Монах спрашивает Джошу: «Обладает ли собака природой будды или нет?» Джошу отвечает: «Нет!» Монах (в соответствии с буддийской сутрой): «Все чувствующие существа наделены природой будды. Тогда возможно ли, что собака обделена природой будды?» Джошу отвечает: «Это все оттого, что собака существует по ее собственной карме».
Последнее заявление Джошу может быть объяснено нашим языком как следующее. Природа будды (которая есть вездесуща) полностью уничтожает факт того, что через собачью карму (то есть через ее внутреннюю онтологическую склонность к проявлению себя как собаки) природа будды принимает форму индивидуальной собаки. Как долго нас интересует осознание индивидуально дифференцированной собаки, так долго и отсутствует даже малейший след супра-временного и супра-пространственного осознания Недифференцированного. Правильна ли эта интерпретация или нет, совершенно определенно то, что весь анекдот касается буддийской догмы, и что «My!» Джоши в этой конкретной установке должен восприниматься как обычное «нет», отрицаемое существование природы будды в собаке, которое означало бы в конечном итоге, что, как отметил Доген, природа будды как таковая абсолютно безгранична и не существует, да и не может существовать в ее исходной чистоте как нечто ограниченное. Таким образом, анекдот уже в своем докоановском статусе четко указывает на то, что составляет уже в статусе коана вышеупомянутое «первое измерение».
Как уже неоднократно указывалось однако, такое понимание есть не что иное, как необходимое интеллектуальное ухищрение с точки зрения «второго измерения». В этом измерении «Му!» должен выполнить определенно иную функцию. Анекдот в качестве коана должен сработать как психотехника, и «My!» выполнит роль управляющей силы, вызывающей общую трансформацию всего психического механизма ученика дзэн.
Вместо попытки поиска значения коана ученик строго направляется на созерцание этого «My!», пока вся его субъективность не растворяется и трансформируется в этом «My!» Все, что от него требуется, это выйти на неуловимое «My!» без думания о нем. «Не путайте «My!», – предостерегает мастер Мумон (кит. By Мен), составитель «My Мон Кана», – с абсолютной пустотой или с ничто. Даже не определяйте его в терминах «существует» или «не существует». Иными словами «My!» Джошу не берется как отрицание существования Абсолюта в собаке. Проблема находится за пределами существования или несуществования чего-либо. В совершенно различном измерении сознания проблема должна быть трансформирована в «нечто подобное железному, докрасна раскаленному шару, который вы проглотили и который вы не способны вырыгнуть, как бы ни старались[5]».
Вводя себя в состояние глубокой, однонаправленной концентрации, ученику следует продолжать созерцать «My!» упорно и напряженно, повторяя в то же самое время слово «My!», молча или вслух, до тех пор, пока все его тело и сознание, как бы теряя ощущение себя, входят в определенное состояние, указанное словом «Му!», то есть до тех пор, пока он не достигает того же уровня сознания, в котором сам Джошу произнес слово «My!», за пределами раздвоения сознания в субъекте и объекте. Вне всякого сомнения факт того, что звучание единственного слова «Му» в подобном состоянии интенсивной концентрации производит почти такой же эффект, как и произнесение мантры. Но особая семантика слова «My!» (ничто) также вносит огромный вклад в появление у ученика специфического психологического состояния, в котором субъект и объект сливаются в абсолютное единство чистого знания. Для ученика, который может быть затронут объективизацией «My!», ставя его как бы перед собой как что-либо для созерцания, рано или поздно возникает понятие того, что сама семантическая структура «My!» представляется невозможной для осознания ее в качестве объекта и что это может быть осознано лишь его (ученика) революционизированием собственного сознания при помощи открытия, в котором «My!» актуализирование в его метафизической реальности, в его «данности» как ничто в смысле абсолютно недифференцированной полноте Бытия. Только тогда ученик осознает, что его более нет там, что там нет ни его «Я», ни его «не-Я», но только «My!» – единое «My!» без всякого намека на дуальность.
Коан «My» заставляет учителя сбить с ног ученика, который, поднявшись, в свою очередь дает учителю пощечину. Здесь в конечной, секундной схватке личности отсутствуют. Это важнейшее, что должно быть правильно понято в учении дзэн.
