Наконец, сознание еще легче и полнее, чем по отношению к воле и разуму, всецело захватывается переживаниями чувства. Именно в этом случае ему представляется с наибольшей очевидностью, что оно живет полной жизнью, что пульс его жизни бьется в полном унисоне с пульсом жизни общемировой. Но также и здесь с пробуждением высшей интуиции сознание с исчерпывающей ясностью убеждается, что оно воспринимает лишь исчезающе малую часть колебаний космического ритма, что оно почти так же мало причастно к истинной жизни, как и неподвижный камень.
Итак, высшая интуиция прежде всего наполняет человеческое существо тяжким разочарованием по отношению ко всем трем категориям его психической деятельности. С этой вершины все представляется совершенно ничтожным и не имеющим почти никакой цены. Отсюда один только шаг до принципиального отрицания мировой жизни и стремления к Нирване. Но последнее также было бы замыканием в односторонности. Как ни ничтожны отдельные проявления феноменальной жизни, но только она в своем целом есть двигатель космического организма и только через нее ноуменальное претворяется из абстрактных потенций в реальные живые начала. Сознание должно продолжать свою феноменальную деятельность, стремиться к частным феноменальным целям так, как если бы они были целями конечными и абсолютными и в то же время сознавать их полное ничтожество. Такое двойственное сознание глубоко трагично, и чем далее оно эволюционирует, тем страдность его все более и более усиливается.
Мы рассмотрели сейчас гносеологический аспект антиномии ноуменального и феноменального в самом широком его толковании — по отношению ко всем трем психологическим категориям. То же самое легко сделать и по отношению к любому другому заданному аспекту. Так, сознание вначале, постепенно преодолевая внутренние несогласия и дисгармонические столкновения отдельных своих элементов, сравнительно безболезненно их переносит, а при всяком успехе испытывает положительную радость. Но с раскрытием своей причастности к ноуменальному оно в значительной степени утрачивает эту способность к радо-ванию и, наоборот, в нем рождается самый мучительный разлад. Значение отдельных успехов совершенно обесценивается, ибо, предвосхитив идею ноуменальной гармонии, человек начинает тяготиться не отдельными проявлениями дисгармонии, а общей дисгармоничностью феноменальной природы, в которой он должен жить.
По отношению к сложному феноменальному организму — обществу или государству трагичность первого вида проявляется в том, что его сознание так же, как и у отдельного человека, одновременно причастно ноуменальному и феноменальному. Если общество искусственно центрируется только на ноуменальном, получается церковь, если же только на феноменальном — возникает экономическое государство. Но как та, так и другая суть только утопии, абстрактные идеи, ибо в действительной жизни всегда проявляется и ноуменальное и феноменальное в органической сопряженности.
Посему обычно «церковью» называется такой ноуменально-феноменальный организм, где центр тяжести лежит в ноуменальном, а «государством» — такой, где центр тяжести лежит в феноменальном. В этом состоянии церковь объемлет собой лишь столько феноменальных элементов, сколько существенно необходимо для возможности выражения ноуменальных идей, но самостоятельных феноме- нальных целей она не имеет. Точно так же и государство лишь постольку интересуется ноуменальным, поскольку это необходимо для наилучшего и скорейшего достижения феноменальных целей, но самостоятельных ноуменальных задач оно себе не ставит. Такие государство и церковь не только вполне возможны, но и органически дополняя друг друга до целого, образуют схему идеальной организации человеческих существ. Однако обычно церковь и государство не умеют правильно очертить поле своей деятельности и постоянно вмешиваются в чужую область. Церковь старается заменить собою государство и наоборот, государство старается если не заменить, то, во всяком случае, подчинить ее себе, заставить служить своим целям.
