Очарованная, я слушала голос Ирамамове. Никто не говорил, никто не двигался, все лишь смотрели на фигуру шамана, неподвижно сидящего перед хижиной своего сына. После каждой паузы его голос достигал наивысшей степени глубины.
— Женщины, женщины, не отчаивайтесь. На пути он встретит тех, кто прошел через долгие ночи тумана. Он встретит тех, кто не вернулся обратно. Он встретит тех, кто не дрогнул от страха и прошел этот путь до конца. Он встретит тех, чьи тела сожжены и убиты, тех, чьи кости hp вернулись к своему народу и сохнут на солнце. Он встретит тех, кто не прошел облака, направляясь к Солнцу.
— Женщины, женщины, не нарушайте его равновесие. Мой сын достигает конца своего путешествия. Не смотрите на его потемневшее лицо. Не смотрите в его впавшие глаза, в них нет света. С сегодняшнего дня ему предопределено быть одному.
Ирамамове поднялся. Вместе с Пуривариве он вошел в хижину Шорове, где они провели остаток ночи, взывая к хекурам.
Через несколько дней молодые мужчины, ухаживавшие за Шорове долгие недели посвящения, вымыли его теплой водой и растерли ароматными листьями. Потом Шорове раскрасил тело смесью угля и оното — волнистыми линиями от головы вдоль щек к плечам и дальше кругами до колен.
Шорове ненадолго остановился в центре шабоно. Его глаза печально сияли из глубоких впадин, наполненные невыразимой грустью, как будто он только сейчас понял, что он больше не человек, а лишь тень. В нем ощущалась особая сила, которой не было раньше, как будто груз его новых знаний и опыта был больше, чем память о прошлом.
Потом в общем молчании Пуривариве отвел его в лес.
— Белая Девушка, Белая Девушка! — кричал шестилетний сын Ритими, подбегая ко мне.
Тяжело дыша, он остановился передо мной и прокричал: — Белая Девушка, твой брат…
— Мой кто? Размахивая палкой-копалкой, я побежала к шабоно и остановилась на краю расчищенного участка леса вокруг шабоно. Здесь росли тыквы, хлопок и множество целебных трав. Этева говорил, что эту узкую полоску леса расчистили для того, чтобы враги не смогли бесшумно подкрасться к шабоно.
Из хижин не доносилось ни одного незнакомого звука.
Проходя через площадку к группе людей, сидящих у хижины Арасуве, я не ожидала увидеть Милагроса.
— Белая индеанка, — сказал он по-испански, жестом приглашая меня сесть рядом. — Ты даже пахнешь, как индеанка.
— Как я рада видеть тебя. Маленький Сисиве сказал, что ты мой брат.
— В миссии я говорил с отцом Кориолано.
Милагрос указал на блокноты, карандаши, банки с сардинами, коробки крекеров и сладкие бисквиты, вокруг которых суетились Итикотери.
— Отец Кориолано хочет, чтобы я привел тебя в миссию, — задумчиво глядя на меня, произнес Милагрос.
Мне не хотелось говорить. Взяв прут, я чертила линии на земле.
— Я еще не могу уйти.
— Я знаю, — улыбнулся Милагрос, но не смог скрыть выражение грусти на лице.
Он говорил нежным и шутливым тоном.
— Я сказал отцу Кориолано, что у тебя очень много работы. Я уверил его в том, что эта работа очень важна для тебя. Ведь необходимо закончить это замечательное исследование в области антропологии.
Я не могла удержаться от смеха. Он говорил, как важный ученый.
— И он поверил? Милагрос пододвинул ко мне блокноты и карандаши.
— Я уверил отца Кориолано, что с тобой все в порядке.
Из маленького узелка он вытряхнул коробку с тремя кусками мыла «Кэмей».
— Он передал это для тебя.
— И что я должна с этим делать? — спросила я, нюхая ароматное мыло.
— Вымойся! — воскликнул Милагрос, как будто действительно поверил, что я забыла, для чего предназначено мыло.
— Дай мне понюхать, — попросила Ритими, вынимая кусок из коробки.
Она поднесла его к носу, закрыла глаза и сделала один глубокий вдох.
— Хм. А что ты собираешься этим помыть? — Волосы! — воскликнула я.
Я понадеялась, что мыло сможет уничтожить вшей.
— Я тоже вымою волосы, — сказала Ритими, водя куском по голове.
— Мыло действует только с водой, — объяснила я. — Нужно пойти к реке.
— К реке! — закричали женщины, которые стояли вокруг и наблюдали за происходящим.
Смеясь, мы побежали по тропинке. На нас изумленно смотрели мужчины, возвращавшиеся из садов. Женщины, шедшие с ними, побежали следом за нами к Ритими, которая держала драгоценный кусок мыла в высоко поднятой руке.