Д. Судзуки
Таков в широком смысле инструментальный аспект коана. Даже при столь коротком рассмотрении становится ясно, каким разным может быть один и тот же коан при подходе к нему с точки зрения двух различных измерений. В первом измерении «My!» метафизично, актуализация его находится в самой дзэнской метафизике. Во втором измерении, наоборот, «My!» – метод, нечто, при помощи которого ученик подчиняется определенной дисциплине раскрытого: того, что мы ранее определили как «глубокий уровень» его сознания. Но все это в одно и то же время проливает свет на близкую связь, соединяющую эти два измерения коана одно с другим. И только на очень «глубоком уровне» сознания, которое, таким образом, становится раскрытым методологическим использованием «My!», это «My!» актуализируется здесь и сейчас.
Итак, нами предпринята попытка представить медитативную технику дзэн так, как она была исторически развита сектами Сото и Риндзаи. Принципиальной задачей тут стало дальнейшее освещение факта того, что дзадзэн или сидение в медитации является в дзэне вовсе не техникой, опустошающей сознание в смысле доведения его до полной ментальной бессодержательности, но, напротив, что оно включает активацию наиболее интенсивной и сконцентрированной работы сознания на определенном его уровне, где субъект и объект уже не дифференцируются друг от друга, и, наконец, что подобного рода работа сознания заслуживает определения как очень специфический тип мышления. Наиболее очевидно в использовании метода коана в школе Риндзаи (хотя и метод «чистого дзадзэна» школы Сото также заслуживает внимания), что тот образ «глубинного думания», описанный выше, срабатывает безукоризненно и может применяться каждым, желающим посвятить себя выработке силы уравновешенного сознания, которое и является медитативным состоянием его.
В качестве иллюстративного материала к главе «Коан» нам хотелось бы привести не только коаны как таковые, но и различные высказывания, ситуации, истории – все то, что способствует прочувствованию мира за пределами привычной логики. Более того, попробуйте их воспринимать как бы со стороны, без предубеждения – как мы смотрим на цветок, не задумываясь о его строении, наслаждаемся рассветом, убегаем от грозы и т.д. Попробуйте почувствовать «хорошо или плохо» без причинно-следственной цепочки, как вам подсказывает подсознание или что-то еще, более глубоко упрятанное в вашем Я.
Будда сказал:
«Я считаю королей и правителей пылинками праха. Я смотрю на сокровища, золото и жемчуг, как на кирпич и гальку. Я смотрю на лучшие шелковые одежды, как на рваные лохмотья. Я вижу мириады миров Вселенной, как маленькие зернышки, а самое большое озеро в Индии, как капельку масла на моей ноге.
Я понимаю, что учение о мире – это иллюзия фокусников.
Я различаю высшее понятие освобождения, как золотую ткань во сне, и смотрю на святую дорогу среди освещенных дорог, как на цветы перед глазами. Я вижу медитацию, как опору горы, нирвану, – как ночное сновидение среди дня.
Я смотрю на суждения о верном и неверном, как на коварный танец дракона, а на зарождение и гибель убеждений, как на следы, оставляемые четырьмя временами года».
Японский мастер Нан-ин принимал у себя профессора философии. Подавая чай, Нан-ин наполнил чашку своего гостя и продолжал в нее лить. Наблюдая за тем, как чай переливается через край, профессор, не выдержав, крикнул: «Остановитесь! Чашка уже полна. Больше в нее не войдет». Нан-ин ответил: «Как эта чашка, вы полны собственными мнениями и умозрениями. Как я могу показать вам, что такое дзэн, если перед этим вы не опорожните свою чашку».
Ученик Доко пришел к мастеру и спросил: «В каком состоянии ума я должен искать истину?» Мастер ответил: «Ума не существует, поэтому ты не можешь привести его в какое-либо состояние. Истины нет, поэтому ты не можешь ее искать». Доко спросил: «Если ни ума, ни истины нет, то зачем тогда у тебя каждый день собираются ученики?» Мастер посмотрел вокруг и сказал: «Я никого не вижу». «Тогда кого же вы учите?» – спросил Доко. «У меня нет языка, как же я могу учить?» – ответил мастер. Доко сказал уныло: «Не улавливаю смысла, не понимаю». Мастер ответил: «Я и сам не понимаю».
Ф. Ницше написал такое стихотворение:
Книга?
Нет: что толку в книгах!
В кладбищах ушедших мигов!
Только прошлое их сводня.
Счастье здесь.
То бишь сегодня.
