«Знаешь ли ты, — говорит Великий Инквизитор, обращаясь к Христу, — что пройдут века, и человечество провозгласит устами своей премудрости и науки, что преступления нет, а стало быть, нет и греха, а есть лишь только голодные. „Накорми, тогда и спрашивай с них добродетели!“ — вот что напишут на знамени, которое воздвигнут против тебя и которым разрушится храм твой. На месте храма твоего воздвигнется здание, воздвигнется вновь страшная Вавилонская башня, и хотя и эта не достроится, как и прежняя, но все же ты бы мог избежать этой башни и на тысячу лет сократить страдания людей, ибо к нам же ведь придут они, промучившись тысячу лет со своею башней! Они отыщут нас тогда опять под землей, в катакомбах, скрывающихся (ибо мы будем вновь гонимы и мучимы), найдут нас и возопиют к нам: „Накормите нас, ибо те, которые обещали нам огонь с небеси, его не дали“. И тогда уже мы и достроим их башню, ибо достроит тот, кто накормит, а накормим лишь мы, во имя твое, и солжем, что во имя твое. О, никогда, никогда без нас они не накормят себя! Никакая наука не даст им хлеба, пока они будут оставаться свободными, но кончится тем, что они принесут свою свободу к ногам нашим и скажут нам: „Лучше поработите нас, но накормите нас“. Поймут наконец сами, что свобода и хлеб земной вдоволь для всякого вместе немыслимы, ибо никогда, никогда не сумеют они разделиться между собою! <…> Взгляни же, что сделал ты далее. И все опять во имя свободы! Говорю тебе, что нет у человека заботы мучительнее, как найти того, кому бы передать поскорее тот дар свободы, с которым это несчастное существо рождается. Но овладевает свободой людей лишь тот, кто успокоит их совесть. С хлебом тебе давалось бесспорное знамя: дашь хлеб, и человек преклонится, ибо ничего нет бесспорнее хлеба, но если в то же время кто-нибудь овладеет его совестью помимо тебя — о, тогда он даже бросит хлеб твой и пойдет за тем, который обольстит его совесть. В этом ты был прав»[30].
В таком столкновении земного и небесного мы видим будущее зарождение двух потоков, которые впоследствии выйдут на поверхность и сформируют цели Духовной революции и социальной, мировоззрение той и другой.
Русская литература XIX века несла правду о судьбе России, ее грядущей истории, движениях ее национального духа.
Пушкин и Лермонтов, Достоевский и Лев Толстой, Островский и Чехов, Лесков и Тургенев, Гончаров и Некрасов — блестящая плеяда писателей мирового значения. Они вводили в культурный оборот страны новые понятия, новые этические и эстетические меры. «Красота спасет мир», — скажет Достоевский. И как бы в ответ на это последуют удивительные живописные полотна великих русских художников Репина и Сурикова, Поленова и Левитана, Врубеля и Верещагина, Шишкина и, наконец, совсем еще молодого Рериха. Такие понятия, как Красота, Любовь и Свет, вошли в духовный обиход России через искусство, в самом широком смысле этого слова. Оно приготовило и взрыхлило почву для грядущей Духовной революции, которая должна была изменить структуру человеческого сознания. «Только искусство выводит нас, — утверждал один из известных писателей России Всеволод Иванов, — из этого замкнутого круга нашего существования, только оно дает нам крылья, отрывает нас от силы этого земного притяжения, а также и от границ пространственно-временных, показывая бескрайние, невыразимые словами перспективы.
Россия первая из всего мира сознала это объединительное значение искусства. Все взлеты, все падения своей изумительной судьбы, все ее чаяния, предчувствия ее души, ее пророческие вдохновения черпала она из искусства»[31].
Искусство в российском энергетическом пространстве становилось средством или методом познания окружающей действительности. Его красота, его нездешняя глубина преображала внутренний мир человека так же, как это могут делать философские или научные идеи.
