И если они бессмертны, они произойдут от меня.
Микеланджело явился в мир на высокой вершине Апеннин, неподалеку от Ареццо, в Капрезе, где его отец занимал должность наместника или судьи. Его кормилицей была жена каменщика из Сентиньяно, недалеко от Флоренции, что побудило его позже сказать Вазари: «Джорджо, все хорошее в моем таланте получено мною от мягкого климата родного вашего Ареццо, а из молока своей кормилицы извлек я резец и молот, которыми создаю свои статуи». Как многие художники былых времен, Микеланджело бывал бит отцом за то, что не хотел учиться в школе и мазал углем стены горожан. Отец насильно отдал его в обучение к знаменитому флорентийскому живописцу Доминико Гирландайо. Его успехи были столь стремительны, что вскоре мастер заявил, что ему больше нечему учить этого маленького гения. И вот в тринадцать лет Буонарроти, уже проникнув во все тайны искусства рисования (что позволило ему позднее преуспеть сразу в двух искусствах), внезапно разочаровался в живописи. Собрание греческих статуй Лоренцо Великолепного в саду св. Марка выявило внутреннюю сущность и подлинный гений Микеланджело, который был в еще большей степени скульптором, нежели живописцем.
Джорджо Вазари. Фрагмент фрески с Лоренцо Медичи
в окружении философов и ученых. 1559 г.
Язычник, дремлющий в нем, точно лава в жерле вулкана, внезапно проснулся при виде этой красоты, и горячая вспышка охватила его тринадцатилетний мозг. В углу сада, где работали скульпторы, находилась античная маска Фавна с разбитым ртом. Это лицо старого сатира, который, казалось, смеялся над ним и бросал ему вызов, притягивало его и злило. Он, никогда не прикасавшийся ни к молоту, ни к резцу, захотел скопировать эту статую. Он нашел кусок мрамора среди обломков, попросил необходимые инструменты у садовых рабочих и обтесал мрамор с точностью старого каменотеса. Лоренцо Великолепный, гуляя в этом месте вечером, увидел маленького скульптора за работой и, пораженный этим внезапным талантом, обещавшим вырасти в гения, побежал к отцу Буонарроти, объявив, что он хочет воспитывать ребенка у себя как приемного сына. Отец вначале отказывался, но в конце концов поддался на уговоры герцога. Вот тогда молодой Микеланджело в возрасте 13 лет, поселившись в герцогском дворце, сразу получил почетное место в доме и за столом самого образованного из Медичи и рос среди первых гуманистов, окруженный элитой мыслителей и художников того времени.
Не слепой случай и не счастливое совпадение действовали в этом столь известном эпизоде. То была словно сама рука Провидения в переплетенной ткани судеб. Все погребенное прошлое явилось, словно вспышка, в душе ребенка, в виде еще улыбавшихся развалин, Олимпийцев, населявших этот сад вблизи монастыря, где размышлял строгий и фанатичный Савонарола. Голова старого Фавна, которую маленький Микеланджело увлеченно копировал лихорадочным резцом, заставляла его смеяться и плакать в одно и то же время. Он смеялся от радости, что видит античных богов, и плакал оттого, что не может воссоздать их. Словно Сатир у Виктора Гюго, он желал подняться на Олимп, посмотреть в лицо Бессмертным и бросить им вызов, поднявшись до их величины. Прометеева искра воспламенила этого тринадцатилетнего мальчика. Слава властителю, который, распознав ее, извлек из нее пламя, способное заново осветить мир!
Юность Микеланджело была освещена скульптурным гением Греции, который он созерцал в статуях сада св. Марка. Его гений рос в платоновской атмосфере, которой молодой скульптор дышал благодаря завсегдатаям его покровителя Лоренцо Великолепного, гуманистам Марсилио Фичино, Бенивьени, Анджело Полициано. Под их счастливым влиянием его независимая и порывистая натура свободно развивалась. Его богатые способности раскрывались успешно и последовательно. Его первые скульптуры выдают языческий темперамент с эротической направленностью и достаточно выраженным натурализмом, что контрастирует с его последующими работами. На это указывают сами сюжеты: «Пьяный Вакх», «Спящий Амур», «Битва лапифов с кентаврами», «Деянира и кентавры». Здесь раскрывается чувственная любовь без всякой идеализации. Этот вкус к сладострастию был рано побежден высшими частями души Микеланджело, охваченной утонченными и чистыми идеями. Но все же что-то от этого всегда оставалось. Об этом свидетельствует его очень сладострастная «Леда», чья голова замирает на голове лебедя, прижимающегося к ней, – картина, купленная Франциском I, которую приказал сжечь от стыда герцог Орлеанский. Реакция на эту сторону его натуры, несомненно, вызвала в какой-то степени суровый аскетизм его зрелого возраста, его терзания в старости и черный пессимизм его сонетов. Но в юности он слишком наслаждался своей легкостью и своей силой, радостью борьбы и удовольствием превзойти всех соперников, чтобы предаваться меланхолии. Проповеди Савонаролы пробудили в нем одновременно патриотизм и религиозное чувство. Его трагическая судьба и мученичество повергли Микеланджело в ужас. Но эти страшные впечатления лишь позже претворились в его искусстве. Пророк еще не познал себя, а языческие боги полностью покорили на время юного титана скульптуры.
