М. Шевченко:То есть я так понял, что вы не видели живое воскрешение.
Г. Грабовой:Почему?
М. Шевченко:Вы видели своими глазами, физическими глазами — вы видели?
Г. Грабовой:А почему вы считаете, если у меня стопроцентный контроль за ситуацией духовным зрением, то это не то же самое, что физическое…
С. Бунтман:Что вы определяете как духовное и физическое зрение?
Г. Грабовой:Ваш вопрос совершенно понятен. Я бы не хотел сводить к частностям, то есть не хотел бы…
М. Шевченко:Это не частности. Это, знаете ли, самое главное.
Г. Грабовой:Давайте так — происходит дефект в каком-то самолете. Зачем мне видеть… мне не нужно…
М. Шевченко:Мы не про самолеты, мы про мертвых, которые воскресают.
С. Бунтман:Я, честно говоря, сейчас скажу очень плохую вещь. Меня в данном случае, в этот данный момент, через год после Беслана, вечное развитие интересует в 158-ю очередь. Может быть, это неправильно, и вы меня сейчас осудите. Меня интересуют конкретные «Матери Беслана», которые обратились к вам абсолютно искренне, рассчитывая на искреннюю от вас помощь. Можно ли помочь матерям Беслана? А не вовлечь их в вечное развитие?
Г. Грабовой:В том-то и дело, что они, если они хотят, например, да… того же воскрешения, и они это делают, то они это должны делать самостоятельно. Это не чья-то работа, не моя, не ваша, это работа каждого конкретного человека, его личной души, его личного сознания. И так далее.
М. Шевченко:А как вы можете передавать другим технологии, которые на ваших глазах и вашими устами не работали? Вы не были свидетелем того, что эти технологии работают? Вы же не отвечаете на вопрос, вы же не говорите, что вы видели воскрешение мертвых.
Г. Грабовой:Почему? Я свидетель, я могу видеть на любом расстоянии. Объясню. Дело в том, что если рассматривать логический фактор управления, вопросы всеобщего воскрешения, будут ли люди видеть своими глазами каждый всеобщее воскрешение… каждый отдельный человек — нет. У меня задача всеобщее воскрешение.
М. Шевченко:Я опять не получил ответа на вопрос, опять я услышал — нет, я не видел живого воскрешения, но духовным зрением… также я могу сказать, что дорогие друзья — у вас сейчас ночь — это благодаря мне, Максиму Шевченко. Я так воздействовал на небесные светила, что у вас настала ночь».
И далее в том же духе еще минут сорок.
Этот эфир стал для меня лишним подтверждением тому, что я понял еще после собственной встречи с Грабовым. В его секте все подвластно только высшим материям, все дается в ощущение только духовному зрению, особенно — ответственность Грабового и результаты его «деятельности». Духовно все, кроме главного, — денег. Деньги абсолютно материальны. Без конкретных бумажных дензнаков, чистых, незамусоленных, со всеми степенями защиты, — доступа в духовный мир Грабового нет и не будет. Но его не будет и за деньги. Потому что мир Грабового — это иллюзия, которая держится на надежде, которая, как известно, живуча.
Главная цель этой книги столь же конкретна, как деньги, которые он зарабатывает на человеческом горе, — добиться наказания для Грабового. Не эфемерных мук совести, а реального наказания. С настоящими железными прутьями в окошке и реальной вонючей баландой. Но если не получится так, то пусть хотя бы благодаря этой книге материальных дензнаков в мошне Грабового станет немного поменьше.
Глава 8
«Мы ждем своих детей третьего числа каждого месяца». — Вслед за террористами и сектантами в Беслан пришли политики. — Грабовой — Литвинович. — Грабовой — Латынина. — «Reds under the beds». — Я пытаюсь воспользоваться технологиями Грабового. — За сектанта заступается раскольник. — Прокуратура ждет знамения свыше
В начале октября мне на мобильный стали звонить женщины из Беслана, побывавшие у Грабового. Не знаю, откуда они узнали мой номер, но предполагаю, что от самих сектантов: в Беслане его не знал никто. Не было дня, чтобы на экране моего телефона не отобразился код «86737». На переговоры в этот месяц у меня ушла треть зарплаты и миллиарды нервных клеток. Женщины упрекали меня в том, что я оклеветал Григория Петровича, спрашивали, сколько мне за это заплатили. Но после двадцати минут бурного выплеска эмоций начинался нормальный разговор. Я объяснял свою позицию, и женщины ее понимали. Они мне объяснили свою, и я ее тоже понимал. Между нами установились напряженные, но все-таки отношения. Одна из побывавших у Грабового женщин даже согласилась официально выступить в газете и объяснить, почему она поверила в воскрешение своих детей. Эту женщину зовут Анета Гадиева. Она потеряла в бесланском теракте свою дочь Алану. Напомню, именно Анета стала первой женщиной из комитета «Матери Беслана», которая поверила в учение Грабового и затем обратила в свою веру еще 11 человек. Мои попытки разубедить ее потерпели крах. Анета Гадиева хочет верить, что ее ребенок воскреснет. Ей так легче жить. До поры до времени.