— Сперва вам нужно намочить волосы, — выкрикивала я из воды.
С сомнением глядя на меня, женщины оставались на берегу. Улыбаясь, Ритими протянула мне мыло. Скоро моя голова покрылась толстым слоем пены. Я усердно терла ее, с удовольствием видя, как грязная пена течет сквозь пальцы по шее, спине и груди. С помощью разбитого калабаша я ополоснула волосы, используя мыльную воду, чтобы вымыть тело. Я начала напевать старую испанскую рекламу мыла «Камей» — одну из тех, которые я любила слушать по радио в детстве.
— Для небесного войска нет ничего лучше, чем мыло «Кэмей»: — Кто следующий? — спросила я, подходя к берегу, где стояли женщины.
Я сияла чистотой. Отступив назад, женщины улыбались, но никто не осмеливался войти в воду.
— Я хочу, я хочу! — закричала маленькая Тешома, влетая в воду.
Одна за другой, женщины подходили ближе. С благоговением в глазах они внимательно смотрели, как шапка из пены вырастала на голове у ребенка. Я занималась волосами Тешомы, пока не вымыла всю грязь, колючки и насекомых из ее головы. Ритими нерешительно потрогала волосы дочери. Застенчивая улыбка тронула уголки ее рта.
— О-оо, как красиво! — Закрой глаза и не открывай их, пока я не смою все мыло, — предупредила я Тешому. — Закрой их покрепче.
Если пена попадет в глаза, будет очень больно.
— Для небесного войска, — кричала Тешома, когда мыльная вода потекла у нее по спине. — Нет ничего лучше… — Она посмотрела на меня: — Спой свою песню снова. Я хочу, чтобы мои волосы стали такого же цвета, как твои.
— Это невозможно, — сказала я. — Но зато они будут хорошо пахнуть.
— Я следующая, я следующая! — начали кричать женщины.
Я вымыла головы двадцати пяти женщинам, всем, за исключением беременных, которые боялись, что волшебное мыло может причинить вред еще не родившимся детям.
Однако, не желая оставаться в стороне, беременные женщины решили вымыть свои волосы обычным образом, листьями и илом со дна реки. Для них я тоже спела глупую рекламную песенку. Ко времени, когда все стали чистыми, я охрипла.
Мужчины, собравшиеся вокруг хижины Арасуве, все еще слушали рассказ Милагроса о его путешествии. Когда мы уселись позади, они понюхали наши волосы. Старая женщина легла на землю перед молодым человеком, предлагая ему понюхать у нее между ногами.
— Понюхай здесь, я вымылась мылом «Кэмей».
Она начала напевать мелодию рекламы. И мужчины и женщины разразились громким хохотом. Все еще смеясь, Этева прокричал: — Бабушка, тебя же никто не захочет, даже если ты вымажешься медом.
Ворча, женщина сделала неприличный жест, а потом ушла к себе в хижину.
— Этева, — закричала она из своего гамака, — я видела тебя лежащим между ногами у старых ведьм похлеще меня.
Когда смех утих, Милагрос указал на четыре мачете, лежащих перед ним на земле.
— Твои друзья оставили это в миссии, прежде чем от правиться в город, — сказал он. — Они для тебя. Раздай их.
Я беспомощно посмотрела на него.
— Почему так мало? — Потому что я не мог больше нести, — весело проговорил Милагрос. — Не давай мачете женщинам.
— Я отдам их вождю, — сказала я, посмотрев на лица, в ожидании обращенные ко мне.
Улыбаясь, я протянула мачете Арасуве.
— Мои друзья прислали это для тебя.
— Как ты умна. Белая Девушка, — сказал он, проверяя, остры ли мачете. — Это я оставлю себе. Одно будет моему брату Ирамамове, который защитил тебя от Мокототери.
Одно для сына Хайямы, который кормит тебя.
Арасуве посмотрел на Этеву: — Одно должно быть для тебя, в один из праздников я дам мачете твоим женам, Ритими и Тутеми. Они ухаживают за Белой Девушкой как за родной сестрой.
На мгновение наступила полная тишина. Потом один из мужчин встал и обратился к Ритими: — Отдай мне твое мачете, я смогу рубить деревья. Ты ведь не делаешь мужскую роботу.
— Не давай ему, — запротестовала Тутеми. — В садах удобнее работать с мачете, чем с палкой-копалкой.
Ритими посмотрела на мачете, подняла его, а потом протянула мужчине.
— Я отдам его тебе. Наихудший грех — не отдать того, что просят другие. Я не хочу закончить в шопаривабе.
— Где это? — прошептала я Милагросу.
— Шопаривабе — это как ад у миссионеров.
