«Что было тебе дано? Знание, что ты — разум. Разум и чистый разум, вечно безгрешный, ничего не боящийся, потому что ты был создан из Любви. И ты не покидал свой Источник, оставаясь таким, каким был создан» [6].
И существовал образ жизни, который мог вернуть меня к осознанию моей реальности.
«Есть образ жизни в мире, которого нет, хотя он кажется существующим. Ты не меняешь внешнее, но улыбаешься чаще. Твой лоб гладок; твои глаза спокойны» [7].
Когда Артен впервые рассказал мне, что вполне возможно практиковать тот род духовности, который мы обсуждали, так чтобы никто кроме меня об этом не догадывался, я в этом сомневался. В конце концов, разве не проповедует каждый свою религию или духовный путь? Однако теперь я знал: Артен был прав. Если бы я не выбрал сам путь обучения, желая рассказывать людям о Курсе, я мог бы по-прежнему практиковать его, ни разу никому и словом не обмолвившись. Как говорилось в Курсе о людях, которые показывал разум моими глазами:
«Ты идешь путем, по которому прошли другие, и ничем не отличаешься от них, хотя отличия есть. Так ты можешь служить им, служа в то же время себе, и направить их стопы по пути, который Бог открыл тебе, а им через тебя» [8].
Я делал это путем прощения, поэтому мне не нужно различать и проявлять особое отношение. Мои братья и сестры возвращались к Господу так же, как и я. Некоторые из них знали это уже сейчас, а другие — нет, но результат для каждого был таким же верным, как для всех.
Среди того, что продолжало сносить мне крышу, были разнообразные мистические переживания, испытываемые во время выполнения Курса. Я чувствовал подобное много раз за прошедшие годы, а теперь знал, что они символичны. Я также узнал, что настоящая проверка того, достигает ли человек прогресса на выбранном им духовном пути или нет, не имеет ничего общего с духовным опытом. В действительности нужно было задавать такой вопрос: становлюсь ли я более любящим? Более спокойным? Более прощающим? Принял ли я на себя ответственность за свою жизнь? Понимаю ли я бессмысленность осуждения? Так можно было определить, работает ли путь для человека. Тем не менее, мои необычные мистические переживания приносили мне радость, особенно потому, что я узнал, они символизировали прощение моего разума в результате прощения мира.
Теперь вместо белых тонких линий я видел вокруг себя разнообразные предметы, иногда даже замечал, что голова человека полностью заменена прекрасным белым светом. Бывали также времена, когда Джей как будто ласково играл со мной, как, например, в одном случае, который я помнил со времен выполнения уроков Учебника. Однажды утром, завтракая, я ощутил потрясающе любящее, теплое и очень ласковое прикосновение к плечу; прикосновение, которое, я готов поклясться, могло исходить от ангела, или Божественной сущности, или самого Джея. После завтрака я прочитал урок этого дня из Учебника, в котором было предложение:
«Рука Христа коснулась твоего плеча, и ты почувствовал, что не одинок» [9].
Я только и мог, что говорить «Спасибо» снова и снова, пребывая вне себя от знания о том, что на самом деле я не одинок.
Несколько месяцев спустя я шел по заднему двору с Карен, подбирая большие ветки, сорванные с деревьев во время сильной бури. Обернувшись, я был поражен, потому что увидел не Карен, а огромный столп света, тянущийся от земли в Небеса, сколько я мог видеть. Я взирал на это великолепное зрелище несколько секунд, прежде чем отвести взгляд и снова взглянуть туда же. На этот раз я увидел только тело Карен. Она спросила: «На что ты уставился?» Я сказал только: «Не знаю», растеряв все слова в совершенном ошеломлении. Ощущение было восхитительным, и я вспомнил позднее отрывок из прочитанного в Тексте, точно описывающий то, что я видел:
«Как эго ограничивает твое восприятие братьев до тела, так Святой Дух освободит твое зрение и позволит тебе увидеть Великие Лучи, которые сияют вокруг них, настолько безграничные, что достигают Бога» [10].
Поэтому я стал меньше интересоваться — если не окончательно потерял интерес — телами и с большим постоянством искал свет за временными тенями.