— Анета, что вас заставило прийти к Грабовому?
— Главное, чего мне не хватало после гибели моего ребенка, — это ясности. Не только правды о том, кто виноват, но и какого-то высшего смысла произошедшего. Почему это произошло со мной, с моим городом, с моим народом? За что, за какие грехи? Ведь в мире ничего просто так не бывает. И я постоянно искала людей, которые бы мне это объяснили. В декабре прошлого года я вместе с еще одной женщиной поехала в Одессу. Нам сказали, что там есть такой монах — отец Иона, который близок к Богу и может дать нам ответ на наши вопросы. С ним было сложно встретиться, он никого не принимал, но нас принял. Мы беседовали два часа, но чего-то такого, что мы хотели услышать, он так и не сказал.
— А что он сказал?
— Он сказал: наши дети у Бога, смерть для верующего человека не трагедия, а лишь начало новой жизни, и на земле все будет еще хуже. А когда мы спросили, почему именно Беслан, он ответил, что, возможно, во всем виновата водка. Ну, в том смысле, что в Беслане крупный водочный завод, а от нее очень много горя. Это меня немного покоробило. Ведь те, кто делает водку, не пострадали, а пострадали мы. В общем, он не смог утешить нас. Скорее, наоборот. И там же, в Одессе, я впервые услышала о
Грабовом. Его книгу о воскрешении мне подарила подруга. Я ее прочитала, потом дала почитать Сусанне Дудиевой. Ну, что тут скажешь? Это, конечно, была именно та идея, которую мы искали. Головой я понимала, что все это нереально, но душа хотела верить. И с тех пор постепенно эта вера все больше охватывала нас. Этим летом мы нашли телефон представителя Грабового во Владикавказе, его зовут Туган Шубшиев, и я сама ему позвонила. Он и устроил нам встречу с Грабовым. Впервые мы с ним встретились
еще в августе, до нашей поездки к Путину. Тогда нас было только двое: я и Сусанна.
— О чем вы говорили?
— Мы спросили его, почему погибли именно наши дети. Он ответил, что это была жертвенная смерть. То есть наши дети по своему духовному состоянию были настолько чисты, что принесли себя в жертву, чтобы предотвратить глобальную мировую катастрофу. То есть своей смертью они очистили все грехи мира. Конечно, это все малоуспокоительно, но…
— Но это вас более тронуло, чем то, что сказал священник в Одессе?
— Да, наверное. Еще он много говорил о гармонии, о коллективной мысли, о пространстве любви, которое нам всем вместе нужно постоянно расширять. Потому что чем больше это пространство любви, тем лучше для нас. И чем больше народу в это поверит, тем больше шансов на воскрешение — именно реальное, физическое воскрешение. Что еще? А, он говорил, что террористы сами по себе не главное. Что если ты их будешь убивать, все равно новые появятся, — нужно коллективным усилием мысли вокруг них опять же создавать пространство любви. Хотя представляете, как нам любить террористов?!
— Вы во все это и сейчас верите?
— Я человек довольно самодостаточный, чтобы безапелляционно принимать что-то на веру. Но мне хочется больше верить, чем не верить, понимаете? И если есть гипотеза, то пусть лучше будет гипотеза, чем ничто. Вы это го не можете понять. Вы твердо стоите на земле, и дай бог, чтобы и дальше так было. Когда мы вернулись в Беслан и рассказали об этом знакомым, то многие решили по ехать с нами 16 сентября на съезд сторонников Грабового.
— Говорят, он дал вам с собой какие-то наклейки дистанционного управления, которые вы расклеили по Беслану.
— Да, это правда. Несколько десятков штук, они были в рулоне. Очень похожи на обычные штрихкоды, которые лепят на товары в магазине, только на обратной стороне кружочек и стрелочка. Грабовой сказал, что он сможет контролировать то пространство, которое обклеено этими наклейками. И если на этой территории намечается какая-то трагедия, он получит об этом сигнал и сможет эту трагедию нейтрализовать. Я, правда, тогда спросила у его ученика, Александра Сергеевича Вадютина: «А почему бы этими наклейками не обклеить всю Чечню и Ингушетию?» Он ответил: «Хорошая идея. Надо будет подумать».
