Мне интересно «Я» Другого, конечно же, в первую очередь потому, что мне интересно «Я» моё собственное. Но это так потому, что моё «Я» — Единственное, с чем всю жизнь я имею дело. Всё, чем я только ни занят в жизни — это моё «Я», за пределы которого я не выходил никогда. И если всё-таки правы те, кто говорит, что Смерти нет — во всяком случае, как Прекращения Бытия — то я не смогу, таким образом, выйти за собственные пределы и после смерти.
Но даже если Смерть — как полное прекращение Бытия, а не переход его в иную форму — всё-таки есть, то и это не позволит мне выйти за рамки моего «Я», и я, выходит, так никогда и не смогу узнать, есть ли что-либо Там, за моими пределами, так как если Смерть — Абсолютное Небытие, то она, следовательно, никак не может быть мною замечена и как-либо зафиксирована. И в этом смысле становится понятно, что наша Смерть и так всегда, извиняюсь, Существует… параллельно нашей Жизни — с одной стороны; а с другой — Смерти нет вообще и не может быть, как не может быть небытия, что очевидно, в первую очередь, с точки зрения Логики Языка. Слово «ЕСТЬ» может быть применено только к тому, что ЕСТЬ.
Если же Смерть не является Небытием, то тогда правы те, кто твердит нам об этом тысячелетиями, но если постжизненное состояние (назовём это так) является именно состоянием, а не небытием, то тогда получается, что само по себе «Я», которому вообще свойственно испытывать различные состояния — в том числе, постжизненное — ВЕЧНО.
Впрочем, вывод, что «Я» — Вечно, вытекает и в том случае, если Смерть — небытие, поскольку тогда… её просто нет…
И я уж молчу о том, что всем известная фраза «Я ЕСТЬ!» (и далее «Я есть Тот, Кто Я Есть!») именно об этом.
Однако все эти необыкновенные приключения ума, увы, всё так же не дают мне ответа на главный интересующий меня вопрос: существует ли какое-либо «Я», кроме нашего собственного (в данном случае, моего:))? Можно ли это выяснить? И даже если можно, то стоит ли игра свеч? Хочется ли «мне» это знать в действительности? И изменится ли что-либо в «моей» жизни, если подтвердится одно или другое?
Этому и попытаемся посвятить следующий параграф…
Понимание того, что реально кроме моего собственного «Я» ничего нет, пришло ко мне, сразу же меня буквально ошеломив, в один из осенних дней в возрасте 13-ти лет.
Просто я неожиданно осознал, что то Нечто, которое воспринимает мир во всей доступной моему тогдашнему возрасту сложности; со всеми цветами, запахами, ощущениями, звуками и идеями не может не существовать. То есть, либо существует Оно (моё «Я») — либо не существует ничего!..
Эта мысль действительно тогда, помню, сразила меня именно своей простотой, простотой при этом обезоруживающей. И по всей видимости, допустить, что возможно существование ВСЕГО вне контекста восприятия НЕЧТО — или даже лучше сказать НЕКТО — значит ставить знак равенства между Бытием и Небытием.
Это самое ОНО (оно же — НЕКТО и НЕЧТО), которое воспринимает мир существующим, не может ни начинаться, ни заканчиваться по самой своей природе, каковая природа и есть, собственно, Единое, Неделимое и вневременное СУЩЕЕ…
Я осознал это тем относительно заурядным вечером своего отрочества и совершенно спокойно уснул. Да, именно тогда же сразу и было понятно, что всякие частности, вроде конкретных имени, фамилии, да и пола — не есть нечто существенное, в сравнении с, простите за каламбур, СУЩИМ, которое я в тот день ощутил так ярко впервые, но что, в общем-то, осталось с тех пор со мной навсегда.
Это с одной стороны. С другой — отрицать факт существования собственных родителей, детей или прочих близких тоже довольно затруднительно:), но… их существование, увы именно объективно, что невольно делает его существованием всё же второго уровня — в сравнении с нашим собственным, каковое субъективно для нас и, одновременно с этим, объективно для всех, кроме нас, то есть для других, а следовательно, является бытием второго уровня уже для них. И мы можем тут сколько угодно негодовать, расстраиваться и переживать, когда нас не понимают, а то и принципиально не хотят понимать, но в этой диспозиции никогда ничего не изменится; по крайней мере, до тех пор, пока наше бытие будет оставаться для тех, кто нас не понимает или не хочет понять, бытием именно второго уровня, то есть бытием неких объектов, находящихся внутри спектра восприятия изначально самодостаточного Субъекта; то есть до тех пор, пока… наше «Я» не станет «Я» Другого.
