В конце концов судья оправдал Мамлера. Примечательно, что этим судьей был Джон Эдмондс, занимавшийся «в свободное от работы время» спиритизмом.
В 1873 году парижский фотограф Жан Буге начал делать фотографии, на которых можно было разглядеть странные «эфирные образы». Его плодотворная деятельность продолжалась около двух лет и закончилась, как и у Мамлера, в суде. Однако и в этом случае клиенты Буге не хотели признавать, что их обманывали, даже несмотря на то, что на судебном заседании Демонстрировались «аксессуары», коими пользовался фотограф: головы из папье-маше., накладные бороды, длинные белые одеяния, какие якобы носят в потустороннем мире. А когда Буге признался в обмане своих клиентов, то они шептались между собой, что его вынудили сделать это признание.
Большую коллекцию «астральных фотографий», полученных разными способами в Англии на протяжении второй половины XIX века, собрал исследователь медиумизма и «охотник за привидениями» Гарри Прайс. В те времена «духи» часто появлялись на фотографиях из-за того, что во время длительной экспозиции, которая была неизбежной при допотопной технике съемки, фотографируемая персона могла пошевелиться.
Кроме того, снимки подделывались, например, путем двукратного экспонирования одной и той же пластинки, либо последовательной печатью на один лист'фотобумаги с двух разных негативов. Практиковалась также одновременная печать с двух негативов, наложенных друг на друга.
Коллекцию Гарри Прайса можно и сегодня увидеть в библиотеке Лондонского университета [3, с. 4—6].
В Японии первые опыты с «мысленным фотографированием» проводил в конце XIX века увлекавшийся парапсихологией Томокичи Фукураи, профессор недавно основанного Токийского университета. В качестве медиума выступала его жена. Как оказалось, она обладала даром «нанесения» знаков японского письма на покрытые светочувствительной эмульсией стеклянные фотопластинки. Делала она это, держа ладони над футляром с пластинкой. А еще она умела «видеть» изображения на экспонированных, но еще не проявленных пластинках и с помощью мысленной энергии переносить эти изображения на другие пластинки.
Работал Фукураи и с другими медиумами, в частности с Теншином Такеучи. При этом он добивался столь же удивительных результатов. Фукураи просто говорил своим медиумам, что он хотел бы увидеть на снимке, а те выполняли его пожелания. В итоге в распоряжении японского исследователя собралась большая коллекция «фантомографий» с изображениями зданий и человеческих лиц.
Сенсационные результаты экспериментов токийского профессора были впервые опубликованы в 1913 году, а в 1931 году в Англии вышла его книга «Ясновидение и мысленное фотографирование» («Clairvouance and Thoughtography»). Почти сразу же на Фукураи обрушилась лавина критики со стороны коллег, которые исходили из принципа: «Этого не может быть, потому что не может быть никогда». Профессора обвиняли как минимум в наивности, а некоторые даже инкриминировали ему умышленный обман. Из-за обструкции Фукураи был вынужден покинуть отделение психологии Токийского университета, где преподавал с 1908 года.
Томокичи Фукураи умер в 1952 году, а спустя восемь лет в городе Сендай, где учился будущий профессор, появился Институт психологии, названный его именем - одного из первых японских исследователей аномальных явлений.
В начале XX века своеобразный клуб интересующихся «астральной фотографией» возник в Англии, в городе Кру, лежащем примерно в пятидесяти километрах южнее Ливерпуля. Этот клуб стал известен как «Фотокружок из Кру». Его члены стремились выяснить причины появления чужеродных изображений на снимках, а также выявить случаи и способы их подделки. Они много экспериментировали, и полученные ими результаты подчас ставили в тупик профессионалов из Королевского фотографического общества.
Примечательно, что Артур Конан Дойл тоже интересовался упомянутыми« проблемами. Причем настолько серьезно, что в 1922 году выпустил книгу «Доводы в защиту спиритической фотографии» («The Case for Spirit Photography»). На обложке этой книги был помещен снимок, где рядом с писателем находилось некое астральное существо в женском образе [3, с. 5—6].
Один из самых.удивительных и загадочных эпизодов в истории «фантомографии» относится ко второй половине XX века.
