Я сам пугаюсь своей смелости. Моя осторожная часть начинает меня отговаривать: не дай Бог, начнется дождь и я застряну в горах где-то на полдороге – по этой тропе и в сухую-то погоду передвигаться непросто. Моя авантюрная часть возражает: но ведь Эверест только один. И я никогда не был к нему так близко – и, возможно, никогда уже и не буду.
Поразмыслив, я вверяю судьбу своих тренингов в руки Господа Бога: раз людям, которые его ждут, он действительно нужен, пускай Господь обеспечит мне хорошую погоду на протяжении всего моего путешествия. А я со своей стороны сделаю все, чтобы осуществить свою мечту и увидеть самую высокую гору мира как можно быстрее и вовремя вернуться к тем, кто меня ждет.
Успокоив себя таким образом, я взваливаю рюкзак на плечо и начинаю свой интенсивный трекинг. По мере того, как я прыгаю с камня на камень, обходя острые углы скал и ячьи лепешки, гималайский воздух глубже проникает в мои легкие и мой энтузиазм растёт. По бокам ущелья, на дне которого я ползу крохотным муравьем, рассеивается утренний туман и проявляются гигантские заснеженные вершины. Великолепие Гималайских гор приветствует меня и вселяет в меня радостные мысли.
День постепенно входит в свои права и через каждый час-полтора пути мне начинают попадаться люди. Я спрашиваю встречных тибетцев и туристов, правильно ли я иду, и получив утвердительный ответ, двигаюсь дальше. Радуюсь тому, что поступил правильно, отказавшись от проводника: тропа почти прямая, а движение с посторонним человеком замедлилось бы. В карпатских горах заблудиться куда легче, чем в Гималаях.
И вот наступает вечер, я зверски устал, хочется есть и пить, а встречный немец на вопрос, далеко ли до Намче, отвечает: два часа пути. Что ж, до захода солнца успею.
Я перехожу через ущелье по висячему мосту, поднимаю голову и внутренне холодею.
Надо мной возвышается почти отвесная скала, по которой круто вверх петляет еле видная дорожка. В голове проносится: два часа пути – это для свежего туриста, который только что вышел после ночевки, а я уже почти выбился из сил. А дойти до ночлега обязательно нужно – по ночам температура в Гималаях сильно падает, а у меня нет ничего, чтобы заночевать в дороге. Можно, конечно, вернуться на час назад к ближайшему домику – но это равнозначно признанию того, что Эверест в этот раз останется недосягаем.
Отступать некуда, и я начинаю карабкаться по скале вверх. Уже через десять минут подъема я окончательно выбиваюсь из сил и ложусь в траву возле тропы, цепляясь за куст, чтобы не скатиться вниз. Тем временем солнце заходит за тучи и дует холодный ветер. Ну вот, теперь только дождя не хватает для полного счастья.
Я продолжаю свой путь, изменив тактику отдыха: теперь я падаю прямо на тропинку, не утруждая себя отходом с неё и поиском придорожных кустов, за которые можно зацепиться. Тропа настолько крута, что разница между положением лежа и стоя почти незаметна и переходить из одного положения в другое достаточно просто. Кроме этого, камни на тропе не дают скатиться, чего нельзя сказать об обочине.
Десятисекундная пауза, лежа на дороге – подъем, десять шагов вперед – снова падение – и так несчётное количество раз. Когда силы окончательно покидают меня, я обращаюсь к собственному духу, чтобы он придал мне силы. Подействовало!
Так вот зачем мне нужен этот опыт: теперь я понял изречение «плоть немощна, а дух силен». Парадокс: сил нет вообще, но тело продолжает двигаться, как автомат. Теперь нельзя даже падать – потом не поднимешься. Я иду вперед еще несколько минут, которые кажутся мне вечностью и наконец вижу в отдалении каменные домики со ставнями, крашеными синей краской. Намче!
Тяжелее всего было преодолеть последнюю сотню метров. Деревня уходила круто вверх и расстояние между домами на окраине и гостевыми домиками, расположенными на вершине, было гораздо больше, чем казалось снизу. Но я всё равно шел дальше уже из упрямства: понимал, что завтра мне всё равно придется проделывать путь, который я не осилил сегодня и потому хотел во что бы то ни стало оставить весь этот ненавистный подъем позади. У меня это получилось: я дошёл до гостиницы на самой вершине горы.
Поев и выпив горячего чая с молоком, я захотел растянуться тут же, под обеденным столом, но заставил себя выйти на холод помыться в открытом душе и вернувшись, расстелил постель. Засыпая, я отметил, что насладиться во сне гималайским воздухом мне уже не удастся – хозяева всей семьей курили траву с жутким запахом.
