КОРРЕСПОНДЕНТ: Почти?
ФИНК: Знаете, я и потом слыхал об этом знахаре. Так вот, он никогда не обещал исцеления. А уж если требовалось вмешательство хирурга, он мамаш круто разворачивал — ступайте, мол, в больницу, да поскорее! Вот, дескать, вам примочки, и бегом!
Такой был человек… Думаю, с Вольфом ему было интересно. «Поначалу, — рассказывал Мессинг, — мы закрылись, как раковины. Ни он, ни я не могли читать мысли друг друга. Но потом, после более близкого знакомства, мы потихоньку раскрывались. Было даже что-то вроде азарта — кто кого пересилит. Я первым прочел мысли деда, но не уверен в чистоте своей победы. Думаю, не поддался ли мне знахарь?»
Лично мне самым интересным показалось не противоборство двух телепатов, а, так сказать, побочные эффекты — в моменты крайнего напряжения у всех присутствующих дико болели головы, а перед глазами плыли разноцветные круги. Падало артериальное давление, учащались пульс и дыхание, возникал беспричинный страх. А потом все проходило, сразу. Что же до цветка… Это дед Саул рассказал Вольфу, как он руками помогал прижиться маленьким кедрам, растениям весьма капризным, порой и засыхавшие выхаживал. Как в молодости дарил девкам цветы, которые стояли в вазах по месяцу и не увядали. Естественно, опущенные в воду. Вот Мессинг и вдохновился.
И у него получилось! Вольф рассказывал, как «Леший» учил его врачеванию, так сказать, наложением рук, но за день подобному умению не обучишься, здесь годы нужны — врачом не становятся просто так. Мессинг и раньше мог греть ладонями, мог и обжечь, но все это так, бесконтрольный выброс энергии. А вот дед Саул прикладывал руки к груди болезного и все, что ему надо, вызнавал, без рентгенов и прочей машинерии. А потом лечил — тут нажмет, там погладит да тепла нутряного подпустит, а со спины, наоборот, словно снимает пальцами лишнее, нездоровое тепло…
Ну, это я так, своими словами изъясняюсь, пытаюсь передать тот, извините, сумбур, которым со мной делился Вольф. Нет, я его понимаю, конечно. Представьте себе, что вы присутствуете на операции. Что, вы запомните все действия хирурга? Запомните их последовательность, а главное, поймете смысл? Вряд ли. Для этого сначала надо мединститут закончить. Вот и со знахарем такая же история. Я однажды, еще в эвакуации, в Свердловске, зашел к одной бабке-травнице, хотел какой-нибудь настой попить, а то простуды донимали. Дала она мне травок, объяснила, как заваривать, как пить. А там ведь тоже целая наука! Одну траву собирают лишь до полуночи, другую утром, чтобы с росою вместе, у третьей только злаки ценятся, да и то, если лето сухое было.
КОРРЕСПОНДЕНТА Вольф Григорьевич не пробовал лечить?
ФИНК: Да как сказать… Лечить — нет, пожалуй, а вот боль головную снять — это у него получалось. Фира моя время от времени маялась мигренью и все старалась Вольфа в гости зазвать, пирожками соблазняла. Тот приходит, а она его сразу в оборот: ах-ах, голова просто раскалывается! Мессинг ей вот сюда, на темечко ладони клал, водил вот так вот, к вискам и обратно, потом просто над головой водил, словно мух отгонял… Ну, это я так шутил, а Фира цыкала на меня.
КОРРЕСПОНДЕНТ: Боюсь, вы еще много интересного могли бы рассказать, но у меня вопросы кончились.
ФИНК: Заходите, когда новые появятся!»[58]
Отчет В. Мессинга:
Совершенно секретно! Особая папка
НКВД СССР
Москва, пл. Дзержинского, 2
«Тов. Берия!
Вызов в Москву был неожиданным, поэтому я не сразу смог связаться с вами — из Новосибирска я вылетел 31 декабря 1941 года, а в столицу прибыл 1 января 1942-го.
Насчет того случая под Зарайском: я не считаю свой поступок подвигом, поскольку в тот момент не испытывал страха — просто внушил себе, что нахожусь на сцене.
Теперь о главном.
При встрече товарищ Сталин спросил:
— Хорошо ли вы зарабатываете, товарищ Мессинг?
— Очень хорошо, — ответил я. — Гораздо больше того, чем могу истратить.
— Гораздо больше того, чем вы можете истратить?
— Да, товарищ Сталин. В Советском Союзе мне созданы прекрасные условия для работы. Я много выступаю, много зарабатываю и считаю своим долгом в трудную минуту помочь стране, которая стала моей второй родиной. Я хочу отдать все мои сбережения на нужды фронта!
