Центром эгрегора воли является или бессознательно тяготеющая воля группы, или же более или менее сознательное воплощение ее в отдельной личности. Эта центральная воля может воздействовать на волю индивидов помимо их разума и чувства, непосредственно увлекая их в определенном направлении. Более того, и чувства и разум индивидов могут всячески противодействовать эгрегориальному устремлению, но последнее мощно заставляет их вовсе умолкнуть, парализует их деятельность вообще. Здесь происходит как бы явление волевой заразы, полного порабощения самобытности индивидов, обращение их в слепые орудия направляющего. Значительное большинство массовых движений возникает именно этим путем. Не только в сражающейся армии, но и во всякой толпе разум почти вовсе не имеет места всегда, а возбуждение чувств вовсе не является необходимым условием. Общее волевое напряжение или заражающее волевое проявление одного индивида оказывается весьма часто вполне достаточным, чтобы вся людская масса действовала в соответствующем направлении, совершенно не считаясь с опасностями или даже с неустранимой гибелью. Именно в явлениях такого рода сознательная личность совершенно отходит на задний план, всецело замещаясь влечениями общего целого группы — ее эгрегора.
Мы разобрали вкратце различные основные виды эгре-горов, причем следовали органической классификации. Начав с физиологического эгрегора, непосредственно рождающегося из физиологического единства человеческого рода и кровного родства отдельных особей, мы по порядку возрастания сйнархичности организации дошли до трех видов эгрегоров сознания. Возрастание сйнархичности заключалось в том, что в каждой последующей ступени единичное звено соответствующего множества приобретало все большую и большую личную самобытность и индивидуальную свободу, в гармонии с чем общие связи становились одновременно и более глубокими.
Величайшей ошибкой явилась бы мысль, что совершенство организации заключается в тираническом господстве общего над частным, равно как в недвижности направляющих тенденций этого общего, несмотря ни на что. Напротив, чем выше организация общества, тем менее каждый его член чувствует на себе стеснение, тем реже происходит непримиримое столкновение общих интересов с частными, тем менее действует принуждение или противоестественный запрет. Совершенная организация должна прежде всего заключаться в том, что всякий индивид, естественно стремясь обеспечить и улучшить собственное благополучие, тем самым закрепляет и улучшает благополучие первого и обратно.
Это общее положение просто до очевидности, а между тем оно так часто забывается и нарушается и во всяком случае лишь весьма редко из него делают соответствующие дедукции,
Член множества только в совершенно исключительных случаях может подниматься, и то весьма относительно, до сознания сущности законов, путей и тяготений общего целого. Так же редко, хотя и не в такой степени, он может забывать о своих личных интересах, но отсюда до полной победы над субъективностью еще бесконечно далеко. Доктрина «гражданственности», по которой каждый человек есть прежде всего полноправный член общества, есть по-видимо наиболее чудовищнейший из абсурдов, встречаемых на пути всей всемирной истории. Эта доктрина родилась из ложной предпосылки, что сознание общества тождественно с сознанием отдельного человека. Действительно, только принимая ее как доказанное, можно оправдать притязания индивида не только управлять обычным течением, но и перестраивать по интеллектуально выработанному плану жизнь общества. Между тем закон синархии утверждает, что государство по отношению к человеку есть величина высшего порядка и поэтому его сознание трансцендентно сознанию каждого входящего в него индивида. Сопоставляя это положение с предыдущими нетрудно придти к чрезвычайно важным выводам.
