Как сказано выше, вначале организм пытается избежать дисгармонических столкновений утверждением того или иного противоположного принципа — личности или общества, но затем опытным путем убеждается в одинаковой ложности обоих односторонних решений. Оно неминуемо приходит к признанию необходимости сопряжения обоих полюсов антиномии для возможности творческого преодоления феноменальной дисгармонии. Но этот процесс протекает весьма постепенно в гармонии с общим развитием сознания. Если оно даже уже ясно сознает ошибочность хотя бы временного игнорирования каждого из этих принципов, оно все же оказывается принужденным в каждый отдельный момент центрироваться или на том или на другом. Одновременно выявить в себе обе противоположные точки зрения представляется ему недоступным и оно дает перевес той или другой соответственно совокупности конкретных обстоятельств.
В антиномии ноуменального и феноменального, создающей первый вид мировой трагедии, сознание также встречается с двумя противоположными точками зрения и путем постепенной эволюции должно органически воссоединить их в себе. Поэтому эти два процесса до известной степени аналогичны. Однако наряду с аналогией есть нечто, существенно их отличающее. Ноуменальное вечно совершенно, неизменяемо и независимо от конкретных условий. Сознанию достаточно только должным образом раскрыть высшую интуицию и оно сразу сопричисляется к конечной цели своей эволюции. Оно находит в нем твердую опору и источник неиссякаемой силы. С другой стороны, между ним и ноуменальным не имеется никаких побочных препятствий и только от него одного зависит успешность и совершенство восприятий.
В противоположность этому, общество есть такой же феноменальный фактор, как и отдельная личность, только потенциально лежащая выше. При полноте развития это превосходство является не только количественным, но и качественным, но вполне возможны такие случаи, когда общество качественно оказывается гораздо ниже его отдельных элементов. В силу этого сознание отдельного организма, сопричисляясь к целостному сознанию общества, очень часто вовсе не встречает в нем абсолютной опоры и источника силы, направленной к гармонии. Наоборот, в большинстве случает целостное сознание общества настолько исполнено неразрешенных противоречий и дисгармонических столкновений, что сознание отдельного организма только заражается от этого соприкосновения новыми видами дисгармонии или усиливает уже бывшие в нем раньше.
Отсюда легко видеть, что процессы преодоления дисгармонии второго вида более сложны и трудны, чем для первого. Причина этого вполне ясна: трагедия второго вида по отношению к данному организму есть трагедия первого вида организма высшего иерархического порядка, а потому она более сложна и трудно преодолима, чем трагедия первого вида по отношению к этому же организму.
Трагедия первого вида может и должна быть творчески преодолена сознанием феноменального организма, преодолению же трагедии второго вида оно может лишь посильно содействовать, но осуществление этого доступно лишь соединенным усилиям всех элементов данной группы. Из этих общих теоретических соображений в сущности вытекает вся этика.
Сознание каждого феноменального организма прямо и непосредственно заинтересовано в совершенстве сознаний других организмов той же группы. Заповедь любви к ближнему есть не только альтруизм, но и проведенный до конца эгоизм.
Это одинаково справедливо по отношению ко всем планам жизни. Материальное благосостояние, удобство и безопасность жизни доступны каждому отдельному гражданину лишь при благосостоянии государства. Точно так же каждый гражданин прямо и непосредственно заинтересован в общем повышении культурного уровня государства для возможности личных достижений. Варварское состояние государства совершенно устраняет возможность хоть сколько-нибудь значительных раскрытий личных способностей, и наоборот. Независимо от окружающего, человек может развиваться только в узко мистическом направлении, но и то до весьма ограниченного предела. Такое уединение иногда бывает необходимо и полезно, но только после накопления общекультурных данностей из окружающего. Пассивная мистика бесцельна, а активная дает лишь ответы на поставленные вопросы. Выработать эти вопросы и призвана феноменальная культура. Мы разобрали эту проблему только с экзотерической стороны, но с эзотерической она еще несравненно более глубока и интересна.
Развитие каждого сознания не только феноменально, но и мистически связано с развитием других сознаний группы и всего ее целого, каждое сознание обременено не только своей личной кармой, но и кармами всех восходящих иерархических групп.