Микеланджело Буонарроти. Вакх. 1497 г.
Флоренция, Национальный музей Барджелло
Ему было двадцать семь лет, когда Флорентийская синьория позволила ему использовать по своему вкусу огромную глыбу каррарского мрамора, из которой хотели сделать статую святого для собора. Ее нашли слишком маленькой для такой цели, и никто не знал, что с ней делать. Буонарроти посмотрел на нее, измерил взглядом и высек из нее своего знаменитого Давида. Из бесформенной глыбы мастер скульптуры создал гений свободной личности. Какое изящество в этом воинственном юноше, готовом к битве! Это сила в спокойствии, как в шедеврах античности, но сила более напряженная, подстерегающая момент нападения! Каким спокойным и уверенным взглядом он окидывает врага. Каким стремительным жестом он пустит смертоносный камень в лоб великана в тот самый момент, когда его воля приведет в движение руку!
Микеланджело Буонарроти. Давид.
1501–1504 гг. Флоренция, Галерея Академии
Микеланджело запечатлел в мраморе свою собственную юность и гордую душу своей родины. Сегодня мы восхищаемся этой статуей во Флорентийской Академии изящных искусств, в специальном павильоне, построенном для нее. Там можно видеть, что это колосс, ибо он почти достает головой до застекленной крыши зала. Он был поистине на своем месте у ворот муниципального дворца, напротив Loggia dei Lanzi. Там юный Давид являл свое обнаженное белое тело на пороге черной крепости с бойницами, чья изящная башня видна далеко в округе, там он выглядел как легкий гений Свободы, охраняющий Город цветов.
II. Микеланджело в Риме. Гробница Юлия II и потолок Сикстинской капеллы. Иеговистское посвящение
Флоренция и Лоренцо Великолепный пробудили гений Микеланджело; Рим и папа Юлий II вызвали его расцвет. Второй период его жизни, с тридцати до пятидесяти лет (1504–1524), – время его мастерства и величайших шедевров. Видно, как быстро растет его титаническая воля и его божественный дух, подобные двум гигантам, один из которых вышел из каменоломен Пелиона и Оссы, а другой – из песка и огня пустыни, где Моисей сорок лет водил свой народ под молниями своего Бога. Эти две столь разные души теперь слились в одну и трудились для греко-латинского Возрождения, для величия иудео-христианского Рима, в лице флорентийского художника, высекающего статуи и пишущего фрески под сенью Ватикана. Но чтобы обратиться к истокам и к смыслу этих удивительных творений, которые являют нам грандиозное пробуждение Ветхого завета и новой эстетики, нужно посмотреть на знаменитого понтифика, который был его сотрудником, я бы сказал – импресарио гигантских усилий этого сына Ватикана, ставшего апостолом Иеговы.
Кардинал делла Ровере, который принял имя Юлия II, заняв папский престол после чудовищного Александра Борджиа, был самым гордым и героическим из римских понтификов. Старец раздражительный и свирепый, но сильный и подвижный, этот воинственный папа одевался в кирасу, как кондотьер, и принимал участие в сражениях своих войск, в шлеме и с мечом в руке. Он был в своем роде патриотом, поскольку мечтал изгнать с итальянской земли французские, испанские и немецкие войска, которые оспаривали друг у друга власть, и объединить под папской тиарой освобожденный народ Италии, бывший вот уже тысячу лет добычей варваров. Он не преуспел в этих химерических планах, которые спутывали светскую и духовную власть, но он осуществил другие планы, более важные и полезные, покровительствуя возрождению искусств, чтобы дать Риму памятники и шедевры, достойные римской традиции и величия церкви. С этой целью он окружил себя лучшими художниками своего времени, среди них были три звезды: Браманте, Рафаэль и Микеланджело. Браманте получил задание перестроить собор св. Петра, Рафаэль – писать станцы в Ватикане, а Микеланджело (после выполнения гробницы Юлия II, когда тот скончался) – писать потолок Сикстинской капеллы.
