«Гроза прошла над Моисеем, но Господь не был в этой грозе. Потом подул легкий ветер, и Господь явился в этом ветре».
Рафаэль Санти. Св. Цецилия. 1514 г.
Болонья, Пинакотека
Приблизившись таким образом к высочайшим таинствам христианства, Рафаэль хотел проникнуть и далее. Он хотел достичь своей живописью личного ощущения присутствия Бога. Но здесь он почувствовал границы своего искусства. Гармонией искусных и точных линий, богатством красок он мог дать отдаленное ощущение божественного мира, приподнять край покрывала. Но лишь музыка, чувствовал он, может нас вознести в сферу, где меняющиеся стремительно видения достигают такого сияния и такой быстроты, что лишь звук может их вызвать. Тогда Рафаэль, воистину гениально, решил выразить эту истину в своем искусстве, рисуя музыку . Пойдите в Болонский музей. В превосходно освещенном зале вы увидите картину Рафаэля, изображающую св. Цецилию в натуральную величину. Здесь находится одна из святых капелл искусства. Святая в экстазе изображена стоящей, со склоненной головой, в умилении, У ее ног лежат разбитые музыкальные инструменты, лютни, виолы и флейты. Она держит двумя руками маленький ручной орган. Ее протянутые руки показывают, что сейчас она его уронит. Ибо она слышит музыку куда более прекрасную, нежели ту, что она может извлечь из инструментов, обломки которых ее окружают. Она склоняет слух к небесному хору ангелов, парящих в облаке над ее головой. От этого венка светоносных юношей на нее падает отблеск и омывает ее золотым светом. Перед совершенством этой песни серафимов она отказывается от земной музыки, посвящая себя музыке небесной. Отныне ее жизнь будет проходить в слушании ангелов и записывании их песен для вокальной музыки. Невозможно выразить в словах поглощенность и красоту головы святой. Я ошибаюсь: это сумел определить Шелли, сказав: «Она успокоена глубиной своей страсти».
После такого взлета Рафаэль был готов к более высоким задачам. Он доказал это, создав «Сикстинскую мадонну».
Рафаэль Санти. Сикстинская мадонна. 1513–1514 гг.
Дрезден, Картинная галерея
Вдохновленная женщина так описывала эту картину: «На фоне эфирного света Богоматерь с младенцем возносятся к Богу. Кажется, что мечта неба плывет в воздухе и отражается в их позах. Сама Мировая Душа, сознательная и серьезная, говорит в их пламенных глазах. Без нимба и ореола вечная красота улыбается в них и провозглашает высшую власть Богоматери и младенца. Величественно они попирают небеса, свое владение. И небо действительно принадлежит им. Они далеки от нас. Мы чувствуем расстояние в луче их взгляда». Действительно, эта Богоматерь – не обычная женщина, и она еще не была воплощена на земле. Это некоторым образом астральный образ Вечно-женственного, вне времени и пространства. В своем бесконечном экстазе она дарит миру душу, которую выносила в своем девственном чреве в лучах Отца Небесного и которая станет Христом. Этот ребенок, еще не рожденный во плоти, чей взгляд, исполненный мысли, погружен в будущее, полностью осознает свое предназначение. Он видит судьбу, которая ждет его на земле, и эта судьба страшна, но он знает также, что от него зависит спасение мира. Занавес, окаймляющий картину, указывает, что все это – видение. Два персонажа, размещенные ниже, справа и слева от Мадонны, находятся здесь лишь для того, чтобы выявить сверхъестественный характер этой сцены. Св. Варвара, ослепленная, не может вынести этого сияния и скромно опускает глаза. Облаченный в богатую мантию, св. Сикст смиренно склоняется и едва осмеливается поднять свои. Что касается двух сияющих головок ангелов, облокотившихся на нижнюю раму картины, они как бы говорят: «Целую вечность мы созерцаем эту тайну и живем в ней; но вы, о люди, ползущие в бездну, сколько веков нужно будет вам, чтобы ее понять!»
* * *
Но Вечно-женственное имеет два полюса. Оно царит и светит, как солнце, в мире душ и чистого Духа; оно рыщет и подстерегает, подобно змее, в мире тел и материи. Если в первом мире оно погружает в светящиеся волны божественные тайны, то во втором оно заботится лишь о размножении видов, об управлении поколениями, которые, по словам Гомера подобны бесчисленным листьям, гонимым осенним ветром по пустынным долинам. Первый освещает и порождает души; второй прядет и ткет сложную ткань жизни.