— Оставьте немножко на папиросы, — пошутил вождь. — А за остальное родина скажет вам спасибо. Мы вчера говорили с товарищами о том, что сейчас все советские люди должны помогать фронту. Кто чем может, хоть копейкой, хоть рублем. Только почему вы называете Советский Союз своей второй родиной? Родина у человека может быть только одна.
— Я не так выразился, товарищ Сталин…
— Это не вы виноваты, товарищ Мессинг, а Тухачевский. Если бы он в двадцатом году сделал бы все правильно, у вас была бы одна родина… Вы курите трубку или только папиросы?
— Трубку я курю только дома, на людях мне проще курить папиросы.
— Если вы, товарищ Мессинг, собираетесь подарить родине самолет или танк, то я должен сделать вам ответный подарок. Так принято у нас в Грузии.
Сталин ненадолго покинул кабинет и вернулся с новой трубкой из вишневого корня.
— Мои земляки подарили, — сказал Иосиф Виссарионович. — Вишня. Грузией пахнет. Возьмите.
Усевшись за стол, он занялся бумагами и стал задавать вопросы.
— Останется ли Гитлер у власти до конца войны?
Я сосредоточился и ответил:
— Да, товарищ Сталин.
— А Рузвельт?
Тут мне пришлось здорово постараться. Минут пять прошло, прежде чем я смог ответить:
— Франклин Рузвельт не доживет до конца войны, он умрет в апреле 45-го.
Сталин кивнул и проговорил задумчиво:
— Значит, надо будет договориться заранее. А наш старинный «друг» Черчилль?
— Черчилль по-прежнему одержим идеей бороться с нами. Пока что ему выгодна война, в которой немцы и русские уничтожают друг друга, из-за чего ослабляются и Германия, и Советский Союз. Но пару лет спустя он обеспокоится нашими победами и станет призывать западные страны, включая недобитый Третий рейх, сплотиться против СССР. Империалисты, правда, побоятся воевать с русскими, и начнется долгий период противостояния, который назовут «холодной войной».
— Назовут «холодной войной»…
— Не понимаю, товарищ Сталин, почему многие на Западе так восхищаются Черчиллем. Ведь именно при нем Британия стала рядовой страной, уступив титул великой державы Америке. Конечно, Лондон будет строить козни и пакостить по-всякому, но уже не сам по себе, а в упряжке с Вашингтоном. Хотя, мне кажется, тому же Рузвельту Англия только мешает.
Сталин кивнул и раскурил трубку.
— Да-а, товарищ Мессинг… Огорчили вы нас в прошлый раз. Мы так надеялись завершить войну за год, а вы растянули ее чуть ли не на пятилетку.
— Не я, товарищ Сталин.
Иосиф Виссарионович покивал, и на этом, собственно, встреча и закончилась — новый прилив дел увлек вождя за собой.
В. Мессинг».
Из заметки К. Ф. Ковалева в газете «Летчик Балтики»[59]:
«В этом бою я сбил тридцать первый самолет. В тот день на командном пункте полка я получил приятное известие: советский патриот профессор психологии В. Г. Мессинг дарит мне самолет Як-9Т. Я встретился с ним на вокзале.
Я был в морской форме и летном реглане, и он безошибочно нашел меня. Мы обнялись и крепко пожали друг другу руку. И как-то сразу между нами установились самые близкие отношения.
Всю дорогу мы беседовали горячо и взволнованно. Все напоминало встречу отца с сыном после долгой разлуки.
На следующий день профессор отправился со мной на завод. Ярко светит солнце. На заводском аэродроме собрались рабочие и служащие. Секретарь Новосибирского обкома открывает митинг. Первое слово предоставляется профессору Мессингу:
— Гитлеровские негодяи рассчитывали поставить великий советский народ на колени. Враги просчитались, на защиту своих прав советский народ поднялся как один человек. Мне бесконечно дорога моя Родина, ее свобода, ее честь и независимость. Выполняя свой долг, я решил на личные сбережения построить самолет и подарить его Герою Советского Союза Ковалеву. Товарищ Сталин разрешил мне осуществить мое желание. Самолет построен. Вручаю его тебе, сын мой Костя. Бери его и бей врага, чтобы советская земля и небо были навсегда свободными от немецких оккупантов. Благословляю тебя на месть, на победу…
Новенький истребитель стоял, сверкая краской. «За победу над фашизмом!» — написано на фюзеляже. Читаю дальше: «Подарок от советского патриота профессора В. Г. Мессинга — балтийскому летчику Герою Советского Союза К. Ковалеву».
