Это касается человека нашей культуры, который не чувствует своего единства с миром, и поэтому заведомо выглядит как тот, кто вмешивается в чужие дела.
А. Уотс
Быть счастливым и быть свободным – синонимы.
Ученик попросил дзэнского патриарха показать ему путь к освобождению. Наставник поинтересовался: «Кто связал тебя?» Услышав ответ: «Никто», ответил: «Зачем же тогда искать освобождения?»
Как говорит Томас Клири: «Освобождение человеческого сознания от переполняющих его последствий самогипноза – в этом сущность дзэн буддизма. Такое освобождение рассматривается, с одной стороны, в плане снятия с сознания мешающих ему и совершенно ненужных ограничений, а, с другой, – в высвобождении «огромного потенциала и огромной силы», таящихся в неизведанных сферах сознания за пределами этих ограничений. Кто связывает нас? Буддизм утверждает, что мы сами опутываем себя сетью индивидуальных и коллективных идей, слов, привычек. Причем, это относится ко всему: от человеческих неврозов до массовых репрессий, от навлекаемого на себя страдания до страдания, насылаемого людьми на своих соседей».
Познай самого себя.
Сократ
Есть множество способов и путей, пригодных для поисков положительного счастья. Но для того, чтобы начать свой путь, нам нужно, прежде всего признать, что есть нечто ценное внутри нас, что нужно найти, несмотря на все давления нашей культуры, которая старается удерживать нас ориентированными исключительно на внешний мир, внушая, что счастье состоит в том, чтобы быть потребителем внешних благ.
Когда вы познаете себя,
тогда вы будете счастливы
и вы узнаете, что вы —
дети Отца живого.
Если же вы не познаете себя,
тогда вы в бедности,
и вы – бедность.
Глава 12. Дзэн в творчестве
Духом неколебимого, раскрепощенного сознания, охватывающего весь универсум и проявляющегося «здесь и сейчас» в каждом феномене бытия, наполнено творчество мастеров, нашедших гармонию целостного восприятия действительности и выразивших ее в скульптуре, живописи, каллиграфии, музыке, боевых искусствах, ринзаи, икебане и так далее. Для них нет творчества без одухотворенного подхода к нему. Важен не сам результат творческого процесса, но состояние сознания, выразившееся в результате этого процесса. Мастер живописи или письма тушью порою подолгу сидит в шикантаза и, лишь достигнув наивысшего медитативного состояния сознания, дзэн «выливает» его на холст, бумагу, камень, дерево. Он уже не художник или скульптор, он инструмент в руках великого творца всего прекрасного и единственно правильного – природы. И порой мастер, не успевая следить за своей рукой в порыве чудодейства, в конце сам диву дается результату «своей-не-своей» деятельности, радуясь, что именно он выбран проводником универсальной мудрости и гармонии в мире людей...
Вот скульптурное изображение бодхисаттвы, отказавшегося от конечного состояния нирваны в надежде и стремлении помочь всем существам достичь освобождения – идеал школы Махаяны буддизма, к которой принадлежит дзэн. Бодхисаттву часто называют буддой сострадания, так как любовь его всеобъемлюща и лишена определенной, конкретной направленности. Саттва – бытие или сущность есть боддхи, мудрость, возникающая из прямого восприятия истины. Задумчивая поза, в которой обычно изображены бодхисаттвы, как бы отражает умиротворенное состояние созерцательного сознания. Очень выразительна в этом смысле сидящая фигура бодхисаттвы Мироку, грядущего будды.
Все радости жизни – в творчестве. Творить – значит убивать смерть.
Ромен Ролан
Лотос – буддийский символ просветления. В то время, как корни его находятся в грязи (человеческие страсти), лист и цветок возвышаются над ней, устремляясь к солнцу (к чистоте). Это как бы выражает единство и взаимосвязь всего присущего учению дзэн.
Нет отдельно грязи и чистоты, так как нет ни грязи, ни чистоты, ни «негрязи», ни «нечистоты». Есть великое единство лотоса.
Лист лотоса в дзэнском монастыре Рьоанджу, Киото – яркий пример тому.
Дзэнская поэзия – благодатная нива для выражения уравновешенного сознания в восприятии окружающего художника мира. Мысль его скользит по вещам и явлениям, не фиксируясь на каждом из них в логическом анализе, тем самым определяя все в единстве проявленной истины.
