Но есть хлопок и есть шелк, есть камень и есть вода…
Иными словами, есть явления материальные и есть такие, которые, на первый взгляд, к материальным трудно отнести. Движения души, мышление, инстинкты, чувства, воспоминания и сны, процессы информационного обмена… Какой налог взимается за них? Мы вроде бы разумны — во всяком случае, так полагает большинство; но существует ли плата за разум, принадлежащая невидимым и бестелесным ангелам? Та самая их непременная доля?
Верующий любой конфессии скажет, что это безусловно так.
Мы существуем и мыслим в силу божественного соизволения, и за эту милость мы должны платить — платить праведной жизнью, добрыми делами и неустанным восхвалением Господа. Не оспаривая данного тезиса, я все же хочу заметить, что мне он представляется несколько наивным. Хотя бы потому, что я встречал других существ, живых и в то же время не живых, разумных, но не имеющих души, и я полагаю, что плата за разум с них не взималась.
Собственно, я в этом уверен.
Пора, пожалуй, указать первопричину моих сомнений и поисков. Всему живому свойственен страх смерти, и чтобы убедиться в этом, вы можете произвести мысленный опыт — первый из многих, какие предстоит вам сделать, читая эту книгу. Вообразите, что вы исчезли из мира живых, вдумайтесь в эту идею, представьте, что вы никогда не увидите своих близких и друзей, не разделите постель с женщиной, не прочитаете новую книгу, не поедете ловить лосося на канадских озерах, не полюбуетесь ярким весенним небом, не побываете там, где не успели побывать; словом, вас нет, а мир, равнодушный к этой потере, продолжает свое движение в грядущее. Эта мысль не просто вас огорчит — вы ощутите тоскливое томление, предчувствие неотвратимой потери, жестокость Бытия; возможно, вам даже захочется влезть на статую Свободы и спрыгнуть вниз — в знак протеста против такой несправедливости.
Жутковатый эксперимент, не так ли? Однако необходимый; лишь проделав его, вы осознаете недолговечность и хрупкость собственного существования. Впрочем, я вас утешу, мой дорогой читатель; ведь смысл того, что я собираюсь вам рассказать, заключен в простом и ясном утверждении: есть во Вселенной Высшая Сила, частицей которой являемся мы все, и потому жизнь наша — вечна.
Лишь тот, кто не осознал этой истины, испытывает ужас перед небытием. Конечно, не каждое мгновение — в противном случае мы не смогли бы жить и, вероятно, кончили бы прогулкой на статую Свободы и коллективным суицидом. Но страх перед неизбежным с особой силой поражает нас, как минимум, два раза: в детстве, когда мы узнаем, что под Луной ничто не вечно, включая нас самих; и в тот момент, когда мы понимаем, что добрались до последней черты.
Это справедливо для тех людей, чей путь от рождения к смерти свершается в относительной безопасности, без катастроф, несчастных случаев и скоротечных болезней. Солдаты — я имею в виду воевавших солдат — не входят в эту категорию. Война— это очень большая катастрофа и очень несчастный случай; попавший под ее жернова испытывает ужас смерти с неотвратимой и сводящей с ума регулярностью. Я знаю об этом не понаслышке — я воевал.
В 1942 и 1943 гг. я дрался над Коралловым морем и мысом Эсперанс, над Рабаулом и Филиппинами; в 1944 и 1945 гг. — над Францией и Италией, в третьей эскадрилье «Белоголовых Орлов». Я был летчиком-истребителем, и грань, отделявшая от смерти меня и моих друзей, была подобна яичной скорлупе — такая же тонкая, хрупкая и непрозрачная.
Но хватит о печальном. Я вспоминаю прошлое в силу иных причин: тогда вопросы, с которых начата эта глава, встали передо мной во всей своей пугающей безнадежности. Что есть жизнь? И что есть смерть? Что там, за гранью Бытия?.. Поверьте, когда летишь над океаном и ждешь, что самолеты джапов вот-вот вывалятся из облаков и отправят тебя к Великому Духу Маниту, вопрос о жизни и смерти становится животрепещущей проблемой. Помню, что в такие минуты я горько сожалел, что не родился телепатом и не могу прочесть мысли японских летчиков или хотя бы их намерения насчет своей персоны — мысли их, скорее всего, остались бы непонятными, так как японского я не знал. Но телепатия — это слишком; было бы греховно претендовать на этакую мощь, и я готов был сделаться хотя бы энергетическим вампиром. Всего лишь на пару секунд, чтоб высосать все силы из джапа, когда он заходит мне в хвост и жмет на гашетку.
