Утро... это первое утро или второе? И утро ли это? По времени уже утро, но почти все так же темно - ураган не ослабевает, и даже усиливается. Я не понимаю, как и когда Андрей и Олег смогли выбраться из палатки, разбить ледяные стены, высвободить рюкзаки и достать замерзшие в камень колбасу и сыр, но так или иначе во рту теперь есть еда и я ее медленно рассасываю, вкуса нет, ничего нет, внимание сосредоточено на том, чтобы не уронить очередную кружку снега, которую я снова растапливаю своим теплом. Точно, утро уже было, сейчас уже день, или вечер? Теперь надо дожить до следующего утра - у нас есть шанс... Печенье - у меня во рту печенье, и я его грызу - как в этой темноте и сугробе им удалось достать из рюкзака под ногами печенье? Что за вкус... черт с ним, не до вкуса, но до чего отвратительно... что такое? Боже мой, это же бензин! Они пытались достать бутылку с бензином и развести примус, и бензин пролился на печенье, мы это съели? Да, они тоже слишком поздно это поняли - как тошнит... меня сейчас вырвет... давайте заедим чем-нибудь... как важно суметь развести примус - тогда будет вода, тогда мои губы перестанут походить на распухший башмак, а кашель перестанет разрывать горло... внезапно резкий приступ боли в сердце, еще, еще - это еще что такое? Может - от отравления бензином? Сейчас вечер или ночь? Утро? Второе утро. Ничего не меняется, все по-прежнему. Я больше не хочу жить, я хочу умереть. Дайте мне умереть. Тело высохло, воды нет даже на слезы. Как хорошо внизу! Как я была там счастлива! Сколько угодно воды, зеленая трава, хлеб, картошка, кефир, яичница... секс... я ведь когда-то занималась сексом, неужели больше никогда не буду!... никогда больше никто меня не обнимет, не поваляемся в теплой постели, не испытаю страсти и нежности... надо все бросать и идти вниз! Мы еще сможем, если все бросим и прямо сейчас начнем спускаться. Хоть какие, но дойдем - без рук, без ног, без лиц, но останемся живы, еще можно попробовать! Я встаю, вылезаю из палатки, иду вниз - как легко идется, я смогу дойти. А... это бред, бред... всплески ясного сознания все реже, все короче, сейчас я почти все время провожу в бреду, но он прекрасен, меня касаются удивительно тонкие переживания - звенящей радости, блаженства, счастья, восхищения жизнью. Сколько мы тут? Три дня? Три дня!!... скоро наступит третье утро, и если ничего не изменится, мы умрем. Нет эмоций, нет мыслей - хрустальное блаженство говорит звонким бесстрастным голосом - сегодня ты умрешь, скоро ты освободишься от всех страданий.
Утро... солнечное, ясное, ветра нет, мы вылезаем, хватаем ртом солнце, ставим примус, куриный бульон... это счастье, это сам бог - куриный бульон. Я трое суток не писала, теперь тело снова оживает, нет сил отойти в сторону, я писаю прямо тут с наслаждением, которого не передать. Мы собираем рюкзаки, мы полны сил, надо спускаться, мы чуть живы, теперь только вниз, к тем зеленым лугам и хрустальным речушкам, лежать, загорать, пялиться в небо, есть, пить. Я хочу супа из крапивы, хочу вареные яйца, хочу ароматную жареную картошку... Олег идет вниз первым в связке, я посередине, последний - Андрей. Как восхитительно светит солнце. Крик. Кто кричит? Где Олег??!! Стремительно удаляющаяся вниз точка - легкий шорох по льду - и снова тишина... Вот так - ррраз, и за секунду гора слизнула человека... я не понимаю, как это можно... мы столько пережили, и... как же так... подойдя ближе к завешенному рюкзаку Олега, видим дырку во льду - все ясно, он поторопился, не докрутил ледобур, верхний кусок льда откололся тонкой линзой, а под ним - лед рыхлый, пузыристый, не удержал наполовину вкрученный ледобур. Бывает ли в горах сложная смерть? Простая ошибка, простая смерть, его больше нет, я не могу это понять. Как сквозь сон вынимаем все его вещи из рюкзака, берем с собой только то, что нам пригодится на обратном пути, остальное сбрасываем вниз. Нет слов, нет мыслей, но руки делают свою работу - нам надо суметь выжить, надо спуститься, пройти зону трещин, впереди еще много борьбы, а у нас теперь нет права на ошибку - если один провалится в трещину, другой в одиночку его уже не вытащит. Что там мелькнуло? Тетрадь? Дневник Олега! Я возьму его с собой. Андрей торопит, мы спускаемся.
Когда солнце только-только показывается из-за вершин, то те горы, которые противостоят ему на западе, освещаются резко, ярко, а те, которые стоят к солнцу в пол оборота, погружаются во влажное, расплывчатое марево, словно купаются в нем. Смотрится это очень красиво, но фотографии делать совершенно бесполезно - получаются просто мутные фотки... так что красота гор, купающихся в утренней дымке, останется только в моей памяти.