Наутро я спросил хозяина, смогу ли я за оставшийся день дойти до места, откуда виден Эверест и вернуться на аэродром в Луклу. Хозяин (спасибо американцам, открывшим на каждом шагу курсы английского языка – даже в глухих непальских деревнях все, кто принимает гостей на ночлег, прилично говорят по-английски) ответил, что обычно первый вид на Эверест открывается из следующей деревни – Тенбонче, в нескольких часах перехода отсюда. Однако при плохой погоде идти туда бессмысленно – Эверест будет укрыт тучами и разглядеть ничего не удастся.
Увы, мои худшие опасения подтвердились, как только я вышел на улицу – небо было полностью укрыто облаками; того и гляди, начнется дождь и я застряну в забытой Богом деревне неизвестно насколько… Я поблагодарил хозяина, добавил ему к плате за ночлег и ужин пару долларов: он низко мне поклонился – а я поклонился ему. Ну, что ж, прощай, Эверест, может, когда-нибудь свидимся – надо скорее идти назад, пока собирающийся дождь не размыл тропу… Теперь хотя бы на тренинг успеть – отбить расходы на путешествие.
Я принял своё поражение, попрощался с хозяином и, не оглядываясь, пошел назад.
Возвращаясь к событиям того путешествия из нынешних дней я сознаю, что когда мы ставим перед собой какую-то цель, Бог постоянно испытывает нас.
С одной стороны Он спрашивает, действительно ли мы этого хотим и чем готовы для этого пожертвовать, а с другой – тщательно проверяет, не стало ли то, к чему мы стремимся, своего рода психологической зависимостью, болезненной страстью, реализация которой может навредить нашему душевному равновесию и здоровью. Так произошло и на этот раз.
Когда я спускался с горы, на ходу утешая себя привычными в таких случаях штампами («ладно, не увидел Эверест – зато в Гималаях побывал, ну, может не вырос духовно еще, чтобы он мне открылся»), неожиданно в крону стоящих впереди деревьев засветил солнечный луч. Я обернулся: от туч на небе не осталось и следа. В горах такая смена погоды происходит часто – то солнце, то снег, то дождь… Но когда это происходит в момент, когда тебе нужно решить, каким маршрутом двигаться дальше, ты не можешь назвать это иначе, чем чудом.
Я развернулся и не колеблясь, пошел назад в гору, жутко матерясь на тут же обострившуюся крипатуру и гималайские погодные кульбиты.
Через полчаса после этого я снова зашел в дом, в котором ночевал и попросил хозяина проводить меня к тропе на Тенбонче. Через час я шел по направлению к Эвересту, время от времени обгоняя носильщиков-шерпов с рюкзаками американских и европейских туристов, неторопливо следующих за ними налегке в шипованных ботинках и с походными палками в руках.
Через два часа я спустился в ущелье и перешел висячий мост перед подъемом на новую гору. Через четыре часа я преодолел почти такой же, как перед Намче, подъем и понял, что дальше я идти уже не смогу.
Передо мной открылось удивительной красоты плато: слева стоял буддистский храм, справа высились зеленые холмы, а впереди сияла на солнце высоченная снежная вершина. На плато, шумно переговариваясь, о чем-то спорила кучка индийских туристов, показывая пальцами на видневшуюся вдали гору.
– Скажите, это Эверест? – спросил я, обращаясь к ним.
– Никакой это не Эверест, – поспешил мне оветить их гид – до Эвереста еще минимум неделя пути. Это Лхоцзе – тоже восьмитысячник.
Во мне будто что-то оборвалось – все надежды на свидание с высочайшей горой мира оказались напрасны.
– Ну что ж, Лхоцзе, так Лхоцзе, – проговорил я и тут же осознал, что у меня жутко болит нога. Сняв туфель и носок, я увидел висевший на ниточке кожи ноготь, а под ним кровавый мозоль – так вот зачем мне советовали купить шипованные ботинки…
Итак, я всё-таки проиграл. Эверест остался недосягаем.
Я огляделся вокруг и увидел стоящий неподалёку неприметный ларёк. Пошёл туда купить питьевой воды и батарейки для фотоаппарата и попросил разрешения полежать на лавке под навесом магазинчика. Хозяин, живой смуглый тибетец с неожиданно хорошим английским, разрешил и я растянулся во весь рост, предвкушая, что останусь здесь ночевать. Мой отдых прервал вопрос хозяина:
– Сколько дней из Луклы идешь?
– Полтора. Сегодня ночевал в Намче; утром вышел.
– Ого! Ты не из летающих монахов? Белые туристы так быстро не ходят.
– Я б тоже не шел; нужда заставила.
– Что, снимать Эверест будешь? – спросил он.