Жизнь и законы человеческих обществ недоступны имманентному постижению. Никакое собрание фактов, никакая гипотеза или теория, никакая подмеченная закономерность общественной жизни не могут почитаться адекватными действительности. Все это лишь проекции общественной деятельности в индивидуальное сознание с, в принципе, неустранимым искажением. Всегда и во всем общественная жизнь будет проявлять нечто такое, что не может быть предусмотрено никакими теориями, что не поддается никакому человеческому учету. И этот элемент непредусмотренного вовсе не происходит от недостатка конкретных знаний. Если бы мы могли выразить в единой формуле с исчерпывающей полнотой все факты и тяготения общественной жизни, то и в этом случае история могла бы дать совершенно непредусмотренные результаты. Причина сему заключается в самобытном влиянии сознания общества в целом, которое как таковое трансцендентно входящим в него элементам и обладает ему одному свойственными влечениями и законами. Не имея возможности подняться до их разумения, мы не можем воспринять их иначе, как элемент иррационального, инстинктивного, бессознательного или сверхсознательного — принимая соответственно случаю тот или иной эпитет.
Итак, в жизни всякого человеческого существа входит в принципе неуловимый элемент, трансцендентный нашему сознанию и проистекающий из общего сознания общества в его целом. Отсюда следует, что никакое единичное человеческое сознание в принципе не способно не только управлять, но даже понимать жизнь человеческого общества. Равным образом этого не может сделать и никакое собрание, потому что в каждом случае оно следует мысли того или другого из своих членов. Роль всякого правителя подобна машинисту, обслуживающему машину, им не задуманную, не им сделанную и не могущую быть поправленною им и при мало-маль-ском крупном повреждении. Он должен лишь подливать масло в трущиеся части, подбрасывать топливо и улавливать продукты отбросов, а собственно в работу машины он не должен дерзать вмешиваться. Действительно, как в медицине всегда в основе будет лежать принцип «natura sanat», так и в государственной жизни все видоизменения и улучшения могут происходить лишь органическим путем через выработку или отброс соответствующих ферментов.
Итак, хотя по мере синархического возрастания эгрего-ров увеличивается свобода и инициатива индивида, тем не менее их общие законы продолжают тяготеть над ними, оставаясь весьма мало понятными. Более того, по мере эволюции вида общества разноствование между природой последнего и природой индивида лишь все время увеличивается. Можно сказать, что тип возрастания общества, как целого, выше типа возрастания отдельных его членов. Иначе говоря, чем совершеннее общество, тем трансцендентнее его жизнь и сознание по отношению к сознаниям отдельных его членов.
Из изложенного следует, что загадочное и непостижимое в жизни обществ является не случаем, а общим законом. Все попытки закрепощения органической общественной жизни в интеллектуальные рамки, как бы совершенны они не казались, неизбежно осуждены на неуспех. Жизнь считается только сама с собой, и история государственных организмов следует по путям, ей одной ведомым. Успех и неуспех государственных деятелей зависит, главным образом, от того, что называют «-счастьем», но что в действительности есть совпадение или противоречие их частных стремлений со стремлением в данный момент общего целого.
Если отдельный человек сумеет воплотить в своем лице и деяниях трансцендентные веяния, он становится великим деятелем истории, в противном же случае он безнадежно осужден на гибель, как бы ни был велик его личный талант. Точно так же всякое рационализирование истории, отыскивание интеллектуальных причин и следствий есть сознательный или бессознательный обман. Действительная цепь причинности истории остается трансцендентной и после совершившихся событий мы только искусственно подгоняем под исторические события цепь причинности нашего интеллекта. Этим мы лишь удовлетворяем нашу потребность логически-последовательного созерцания событий, но нисколько не уясняем существа дела. Если бы события пошли иным ходом, мы точно так же получили бы логическое объяснение, хотя, разумеется, столь же мало удовлетворительное.
Высшие законы не отменяют низшие, а действуют самостоятельно, как бы в иной плоскости. Невозможность рационализирования истории происходит не из-за ошибочности законов нашего сознания, а из-за их недостаточности. В жизни каждого человека, как и в жизни государства, лишь весьма немного событий связаны непосредственной логической последовательностью. Среди остающегося большинства некоторая часть представляется нам случайной Лишь по недостатку сведений, а другая является действительно таковой.
Случайным событием я называю такое, которое связано с предшествующими событиями, выходящими за пределы познания данного субъекта, промежуточными звеньями причинности.
