Как только случается эта сонастроенность с вселенной, тебя больше нет, в определенном смысле – в старом смысле, тебя больше нет. Но впервые ты – вся вселенная. Даже дальние звезды у тебя внутри, и твое ничто может их содержать. Цветы, и солнце, и луна… и вся музыка существования. Ты больше не эго, твое «я» исчезло. Но это не значит, что исчез ты. Напротив, в то мгновение, когда исчезло «я», ты появился.
Это такой великий экстаз – быть без чувства «я», без чувства какого-либо эго, не прося ничего больше. Что еще ты можешь попросить? У тебя есть ничто – в этом ничто ты стал, ничего не завоевывая, всей вселенной. Тогда пение птиц это не только пение снаружи тебя. Кажется, что они снаружи, потому что тело создает преграду.
В вертикальном ты становишься все более сознанием и все менее телом. Все отождествление с телом исчезает. В ничто эти птицы будут внутри тебя; эти цветы, эти деревья, это прекрасное утро будет внутри тебя. Фактически, тогда нет никакого «снаружи». Все стало твоим видением. И у тебя не может быть жизни богаче, чем если все стало твоим «внутри». Когда солнце и луна, и звезды, и вся бесконечность времени и пространства – у тебя внутри… что еще ты хочешь?
В этом в точности значение просветления: стать настолько несуществующим как эго, чтобы все океаническое существование стало частью тебя.
Кабир, великий индийский мистик… Он был необразован, но написал безмерно значительные вещи. Одно из своих высказываний он поправил, прежде чем умереть. В молодости он написал красивые слова. «Точно как капля соскальзывает с листа лотоса на солнце ранним утром, сияя, как жемчужина, в океан…» Он сказал: «То же самое случилось со мной».
Вот его слова: «Я искал, мой друг. Вместо того чтобы найти себя, я потерялся в космосе. Капля росы исчезла в океане». Перед смертью, закрывая глаза, он попросил своего сына, Камала:
– Пожалуйста, измени мои слова.
Камал сказал:
– Я всегда подозревал, что в этих словах что-то не так.
И он показал написанное им самим, где он уже это исправил. Исправление – прежде чем сам Кабир это узнал – было уже внесено. Именно поэтому Кабир назвал его Камалом – «Ты чудо». Камал значит чудо. И этот человек был чудом. Он изменил строку Кабира именно так, как тому хотелось: «Мой друг, я исследовал и искал себя. Вместо того чтобы найти себя, я нашел весь мир, всю вселенную. Не капля исчезла в океане, но весь океан исчез в капле».
А когда океан исчезает в капле, капля просто теряет свои границы, вот и все.
В вертикальном ты становишься меньше, меньше и меньше. Однажды тебя вообще нет.
У дзэнского мастера Ринзая была очень абсурдная, но красивая привычка. Каждое утро он просыпался, и прежде чем открыть глаза, говорил:
– Ринзай, ты все еще здесь?
Ученики спрашивали:
– Что это за ерунда?
Он говорил:
– Я жду мгновения, когда получу ответ: «Нет. Существование есть, но Ринзая нет». Это высочайшая вершина, которой может достичь человеческое сознание. Это предельное благословение. И пока человек не достигнет этой вершины, он будет продолжать бродить темными дорогами, слепой, страдающий, несчастный. Он может собрать много знания, он может стать великим ученым, но это не поможет. Только одна вещь, очень простая вещь, является квинтэссенцией всего религиозного опыта – и это медитация.
Иди вовнутрь. Трудно будет выбраться из толпы твоих мыслей, но ты – не мысль. Ты можешь выбраться из этой толпы, ты можешь создать расстояние между собой и мыслями. И по мере того как это расстояние становится больше, мысли начнут опадать, как опадают с дерева мертвые листья – потому что именно ты и твоя отождествленность с мыслями дает им питание. Когда ты не даешь им питания, мысли не могут существовать. Видел ли ты где-нибудь мысль, стоящую саму по себе?
Просто попытайся быть безразличным – слово Гаутамы Будды: упекша. Просто будь безразличным ко всему уму, и возникнет расстояние – и тогда придет точка, где все питание мыслей прекратится. Они просто исчезают; они – мыльные пузыри. И в то мгновение, когда все мысли исчезают, ты оказываешься в той же самой ситуации, спрашивая себя: «Ринзай, ты все еще здесь?» И ты будешь ждать мгновения, той великой, редкой возможности, когда ответом будет: «Нет. Кто этот парень Ринзай?»