Итак, сознание отдельного феноменального организма должно выявлять в себе идею целостного сознания группы при условии весьма несовершенного состояния этого общего сознания в настоящее время. Если при преодолении трагедии первого вида задача сознания сводится Лишь к реализации вечно совершенных ноуменальных потенций, то в данном случае ему приходится осуществлять творчество в прямом смысле. Правда, всякое феноменальное творчество вообще есть реализация ноуменальных потенций, но в последнем случае эти потенции принадлежат не монаде данного организма, а общей монаде всей группы.
Следовательно, сознание этого организма должно создавать ценности, ему потенциально не принадлежащие, а потому в этих процессах оно уже не может опираться только на свою монаду, а должно искать некоторую иную — внешнюю опору. Сознание высшей монады трансцендентно сознанию низшей, а потому первая не может служить второй сознательной опорой, потенциально потенции части входят в систему потенций целого и воспринимают от последних общие направляющие тональности, но актуально часть может пользоваться только данностями ей присущего плана бытия, то есть определенной степени напряжения синархии.
Сознание конкретного организма в своем плане наблюдает лишь множество себе подобных. Это множество более или менее выделено из окружающей среды системой известных признаков, но в себе оно еще весьма далеко от вполне упорядоченного состояния. Не имея возможности подняться до синархически объединяющего это множество единства и определить его актуальные достижения с точки зрения последнего, сознание организма должно выявить идею общего целого, опираясь только на свои собственные ресурсы. Разумеется, даже в случае полного успеха, оно достигает лишь аспекта целого, свойственного его индивидуальной монаде, но само целое всегда остается для него трансцендентным. Однако, достигнув эту цель, индивидуальное сознание тем самым уже преодолевает свою исключительность: здесь оно уже выходит за пределы своего конкретного Я и начинает созерцать все целое sub specie individuationis, то есть оно одновременно становится и частью и целым.
Наблюдаемое сознанием конкретного организма множество вначале представляется ему только количественным. Отдельно его элементы кажутся связанными лишь общностью окружающих условий, чем они в то же время и отличаются от элементов других множеств. Затем оно начинает постепенно усваивать их внутреннюю общность, наличие во всех них некоторого общего для всей группы признака. В дальнейшем, все познавательные стремления оказываются направленными именно на это общее всем элементам, параллельно чему, наконец, и раскрывается органическая целостность множества.
Этот последний процесс должен быть разделен на два периода, соответствующие обширным этапам эволюции сознания. Эта идея имеет общее чрезвычайно важное значение, а потому необходимо обратить на нее особое внимание. — Вначале, видя родство двух или нескольких факторов, человек всегда старается выкристаллизовать это их общее, то есть он ищет общее путем анализа. Его основной предпосылкой служит то, что сложное есть результат смешения простейшего, элементы определенны и постоянны, а их различные сочетания создают различные сложные и разнообразные факторы. Пользуясь понятиями элементарной математики, надо сказать, что в этом случае человек объясняет факт общности наличием общего наибольшего делителя. Относительная величина этого общего наибольшего делителя по отношению к величинам отдельных факторов и характеризует наглядно и точно степень общности их между собой.
По существу этот метод правилен, то есть в нем нет ошибки. Однако он ровно ничего не объясняет и лишь помогает наглядности, каковы причины этой общности, не есть ли она случайное и преходящее или проистекает она из определенной причины, и какова эта причина, — все эти вопросы остаются открытыми. Между тем человек обыкновенно весьма долго довольствуется этим методом, и даже большинство наших современных наук создают свои классификации, опираясь исключительно на нем. Так как этот метод лишь констатирует факт с феноменальной стороны, то мы вправе назвать его методом периферическим. С ходом развития естественно назревает момент, когда метод перестает удовлетворять человека. Он не ограничивается познанием фактов, а начинает жаждать понять и их природу (причину). Этим он переходит к другому методу, в котором наблюдаемые факты являются не случайными комбинациями из простейших элементов, а логически проистекают из направляющих воздействий общей причины.