Пожалуй, среди выдающихся деятелей русской культуры, которые начали свой творческий путь в XIX веке, Рерих был первым, кто осознал значение искусства как одного из устоев духовной жизни народа, как его эволюционную основу, и с этим осознанием перешел в XX век, чтобы оказаться глашатаем нового мышления Планеты, выразителем тех эволюционных изменений, которые несла человечеству Духовная революция. Он становится художником-мыслителем, редчайшее, новое сочетание, которое позже и определит его собственный выбор и свяжет его имя самым тесным образом с новым философским учением XX века. Энергетический импульс, который шел от Рериха как творческой личности, создающей Красоту и возбуждающей мысль, был одним из формообразующих факторов Духовной революции, которая начиналась в России на заре XX века. Осознавая роль России в этом меняющемся мире и тонко чувствуя энергетику наступающего времени, Николай Константинович нес через свое искусство, через свои мысли то, что станет потом фундаментом нового мышления, — Культуру и Красоту. Он как бы заново перечитывал историю России, выбирая в ней те моменты, которые имели непреходящее значение, — труд, созидательное устремление, подвиг, героизм. В нем самом и в его искусстве жило предчувствие или предвестие Нового Учения и нового мышления. Расплывчатая мечта Странника Светлого Града обретала ясные и твердые формы. Оценивая роль Рериха в становлении нового мышления, Всеволод Иванов писал:
«Человеческий дух похож на электрическую лампочку, ее смысл — горение. Но ни спичкой, ни угольком нельзя зажечь этой изолированной сферы; ее нужно включить в живую, внутреннюю сеть некоего вселенского тока. И тогда она засветит ярко.
Рерих делает именно это. Он приобщает человечество к генератору тока, к динамо-машине великого тока — к России.
Петр Великий открыл России окно на Запад.
Рерих открыл миру окно в Россию, окно на Восток»[32].
Начало XX века было озарено огнем первой мировой войны, который заполыхал на фоне уже начинавшейся Духовной революции. Взаимодействие этих двух энергетических систем сообщило духовный импульс одной и привело к бесславному разрушительному концу другую. Первый результат был замечен немногими, второй — коснулся миллионов, ввергнув их в страдания, нищету и кровь. «С 1914 г., — писал Н.К.Рерих, — человечество пришло в космическое беспокойство <…> Все поднялось. Все поехало»[33]. Ощущая это «космическое беспокойство», Рерих понимал, что судьбы народов приведены в движение таинственными энергетическими изменениями, произошедшими в самом Космосе. «Космическое беспокойство» предвещало не только войну, но и качественные эволюционные изменения. Художник тогда написал несколько пророческих полотен, сюжеты которых получили реальное истолкование позже.
В то же время другой мыслитель, чьи корни уходили в философию Серебряного века, Н.А.Бердяев, отмечал почти те же самые обстоятельства: «Нынешнее историческое время подобно эпохе великого переселения народов. Чувствуется, что человечество вступает в новый исторический и даже космический период, в какую-то великую неизвестность, совершенно непредвиденную никакими научными прогнозами, ниспровергающую все доктрины и учения»[34].
В космической оценке событий первой мировой войны сошлись две крупнейшие личности русской культуры: художник Рерих и философ Бердяев. Оба глубоко понимали сложнейшие энергетические процессы Духовной революции.
В таком смыкании мыслей и интуиции того и другого была своя эволюционная закономерность, которая свидетельствовала о том, что силы и индивидуальности, причастные к Духовной революции, уже начали проявляться. Война способствовала этому и ускоряла те духовные процессы, которые в начале XX века едва только забрезжили.
Н.А.Бердяев достойно представлял блестящую плеяду русских философов Серебряного века, в которую входили такие выдающиеся мыслители, как П.А.Флоренский, С.Н.Булгаков, И.А.Ильин, B.C.Соловьев и другие. Мысль этих философов как бы вышла из лона русской литературы и искусства ХIХ века и синтезировала в себе все то, что внесли последние в духовное поле России. Работы русских мыслителей были самобытны, в них отсутствовало традиционное подражание западным школам. Отойдя от мелких политических моментов, от вопросов рутинного бытия, русские философы поставили в центре своих исследований человека, особенности его духа, эволюционную его судьбу и роль Высшего во всем этом. Старое мышление с его традиционными подходами уже не могло ответить на многие вопросы, которые ставили перед Россией и миром события космического масштаба. Философы Серебряного века ощущали это со всей остротой, над ними уже неслись космические ветры Духовной революции. Русские мыслители переходили «в иное идейное измерение»[35]. Это «идейное измерение» было связано с новыми подходами к проблемам Духа, материи, Космоса.