Это молчание есть медитация – и это не талант. Не каждый может быть Пикассо, Рабиндранатом, Микеланджело – это таланты. Но каждый может быть просветленным, потому что это не талант, это твоя свойственная природа, которой ты не осознаешь. И ты ее никогда не осознаешь, если будешь продолжать оставаться окруженным мыслями. Осознание твоей предельной реальности возникает лишь когда нет ничего, чтобы ему помешать, когда тебя окружает ничто.
Вертикальное редко. Может быть, это самая редкая вещь в существовании, потому что она ведет тебя в путешествие вечности и бессмертия. Цветы, которые цветут на этих путях, непостижимы для ума, и опыты, которые случаются, необъяснимы. Но очень странным образом человек сам становится их выражением. Его глаза показывают глубину его сердца, его жесты показывают грацию вертикального движения. Вся его жизнь светится, пульсирует и создает поле энергии.
Те, кто предубежден, кто уже определен и убежден… Мне их жаль. Но те, кто открыт, непредубежден, кто еще не пришел к заключениям – они немедленно почувствуют пульсацию, свечение. И определенная синхронизация может случиться между сердцем человека вертикального и сердцем человека, который еще не вертикален… В то мгновение, когда случается эта синхронизация, в это самое мгновение ты начинаешь тоже двигаться вертикально.
Эти слова нужны лишь для того, чтобы объяснить необъяснимое словами.
Каждый стареет. С того самого дня как родился, ты начал и стареть – каждое мгновение, каждый день. Детство течет, молодость течет – только старость никогда не уходит, потому что обрывается! Это уникальное качество старости – она приносит предельный отдых. Но если вы хотите несколько законов для среднего возраста… Что касается меня, я никогда не был ребенком, никогда не был молодым, никогда не был старым и никогда не умру. Я знаю в себе только одно, что абсолютно неизменно и вечно. Но только ради вас…
Есть много законов среднего возраста, потому что во всем мире люди стареют. И множество мыслителей думало о том, что такое старость.
Первый закон, закон Де Невера; он, очевидно, о старости, и этот закон может быть первым и последним: «Никогда не рассуждай о том, что можно узнать наверняка».
Ты прекрасно знаешь, что стареешь; не рассуждай об этом, это только сделает тебя более несчастным.
Этот закон прекрасен – «никогда не рассуждай о том, что можно узнать наверняка». Фактически, кроме смерти, ни в чем нельзя быть уверенным в жизни; обо всем можно рассуждать, кроме смерти. А старость – это просто дверь в смерть.
«Средний возраст это когда эмоции начинают превращаться в симптомы».
«Ты узнаешь, что стареешь, когда девушка говорит нет, и ты чувствуешь облегчение».
«Старость – это когда ты начинаешь выключать свет скорее по экономическим, чем романтическим причинам».
«Старость – это период жизни, когда твоя идея о том, чтобы вырваться вперед, тебя не обгоняет».
«Старость – это когда ты можешь сделать столько же, что и раньше, но предпочитаешь не делать».
Старость – это таинственный опыт, но все эти законы были открыты западным умом. Я никогда не находил в литературе Востока ничего подобного о старости. Напротив, старость безмерно восхваляется. Если твоя жизнь просто двигалась по горизонтальной линии, если тебе только много лет, но если твоя жизнь, твое сознание, двигалось вертикально, вверх, тогда ты достигаешь красоты и славы старости. Старость на Востоке была синонимична мудрости.
Вот два пути: один горизонтален, от детства и молодости – к старости и смерти; другой вертикален, от детства к молодости и старости – и к бессмертию. Разница в качестве этих двух измерений безмерна, неисчислима. Человек, который просто становится молодым, потом старым, а потом умирает, остается отождествленным с телом. Он не узнал ничего о существе, потому что существо никогда не рождается и никогда не умирает; оно есть всегда, оно было всегда, оно будет всегда. Это целая вечность.
В вертикальной линии ребенок становится юношей, но в вертикальной линии молодость будет другой, нежели чем в горизонтальной. Детство невинно, но это точка, из которой открываются два разных направления. Молодость в горизонтальной линии это не что иное как чувственность, сексуальность и всевозможная глупость. Молодость в вертикальной линии это поиски истины, поиски жизни – жажда познать себя.
В горизонтальной линии старость это просто дрожь, боящаяся смерти; она не может думать ни о чем, кроме кладбища, и тьма продолжает становиться гуще и гуще. Она не может представить себя ничем, кроме скелета. В вертикальной линии старость – это празднование; она настолько же красива, как красив был человек всегда.