Только в этом случае наши проблемы войдут в Его Область Бытия Первого Уровня, то есть станут уже Его проблемами, то есть… общими.
Наши отцы и матери могут сколь угодно пламенно говорить о любви к нам, но реально конфликтов удалось бы избежать только в том случае, если бы либо мы перестали быть для них объектами, или если бы… они перестали воспринимать себя как Субъектов. То же верно, увы, и для наших отношений с собственными детьми, ибо, похоже, лучшее, что мы можем для них сделать — это… не препятствовать экспансии их «Я» в наше, что, разумеется, мягко говоря, затруднительно, не говоря уже о подобных шагах с их стороны, каковых, в свою очередь, с нашей стороны грешно и безнравственно от них требовать (что, в свою же очередь, было бы весьма нелишним помнить и понимать и нашим родителям тоже, от которых между тем мы не вправе требовать растворения в себе).
То есть реально существует только один конфликт, который ещё в 1995-м году, в своей работе «Слово о практическом искусстве», я со всем пафосом самоуверенной молодости, пожалуй, действительно довольно удачно назвал МЕТАКОНФЛИКТОМ, то есть конфликтом между «Я» и «не-Я», между Субъектом и Объектом, между самим действием и наблюдением чьего-либо действия со стороны. Словом, МЕТАКОНФЛИКТ — это конфликт, лежащий в основе всех остальных конфликтов — от сопротивления структуры древесины вгоняемому в неё гвоздю до семейных ссор и войн с применением самых последних технических достижений.
Но первый же вопрос, что может возникнуть в тех счастливых и довольно редких случаях, когда МЕТАКОНФЛИКТ реально осознан как таковой — то есть как корень всех бед — это вопрос о том, не является ли он конструктивным!..
Не есть ли то, что всё устроено столь безысходно печально — некое не то «необходимое зло», не то и вовсе лучший вариант в сравнении с остальными?
Предположим, что «Я» едино. Предположим, что в мире нет ничего, что не являлось бы нами, и при этом сие — ИСТИНА, которую невозможно оспорить (хотя бы уже потому, что оспаривать её… просто некому:)). Какую картину мира получаем мы в этом случае? Мира, который абсолютно тождественен нашему «Я» и которым это наше «Я» и является, а кроме этого НИЧЕГО НЕТ.
Первое, что приходит в голову при подобном моделировании — это понимание, что в таком мире, полностью тождественном нашему «Я», отсутствует что-либо, что можно соотнести с тем миром, к которому все мы привыкли.
В таком гипотетическом мире, каковой можно смело, вслед за братьями Стругацкими, назвать МОНОКОСМОМ, нет объектов вообще, но существование СУБЪЕКТА также становится весьма расплывчатым, потому как отсутствие чего-либо, кроме «Я», препятствует осознанию этого самого «Я», поскольку нет ничего, относительно чего можно было бы себя обособить и выделить.
Плюс к этому, скорее всего, ввиду отсутствия объектов, в МОНОКОСМЕ не может существовать и ВРЕМЯ! Хотя бы уже потому, что в монокосме не существует ПРОСТРАНСТВА, для существования которого необходимы объекты, или, точнее сказать, наличие субъектно-объектной дихотомии.
Таким образом, получается, что к монокосму вообще довольно трудно применить такое слово как БЫТИЕ.
Судите сами, пространственно-временного континуума не существует, субъектно-объектных отношений не существует — что же тогда существует? Ответ простой: наше «Я»! Но при этом… оно равно «нулю». То есть оно как бы и существует и не существует одновременно.
А теперь давайте задумаемся… А не так ли это и для нашей привычной реальности?..
Тут я ненадолго оставлю вас, поскольку подобные размышления — конечно, процесс глубоко интимный, да и вдобавок к этому ещё и абсолютно непередаваемый во всех своих нюансах от одного человека к другому.
Однако, как ни крути, всё выходит, что сам выбор наш весьма невелик: либо мы не существуем (в привычном смысле слова), либо мы существуем в страдании, постоянно ощущая (то довольно остро, то более-менее умеренно) своё тотальное одиночество.