Поэзия, как и коаны, с точки зрения аналитического, логического ума – абсурдна. Поэтические произведения можно сравнить с европейским экспрессионизмом и сюрреализмом начала и середины XX века, но если европейцы в своем авангардизме стремились выразить провозглашенный единственной реальностью субъективный мир художника, то дзэнский мастер, не замыкаясь в узких рамках индивидуального «Я», а, наоборот, порывая с ним, стремится определить все происходящее как бы изнутри сути, не определяемой сознательным эго.
Вот пример такой поэзии, рисующий восторг от окружающей мастера природы, выливающийся в медитативный неконкретный образ.
Еще одно восхождение Шуи-хси
В смешении долин осенние деревья высоки,
Вздымают в пустоту, в то малое укрытие,
свои вершины.
Я останавливаюсь отдохнуть,
затем спешу идти,
Карабкаюсь, но продолжаю все стоять.
Здесь чувство одиночества имеет
завершенность,
И мысли праздные от берега реки
отдалены.
Ручей и холм, друзьям подобны старым,
добрым,
Однажды охмелев, и десять
пробужденья лет.
Это отрывок из «Видов юга» Тао Дзы (XII век), чаньского (дзэнского) монаха, чье монастырское прозвище было Горькая дыня, который не только писал стихи, но и был прекрасным художником, иллюстрирующим свои поэмы.
Великая формирующая эпоха дзэнского каллиграфического стиля пришлась на династию Сунь (959—1279 г.г.). Суньские мастера были выдающимися пейзажистами. Изображенные ими горы, туманы, скалы и деревья непревзойдены никем. Они пишут портрет мира, совершенного в своей самости, без всякой натуги на мотив или цель.
Просто сидячая медитация (дзадзэн) также представляет собой великий творческий процесс, в котором монах-ученик внутренне созерцает вещи в их сущности, предоставляя им возможность возникать в сознании и исчезать благодаря беспристрастности его, не оставляя и следа в нем.
Поскольку дзэн-медитация есть путь реализации единства с миром, а не избавление, уход от него, глаза дзэнского монаха никогда полностью не закрыты.
Монах, созерцающий монастырский сад, находясь в дзадзэне, держит глаза в полузакрытом состоянии.
Рисунок и стихотворение Тао Дзы. Китай, XVII век
Рисунок Хсиао Хсианга. Китай, XVIII век
Интересна живопись на листьях пиппала, дереве бодхи (мудрости), под которым, по преданию, Будда обрел просветление. На одном из таких листьев из альбома буддийских аскетов, (Китай, XIX век), изображена обезьяна, предлагающая мудрецу-отшельнику персик. Обезьяна в китайской и японской традициях, кроме всего прочего, представляет символ сексуального восторга. Мудрец созерцает это искушение, как и все другие вещи, приходящие и умирающие в его сознании.
До того, как начать практиковать дзэн, говорит дзэнский афоризм, мы видим горы как горы, а воду как воду. Когда же мы обретаем более глубокие знания, мы видим, что горы не горы, а вода не вода. Но когда в знаниях достигается сущность, мы успокаиваемся, и снова воспринимаем горы как горы, а воду как воду. Дзэнские монахи проводят долгие часы и дни, созерцая водопады.
Дзэнский монастырь в Даитокуджи, Киото, Япония
Японский дзэнский монах Сесшу был мастером сильных, жестких мазков. Скалы и бамбук, изображенные им, резки и контрастны на фоне гор и пространства, словно увиденные впервые. Актуальность живого моментного присутствия в настоящем – одна из форм, применяемых в реализации дзэн. Пейзаж в стиле хабоку полон опыта моментного восприятия.
В кендо два бойца устремляются друг к другу в медитации единства в действии. До означает путь, или обучающий метод, а кендо – путь меча. Медитация не всегда относится к покою, тишине или физической неподвижности. В кендо медитативное состояние – абсолютные внимательность и контроль. Сознание неколебимо, тогда как тело подвижно в постоянно меняющихся обстоятельствах.
Практика сидячей медитации. В Сото-дзэн монахи устремляют свой внутренний взор наружу, созерцая стену; в дзэн Риндзаи – вовнутрь. В позиции сидя тело уподобляется скале, а сознание обретает силу незыблемости под всеизменяющимся потоком мыслей...
Искусство воина во многом зависит от чистоты и незыблемости духа. Военная каста самураев в Японии впитала принципы дзэна как наиболее эффективного философско-религиозного пути, разрешающего гнетущие проблемы жизни и смерти. Эра Камакура (XIII век) стала одной из тех, во время которых дзэн прочно утвердился как религия бойца. В те времена дух Японии зиждился на его священнике и воине, и переплетение этих двух видов деятельности создало «путь воина». Мастера школы тоса (XVII век) часто изображали в своих живописных работах «дух воина».