В 1962 году американский психолог Паулина Их-лер из Иллинойсского общества исследования психических явлений (Illinois Society for Psychic Research) написала статью для журнала «Фэйт» («Fate»), основной тематикой которого являются разного рода аномальные явления и события. Поводом послужило ее знакомство с неким Тедом Сериосом. Этот американец греческого происхождения, заядлый курильщик и потребитель огромных количеств пива, утверждал, что в 1955 году с ним в контакт вступил дух некоего Жана Лаффита, французского пирата XIX века. Тед рассказывал, что дух помог ему отыскать часть сокровищ, укрытых более ста лет тому назад.
Эта достаточно банальная история не вызвала у Ихлер особого интереса, она выслушала Теда из вежливости. Но когда обескураженный контактер уже собрался уходить, то как бы между прочим сообщил, что еще умеет делать фотографии. «Ну и что же в этом особенного?» — спросила Ихлер. Тогда грек пояснил, что имеет в виду «мысленные» фотографии.
Его признание дало толчок настоящей сенсации.
Доктор Жюль Айзенбуд, психолог, специалист по психоанализу и профессор медицинского отделения университета штата Колорадо в Денвере, относился к паранормальным явлениям весьма скептически. В своих публикациях он не раз повторял, что не представляет себе такого эксперимента, который подтверждал бы существование так называемых пси-явлений и удовлетворял требованию воспроизводимости результатов.
Когда ему в руки попал журнал со статьей Паулины Ихлер о невероятных способностях Теда Сериоса, ученый-психолог немедленно отправился в Чикаго. Он был уверен, что Сериос — обманщик, которого полезно вывести на чистую воду.
Первая встреча Айзенбуда и двух его ассистентов с Тедом произошла в апреле 1964 года. В это время Тед был безработным — его недавно уволили с должности посыльного в местном отеле «Хилтон».
Предусмотрительный профессор захватил с собой кассеты для фотоаппарата «Полароид» в фабричной упаковке. В кассете для такого аппарата, помимо фотопленки, находятся проявитель и закрепитель, а также источник питания, от которого работают все системы аппарата. Благодаря этому по прошествии нескольких секунд после съемки вы держите в руках готовую фотографию.
Без долгих вступлений Айзенбуд попросил Теда продемонстрировать свои способности. Тот взял в руки «Полароид», осмотрел его, возвратил профессору и предложил прибывшим удобно расположиться в креслах. Затем Тед принялся сосредоточиваться и настраиваться на эксперимент. Он делал это настолько энергично, что мышцы его лица словно окаменели, а на висках запульсировали жилки.
Спустя некоторое время Тед попросил направить на него объектив аппарата и поднести его к своему лицу. Айзенбуд и его спутники застыли в тревожном ожидании. Когда напряжение в комнате возросло до предела, Тед подал знак нажать на спуск затвора, после чего в изнеможении опустился на диван. Снимок, появившийся из аппарата, оказался совершенно черным.
— И что же это такое? — недоуменно пожал плечами профессор.
— Черная кошка во мраке ночи...— усмехнулся Тед.
«Съемки» повторили. Результат был прежним.
Айзенбуд уже решил, что напрасно проделал такой путь и зря потратил время. Но тут при очередной — восьмой — попытке произошло нечто необычайное. Аппарат, нацеленный на искаженное гримасой, покрасневшее и покрывшееся потом лицо Теда, выдал странный снимок — на нем были видны контуры какого-то высотного сооружения. Присмотревшись, профессор и его ассистенты узнали в нем... чикагскую водонапорную башню. Ошибиться было трудно: она являлась характерным элементом пейзажа этого города.
Профессор испытал нечто вроде потрясения: он понял, что встретил человека, который действительно обладал паранормальными способностями.
Несколько последующих лет Жюль Айзенбуд посвятил изучению загадочной способности Теда Сериоса создавать образы на фотопленке сило:': своей мысли. И одновременно все эти годы профессору приходилось бороться с пристрастием Теда к алкоголю и мириться с его тяжелым характером. Почувствовав, что представляет из себя уникальный объект для исследований, Тед начал использовать это обстоятельство самым неподобающим образом. В его поведении появились явные признаки «звездной болезни», а эксперименты со своим участием он стремился превратить в подобие эстрадного шоу. Но наиболее скверным было то, что он уже ничего не мог делать, если предварительно крепко не напьется. Причем наилучших результатов в фантомографировании достигал только после пары бутылок спиртного.