Чтобы подняться в сферу первого и на вершину своего гения, Рафаэль сделал гигантское усилие. Чтобы достичь этого, он приговорил себя к почти аскетической жизни. Он очень редко видел свою любовницу. Он запрещал ей входить в свою мастерскую, часто посещаемую вельможами, кардиналами и многочисленными учениками, и отправил ее в тайное убежище на том берегу Тибра. Зная силу своего влияния, Форнарина со своей обычной расчетливостью покорно подчинилась. Она знала, что возвращения художника к ее горячим устам и прекрасной груди были тем стремительнее, чем дольше были его отлучки и строже – чистота. Она спокойно ждала. Когда мистическая фаза художника подходила к завершению, когда потребность в разрядке ощущалась художником, замученным усталостью, наполовину сожженным живым воздухом и заледеневшим до костей, с Санти происходило значительное отвлечение. Он бросался в бурю страстей с огнем, неизвестным ему дотоле, и руки прекрасной транстеверинки обвивались вокруг его шеи. Художник, пропадавший целыми днями и неделями в своей мастерской, оставлял наблюдение за своими учениками и продолжение своих гигантских трудов на Джулио Романо. Люди даже спрашивали себя, не станет ли творец Сивилл жертвой этой новой Цирцеи, воплотившейся в этой крепкой девушке из народа. Кардиналы – друзья Рафаэля беспокоились как раз об этом и, подобно добрым отцам семейства, пытались женить его. Кардинал Биббьена безуспешно старался женить его на своей племяннице. Из-за стыдливости ли, или из-за избытка скромности, всю эту историю обычно замалчивают. Но хотя Вазари порой ошибается в некоторых деталях, его свидетельство кажется неоспоримым. Дадим ему слово. «Кардинал ди Биббьена в течение многих лет упрашивал его жениться, однако Рафаэль, не отказываясь прямо исполнить желание кардинала, затягивал дело, говоря, что желал бы переждать года три или четыре. Но он не успел даже заметить, как срок этот истек, и кардинал напомнил об его обещании; Рафаэль, как человек учтивый, увидев себя связанным, не пожелал изменить своему слову и изъявил согласие жениться на племяннице кардинала. Однако узы эти нисколько его не радовали, и он старался выиграть время, так что прошло несколько месяцев, а свадьба все еще не состоялась… Тем же временем он потихоньку предавался, в большей мере, чем следовало бы, любовным наслаждениям, и вот однажды, преступив границы, вернулся домой в сильнейшей лихорадке».
Рафаэль Санти. Преображение. 1517–1520 гг.
Рим, Ватиканский дворец
Но все же через некоторое время с Рафаэлем случался новый взлет его гения, который мучил его и изводил еще сильнее, чем добрый кардинал. Его тело горело одновременно в огне чувства и в пламени Духа. Он догадывался о своем близком конце. По крайней мере, он хотел выразить высшую истину, которая теперь ему казалась светящейся превыше его эфемерной жизни. Эта истина была истиной трех миров, высших и гармонирующих, посредством которых божественное Слово проявляется во Вселенной. Эта космическая троица поразительно воплощена в полотне «Преображение», которую ему заказал папа Лев Х и которую и сегодня можно видеть, бережно сохраненную, на мольберте в одном из внутренних покоев Ватикана.
Полотно, вытянутое в высоту, так что его надо смотреть снизу вверх, четко разделяется на три части, соединенные одной мыслью, столь же широкой, сколь и глубокой. Действие происходит на горе Фаворской – эпизод, рассказанный евангелистом Матфеем (17:1–9). Начнем с нижней части. У подножия скалистого холма выступает в светотени на черном фоне оживленная сцена. Несколько апостолов Христа страстно спорят с простыми людьми. В центре группы красивая женщина, преклонившая колени, указывает властным жестом на одержимого, который только что был чудесным образом исцелен и, потрясенный, поднимает голову к небу. Все эти персонажи, выступающие из тьмы, освещены лишь отблеском сверху, но они не видят, что происходит над ними. Лишь излеченный одержимый видит это, ибо безумец, исцеленный Иисусом, стал ясновидящим. То, что он видит, представлено на двух верхних частях картины. На вершине холма любимые ученики Христа, Петр, Иоанн и его брат, спят глубоким сном. Один из них, приподнявшись во сне, пытается защитить глаза от ослепительного света, который хлынул на всех троих. Этот свет – свет преображенного Христа, который парит над ними на сияющем облаке, где Моисей и пророк Илия поднимаются к нему с жестом поклонения. Верхняя часть картины, выполнить которую было труднее всего, наименее удачна, но весь ансамбль отличается проникновенной красотой, в которой сияет чистейшая духовная красота. Космическое здание, отражающееся в разнообразии человеческой природы, прекрасно передано в этом шедевре. Нижняя часть представляет природный мир, где действует человечество во плоти. Его зрение затемнено животными страстями, и они не видят высших миров. Только некоторые ясновидящие, у которых физическая оболочка наполовину разрушена, видят некоторые отблески. Средняя часть, холм, где спят трое апостолов, представляет мир чистых душ, где посвященные могут подняться ввысь на несколько ступеней и где тогда является небесная радость и красота. Верхняя часть, где парит Христос с двумя пророками, представляет божественный мир, единственный, где Слово является лицом к лицу и без посредника. Никогда, ни в каком произведении живописи, основа оккультной истины не была передана столь прекрасно и патетично. Сияющий и последний всплеск этого божественного гения.