Вопросы о жизни и смерти перемежались с такими дикими идеями, и теперь, полвека спустя, я нахожу им только одно оправдание: я был непозволительно молод. Но молодость — отнюдь не синоним глупости; пустые мечты юных лет уходят, а опыт и здравый смысл остаются. Поэтому мне кажется, что те патрульные рейды над Тихим океаном стали началом моих сомнений и поисков. Я сомневался в том, что смертен, и я не мог принять религиозные доктрины — ни христианско-мусульманскую, сулившую Элизиум либо Инферно, ни буддийскую, обещавшую цепь бесконечных перерождений. Следовательно, я должен был искать, идти своим путем и не поддаваться унынию.
Процесс раздумий и поисков был прерван на несколько лет, когда, вернувшись домой из la belle France, я завершал образование. Потом пытался разбогатеть, но вовремя понял, что бизнес — не моя стихия: любитель яблочных пирогов не создан вгрызаться в печень ближних. Я решил, что могу пригодиться армии, и обратился за советом к генералу Джеральду Стоуну, моему сослуживцу и бывшему командиру. Все остальное заняло считанные дни; я не успел опомниться, как очутился на авиабазе Райт-Паттерсон, штат Огайо, в должности помощника Стоуна. Предметом моих забот был ангар 18.
Здесь полагалось бы поставить многоточие, но, в силу определенных обстоятельств, которые будут рассмотрены в дальнейшем, я могу поделиться с читателями некоторой информацией.
Первое. Мы не одиноки во Вселенной. В нашей Галактике существуют другие обитаемые миры, другие формы жизни и другие цивилизации, так что можно полагать, что в будущем земное человечество не останется без друзей и врагов.
Второе. Космические пришельцы, которых я для удобства буду называть энлонавтами[9], присутствуют на Земле и в Солнечной системе. Данный факт на протяжении трех последних десятилетий прекрасно известен ограниченному кругу лиц — главам некоторых правительств (включая США, Британию, Францию, Германию, Россию и Японию), высокопоставленным военным и гражданским специалистам.
Я не собираюсь как-либо доказывать этот факт — например, с помощью фотографий, видеозаписей и свидетельств ученых, проводивших исследования инопланетной техники и останков экипажей в ангаре 18. Во-первых, я не располагаю подобными доказательствами, а если бы они у меня имелись, то это означало бы, что я нарушил присягу и свой долг и в тайне вынес с базы Райт-Паттерсон строго секретные материалы. Во-вторых, мой труд посвящен не пришельцам из космоса, а попытке истолковать Великую Тайну Бытия; ergo, энлонавты и все связанное с ними интересуют меня лишь постольку, поскольку данные обстоятельства приближают нас к разгадке Тайны.
Но один снимок, который публиковался в научных изданиях, я все же приведу. Взгляните на рис. 1: перед вами — изображение Каллисто, самого внешнего из «галилеевых спутников» Юпитера. Это фотография-реконструкция, выполненная Стивеном Скайсом, сотрудником Научно-исследовательского центра имени Эймса, НАСА, в 1980-х гг. — по снимкам, переданным «Вояджером-1» и «Вояджером-2»[10]. Отчетливо виден объект, похожий на гигантский кратер правильной формы (90 миль диаметром) с четырьмя светлыми точками — предполагаемая база пришельцев. Я думаю, что, поглядев на этот снимок, вы поймете: другие доказательства излишни.
Рис. 1. Правильной формы кратер на поверхности Каллисто — база инопланетных пришельцев.
Третье. Выше я упомянул, что энлонавты присутствуют на Земле и в Солнечной системе. Именно «присутствуют»; любой другой термин — исследуют, изучают, наблюдают — был бы не слишком подходящим. Мы не представляем их цели, не знаем, откуда они явились и зачем, и есть большие сомнения, что они желают что-либо изучить — скажем, нашу планету или же нас самих. Они не испытывают к нам ни вражды, ни дружеских чувств, ни особого любопытства; похоже, они заняты какими-то собственными делами, а все остальное им, как говорится, по барабану.
Я должен отметить, что этот вывод мы сделали не сразу.
В любой стране, по ту и по эту сторону «железного занавеса», высшие чиновники реагируют на столь необычные факты одинаково и независимо от того, как их титулуют — «господин президент» или «товарищ генеральный секретарь». За половину века их реакция прошла четыре стадии: полное отрицание, нервная истерия, опасливый интерес и относительное спокойствие. Первый из этих этапов пришелся на годы войны, когда всякий замеченный НЛО считался в лучшем случае галлюцинацией или атмосферным явлением, а в худшем — тайным оружием противной стороны. Период неверия был завершен в 1947–1948 гг. двумя инцидентами, Росвеллским и Атцектским[11], после которых ответственные персоны в Штатах уже не могли отрицать очевидное — в конце концов, они получили возможность не только увидеть, но и пощупать.