В первом случае естественно получается гипертрофирование ноуменальных ценностей и полное игнорирование феноменальных. Самое большее — если им оставляется чисто служебное положение. Весьма легко дедуцировать получающиеся при этом недостатки и несовершенства. Значение жизни обесценивается, все феноменальное осуждается, телесная природа признается греховной, лучшей долей человека признается аскетизм, все естественные и положительные науки осуждаются как вредные и во всяком случае бесцельные, искусство получает чисто прикладное значение как церковно-служебное, привилегированность положения духовенства приводит к его испорченности, а безнаказанность — к преступности, что влечет за собой извращение догматики для оправдания проступков духовенства, отсутствие положительных знаний приводит к нищете, нищета материальная и научный голод рождают недовольство, возникают волнения, вначале сурово подавляющиеся, борьба еще более обостряет недовольство и приводит к новым волнениям, наконец наступает революция, достигающая успеха и сметающая выродившуюся теократию: наступает период противоположных, материалистических тенденций.
Итак, одностороннее утверждение ноуменальных целей в конечном результате приводит к прямо противоположному.
Во втором случае, при гипертрофировании феноменальных ценностей и игнорировании ноуменальных получается совершенно аналогичная картина. — Значение отвлеченных идеалов обесценивается, все ноуменальное осуждается как праздная выдумка, телесная природа признается божественной или во всяком случае единственно ценной, лучшей долей человека признается материальное благополучие, все естественные и положительные науки получают узко прикладное и утилитарное направление, искусство начинает служить идеализации телесных свойств и утрачивает смысл как нечто самодовлеющее само по себе, привилегированность положения политических или экономических вождей приводит к испорченности, а безнаказанность — к преступности, это влечет за собой извращение нравственности и морали, они превращаются в апологии сильного, отсутствие надмирных интересов приводит к пресыщенности, разочарованию и тоске, нарастает общее недовольство, ибо материальные потребности человека не имеют предела.
С другой стороны, все увеличивается число людей, лишенных возможности пользования какими бы то ни было благами материальной цивилизации, так возникает общее недовольство: в обеспеченных слоях от пресыщения и разочарованности, в низших — от нищеты и бесцельности существования, судьба как тех, так и других не имеет никакого высшего оправдания и благополучие одних кажется другим несправедливостью, возникают волнения, вначале подавляющиеся, а затем, при большем обострении вражды выливающиеся в революцию, выметающую все государство, а прежде всего выродившуюся и испорченную аристократию: наступает период напряженного искания каких-то возвышающихся над слепой причинностью целей и оправданий.
Итак, одностороннее утверждение одних только феноменальных ценностей также приводит к обратным результатам.
Весьма нетрудно указать ряд соответствующих этим двум случаям исторических примеров. В каждом из них надежда избежать преодоления общей трагичности жизни благодаря антиномичности ноуменального и феноменального через одностороннее утверждение только одного полюса в результате оказывается тщетной. Только на сравнительно короткое время этим путем удается отсрочить неминуемую встречу с трагической двойственностью мировой жизни, но затем эта встреча неотвратимо настает, и феноменальный организм оказывается совершенно неподготовленным. В ито- ге все эти паллиативные попытки приводят лишь к огромной потере времени и массе дополнительных дисгармонических столкновений, а следовательно и страданий. Всякое познание покупается страданием, страдание и познание почти являются синонимами. Путем трагического опыта крупные общественные организмы, подобно отдельному человеку, рано или поздно необходимо приходят к признанию бесцельности искусственного отграничения от общемировой трагической дилеммы и необходимости одновременного утверждения ее обоих полюсов.
Но от признания одинакового достоинства и самодовлеющей ценности за церковью и государством до их гармонического сопряжения еще далеко. В сущности этим признанием лишь констатируется самый факт предстоящей проблемы, но ее разрешение есть цель дальнейшей эволюции общества. Пред его взором с одной стороны предстает ряд отвлеченных идеалов различных порядков и достоинств, а с другой — совокупность его субъективных качествований и стремлений, в свою очередь самых различных порядков и достоинств. Задача состоит в том, чтобы связать все эти данности в одну иерархическую систему. Это сопряжение не может быть статическим, ибо все остальные части системы все время должны сохранять свободу в собственных движениях, поскольку они не противоречат свободе таких же других, то есть это сопряжение должно быть органическим, способным сохранять единство целого в самостоятельности движений отдельных частей. Поскольку это не осуществлено, обществу приходится развиваться как бы путем нащупывания наиболее рациональных решений частных проблем.