Сегодня я проснулась с удивительным чувством, будто снова уловила какую-то искорку... иногда, когда я просыпаюсь, от сна остается какое-то странное ощущение... и если не дергаться, не вскакивать, не двигаться и позволить ему проявиться отчетливее... отдаться этой полусонной дремоте... это ощущение не связано, как кажется, ни с сюжетом сна, ни с чем-то из нашей жизни вообще... оно странное, приходящее из самой глубины сна... оно переживается несколько тревожно, может даже пугающе... оно слишком непохоже на все, с чем мне приходилось сталкиваться в реальности бодрствования или в реальности сна... оно словно исходит из самой глубины "меня"... это весть моей индивидуальности самой себе сквозь всю пелену человеческого... грозное, или, точнее, предгрозовое ощущение... оно накапливается, вернее - опыт переживания этого ощущения накапливается и оказывает свое мягкое влияние на всю мою жизнь независимо от желания или нежелания. Как описать это влияние? Почему оно пугающее и привлекательное одновременно? Пугающее потому, что несет в себе угрозу для всего, что не гармонирует с ним, что вне его - чем сильнее это ощущение, тем более плоской тенью выглядит моя обычная личностная жизнь. Оно привлекательное потому, что куда-то туда лежит моя дорога, потому что проникновение к прямому переживанию своей индивидуальности делает меня более цельной и более наполненной пустотой, которая наполняет все без остатка, которая изливается куда-то вне меня, бесконечно далеко... Мы одинокие странники в мирах разделенности, поэтому таким безумием кажется внешнему сознанию дня любое появление памяти о том, что я переживаю ночью во снах...
Я залезла на крышу, заставленную цветочными горшками. Постепенно у меня стало угасать негативное отношение к раннему утру и будням, выработанное десятилетиями хождения в детский сад, школу, институт, на работу... Стало нравиться вставать рано утром - как в бесконечно далеком детстве, когда не надо было никуда "ходить". На кой черт самые нежные года жизни человека эксплуатируются так беспощадно? Зачем это все? Всегда найдутся мазохисты, которые твердят "спасибо маме, что заставляла меня, неразумного, ходить туда-то - теперь я вон где сижу..." А по мне так это издевательство и умерщвление всего живого, и что толку в том, что сейчас ты где-то сидишь, если ты превратился в бревно, если твоя жизнь не прекрасна? Когда мне было года два, я испытывала целый ворох светлых, щекочущих своей новизной переживаний независимо от того - валялась ли я в постели, сидела ли в песочнице, носилась ли по полянке. А когда начались "трудовые будни" - сад, музыкальная школа, обычная школа, бассейн... все ушло, отступило, распрощалось, уступив место вечному утреннему мучению от новых обязанностей, которым не видно ни конца, ни края. И что осталось во мне от всех этих бесчисленных уроков, учебников, лекций? Вот на этот мутный комок случайной информации меня заставили променять всю свою жизнь... Когда мне в пять лет захотелось выучить математику - самой захотелось, просто так - я взяла учебник, и эта математика прямо-таки вливалась в меня, потому что мне САМОЙ ХОТЕЛОСЬ, мне НРАВИЛОСЬ, у меня не было графиков, не было зачетов и уроков. А когда та же математика началась в школе... меня стошнило и вырвало, и я с трудом получала даже тройки. Вот разница между "хорошим образованием", то есть изнасилованием под благовидным предлогом, порождающим толпы самодовольных полудурков, и естественным, спонтанным интересом, который органично вплетается в восприятия красоты, новизны, предвкушения и радости новых открытий. И даже сам мотив этого узаконенного изнасилования глуп до невозможности, мол тем самым детей готовят ко взрослой жизни... к смерти их готовят, а не к жизни. Хороший профессионал, уверенно занимающий свое место под солнцем, появится лишь тогда, когда человек получает удовольствие, вкладывает душу, проявляет свою индивидуальность, так что если у меня когда-то будет ребенок - черта с два я отдам его в школу. Будет делать только то, что ему будет интересно, и я буду помогать ему в его интересах - именно помогать, а не насаждать.
Кстати, тут ведь тоже есть Интернет... пойду посмотрю - может Наташка написала!
В Наггаре есть два-три Интернет-салона, цены вполне божеские для горного, удаленного от цивилизации селения - полтора доллара в час, так что можно посидеть, посмотреть - что творится в мире и в почтовом ящике. С Наташкой я познакомилась в автобусе. Она поехала с приятелями дальше - в Манали. А приметила я ее, еще когда пролезала к своему месту - такая пупса, симпатичная, с живыми глазками. Я думала, что она израильтянка, и вдруг услышала русскую речь. Она сидела в ряду прямо передо мной наискосок через проход, и я частенько ловила на себе ее взгляды. Попутчицы ее были совершенно тошнотворными девицами - одна пафосная, другая стерва, и я заметила, что лицо Наташки становится глупее, когда она с ними заговаривала. Плюнув на приличия, я довольно холодно отшила стервозную девушку, обратившуюся ко мне с каким-то вопросом, и заарканила к себе свою пупсу, после чего и узнала, что ее зовут Наташка, что я ей сразу очень понравилась, что ее попутчицы - это случайные знакомые, с которыми она летела в Индию в самолете и приклеилась к ним, поскольку сама не знала - что тут к чему. Мы сразу нашли общий язык, мне было с ней хорошо, приятно было прикасаться к ее рукам, плечам, обнимать ее, смотреть в глазки, и ей это тоже нравилось. Проболтали несколько часов. Как и я, она искала "то, не знаю чего" - то, что наполнило бы жизнь смыслом, содержанием, радостью, поиском, предвкушением. Как и я, она не захотела плесневеть дома и на работе, все бросила и понеслась в Индию в надежде хоть тут что-то или кого-то найти, или по меньшей мере просто попробовать разобраться в себе самой в стороне от обыденной суеты. Мы обменялись мэйлами и договорились, что обязательно встретимся в Москве. Наверняка она мне что-нибудь уже написала из Манали!... Точно! Письмо от Наташки...
