и чье действие всегда доступно измерению. В этой области любой взгляд, несущий сомнение в данном принципе измеряемости (например, мнение о разумности или сознательности существ, превосходящих человека по масштабу), рискует попасть в разряд суеверий.
Что же касается его внутреннего мира, человек редко бывает более субъективным, более уверенным в индивидуальной обоснованности каждого своего каприза, мечты, надежды или страха и меньше всего желает признать, что его внутренний мир подчиняется каким бы то ни было законам. Бо́льшая часть современной психологии (особенно психоанализ) основана на данной субъективности. В этой области суеверием, напротив, будет названо мнение о том, что многое в человеческой психологии является результатом вычисляемой взаимной игры типов, или о том, что внутренний мир человека подчиняется законам, подобным тем, что управляют астрономическими или микроскопическими мирами.
Было время (например, раннее средневековье), когда разум считался управляющим принципом в обеих областях. В другие периоды (рационализм XVIII века, допустим) таким принципом являлись неизменные законы. Но, вероятно, никогда не было такого, чтобы существовало настолько вопиющее противоречие между отношениями человека к каждой из них.
Когда мы находим это противоречие в обычной жизни, то есть когда встречаем человека, который судит об окружающем мире по одной мерке, а о себе и своих собственных действиях – по другой, мы считаем это признаком примитивной и некультурной точки зрения. Но когда это же самое противоречие является характерной чертой всей мысли нашего времени, мы называем это «просвещением» или «освобождением». Мы не видим, что это является причиной такой же слепоты, несчастья, разочарования и морального банкротства, как это было бы в случае отдельного человека.
Одна из целей этой книги состоит именно в том, чтобы постараться снять данное противоречие, то есть увидеть человека и его внутреннюю жизнь с той же точки зрения, с какой мы смотрим на Вселенную, а на нее взглянуть так, как мы обычно смотрим на человека и его внутреннюю жизнь. Если эта попытка отдает суеверием, то виной этому (по крайней мере, частично) само время, окончательно потерявшее чутье и сбившееся со следа.
В попытке примирить внутренний и внешний мир мы сталкиваемся с весьма реальной трудностью, которая должна быть учтена. Эта трудность связана с проблемой примирения различных методов познания.
У человека есть два способа изучения Вселенной. Первый – индукция: он исследует явления, классифицирует их и пытается вывести из них законы и принципы. Это метод, обычно используемый наукой. Второй – дедукция: испытав на себе, обнаружив или открыв некоторые общие законы и принципы, он пытается проследить применение этих законов в различных специальных опытах и в жизни. Это метод, обычно используемый религией. Первый начинает с «фактов» и пытается получить «законы», второй начинает с «законов» и пытается получить «факты».
Два эти метода принадлежат работе различных человеческих функций. Первый представляет собой метод обычного логического мышления. Второй происходит из потенциальной человеческой функции, которая обычно бездействует за неимением нервной энергии достаточной напряженности и которую мы можем назвать высшей умственной функцией. Эта функция, в редкие случаи своей работы, открывает человеку законы в действии, он видит весь феноменальный мир как продукт законов.
Все истинные выражения универсальных законов так или иначе происходят из работы этой высшей функции – где-либо и в каком-либо человеке. Вместе с тем, на протяжении долгих периодов времени и культуры, когда такие открытия недоступны, для понимания и применения этих открытых законов человеку приходится полагаться на обычный логический ум.
Фактически, современная наука уже начинает это понимать. Фред Хойл в своей «Природе Вселенной» (1950) пишет: «Методика во всех областях физической науки, будь то теория гравитации Ньютона, теория электромагнетизма Максвелла, теория относительности Эйнштейна или квантовая теория, в основе своей всегда одна и та же. Она состоит из двух ступеней. Первая – это угадать с помощью некого вдохновения некий ряд математических уравнений. Вторая – связать символы, использованные в этих уравнениях, с измеримыми физическими величинами». Невозможно лучше выразить всю разницу между работой двух этих видов разума.
1. Примеры «научного озарения» даны в приложении I.
Но здесь в человеческом понимании возникает большое затруднение, поскольку эти два разума обычно никогда друг друга не понимают. Между ними существует слишком большая разница в скорости. Как из-за разницы в скорости невозможно сообщение между крестьянином, бредущим по дороге с вязанкой хвороста, и автомобилем, проносящимся мимо него на скорости 130 км/ч, так и связь между логическим и высшим разумом обычно невозможна по аналогичной причине. Для логического разума следы, оставленные высшим разумом, будут выглядеть произвольными, суеверными, нелогичными, бездоказательными. Высшему разуму работа логического разума покажется тяжеловесной, излишней и не затрагивающей существа дела.
2. Непримиримость этих двух взглядов на Вселенную и ее причина описаны П. Д. Успенским в «Новой модели Вселенной» (восьмая часть).
Обычно данная трудность преодолевается так: два этих метода держат отдельно друг от друга, дав им разные наименования и обозначив разные сферы применения. Книги по религии или высшей математике, описывающие законы и принципы, воздерживаются от метода индукции. Книги научные, представляющие собой собрания фактов, полученных в результате наблюдений, заведомо воздерживаются от предположения законов. И поскольку пишут и читают те и другие книги совершенно разные люди, или одни и те же люди читают их совершенно разными частями своего ума, эти два метода ухитряются сосуществовать без особых трений.