Я обнаружил источник развлечения и экспериментов в образах, которые видел перед тем, как заснуть, или прямо перед пробуждением. Закрыв глаза, я часто видел движущиеся цветные образы, как в кино, иногда даже со звуком. Эти образы иногда оказывались предсказаниями того, что было заготовлено для меня в сценарии на этот день. Многие из них были архетипичными, почерпнутыми из коллективного подсознания и замечаемыми исследователями сновидений на протяжении многих веков.
Например, правая рука, моя или чья-то еще, считалась позитивным признаком, а левая — негативным. Это мифическая связь, которая была замечена еще в древних Греции и Риме. Спокойные воды были позитивным знаком, а бурные — нет. Некоторые образы противоречили очевидному; например, получение удара считалось хорошим признаком, а его нанесение кому-то — нет. Большая часть предзнаменований оказывались прямолинейными. Радостные и улыбающиеся лица или дружелюбные животные были хорошими предзнаменованиями, а неприятные — наоборот, и они предсказывали приятные или неприятные сюрпризы грядущего дня. Эти «фильмы» помогли мне убедиться в истинности коллективного разума, равно как и в том, что образы моих снов были на самом деле символами меня самого. Артен и Пурса совершенно правы, утверждая: все, что должно было случиться в моей жизни, уже определено.
Тем не менее я старался не слишком в это втягиваться. Да, вероятно, я мог найти разные способы использовать и даже получать выгоду от такой информации, особенно в области капиталовложений. Однако в то же время я знал, она не всегда будет надежной. Мои учителя уже сказали мне, в сценарий каждого встроена определенная степень непредсказуемости. Я также знал, самое знаменитое орудие предсказания в истории, Дельфийский Оракул, временами намеренно вводило людей в заблуждение! Эго все еще контролировало часть моего разума, и я догадывался, что оно ни перед чем не остановится, лишь бы запутать меня и заставить страдать, все время искушая поверить, что я был телом. В конце концов, только прощение могло вернуть меня домой. Для меня, друга и ученика Джея, новая психическая способность оставалась источником интереса, но не фальшивым идолом, которым я, несомненно, сделал бы ее раньше.
Что касается идеи, что события жизни человека уже определены заранее, я осознал: некоторым людям эта концепция была ненавистна. Для некоторых экзистенциализм обещал больше надежды, чем предназначение, потому что подавал надежды хоть что-то изменить, как в личной жизни, так и в мире в целом. Однако Курс предлагал высшую форму надежды — надежду вернуться в конечном итоге домой, а также обретение мира и покоя в любое мгновение, не говоря уж о возможности избежать бесчисленных неприятных ситуаций, выучив уроки прощения и не вызывая их в будущем без необходимости. Сверх этого, меняя свое мышление о мире и практикуя прощение, каждый кажущийся отдельным человек мог по-прежнему искать решения проблем, которые казались приемлемыми в иллюзорном мире, если только не менял себя на уровне восприятия, принимая ношу веры.
А потом, однажды вечером, за пару недель до следующего посещения Артена и Пурсы, со мной произошло нечто, не похожее ни на что, испытанное мною прежде. Я сидел в одиночестве и читал журнал, как вдруг меня охватило всепоглощающее чувство осознания. Вселенная на мгновение исчезла, и я сидел, замерев от восторга. Я чувствовал себя в совершенной безопасности и ощущал совершенную заботу вместе со знанием о Присутствии, которое до сих пор казалось мне невообразимым.
«Откровение соединяет тебя с Богом» [11].
Хотя ощущение откровения невозможно передать словами, есть одно его качество, настолько уникальное, что оно западает в память. Это происходит в мгновение, когда человеку дается ощущение нахождения вне времени и пространства, и даже вне этого. Ты становишься единым с чем-то настолько огромным, что оно вне всех размеров. Самое главное его качество, делающее его совершенно не похожим ни на что в этой Вселенной, — то, что оно постоянно. В его безграничной силе нет перемен или нарушений; оно не колеблется. Оно дает попробовать нечто, на что можно положиться; нечто настоящее, с чем радость встречи невероятна. Тогда я понял, что ко мне обратился Бог.
«Откровение односторонне. Оно направлено от Бога к тебе, но не от тебя к Богу» [12].
В тот вечер я больше ничего не делал. Я сидел, погруженный в состояние восторга и благодарности.
«Восторг следует хранить для откровения, к которому он идеально, правильно применим» [13].
Мне нечего было сказать, и в словах не было необходимости.
