Press, London, 1990, pp. 56-57.
Цит. по: Oliver Strunk, Source readings in music history, W. W. Norton & Co, New York – London, 1988, pp. 35-36.
Этот отрывок приводится у Диогена Лаэрция (X, 6).
Цит. по: А.Ф. Лосев, История античной эстетики, V, ч. III, § 7.
Там же, § 2.
См. J. Evola, Rivolta contro il mondo moderno, c. 32.
Fulcanelli, Les Demeures Philosophales, J.-J. Pauvert, Paris, 1964, I, p. 67.
Р. Генон, Кризис современного мира, гл. 1.
Степень же воздействия идей эллинистического иудаизма в лице Филона Александрийского, часто переоцениваемая, на самом деле является весьма спорной (см. Gustave Reese, Music in the Middle Ages, W. W. Norton & Co, NY, 1940, p. 60). С другой стороны, необходимо отметить влияние секты Терапевтов на формирование христианской литургии, считавшееся до недавнего времени незначительным; в частности, именно Терапевты ввели антифонию (имеется в виду попеременное пение солиста и хора или нескольких хоральных групп, а не изначальная греческая антифония, которая заключалась в пении октавами – каковой приём, впрочем, тоже использовался Терапевтами).
Thomas Aquinas, Summa Theologica, I, 38, 8.
Санскр. krtaktrya. См. Ananda Coomaraswamy, The Philosophy of Medieval and Oriental Art (цит. по: A. K. Coomaraswamy, Symbolism and Traditional Art, Princeton, 1977, p. 66).
Ibid.
Ibid., pp. 68-69.
Цит. по: Peter Wagner, Introduction to the Gregorian melodies (изд. 1907), I, p.12.
Св. Иероним, Письма, CVII.
При этом допускается ограниченное использование других интервалов, о чём будет сказано ниже.
Существует несколько мнений касательно положения ударений и акцентов в исполняемой мелодии: некоторые исследователи считают, что единственным ударением было вербальное ударение (т. е. определяемое словами текста), другие предполагают наличие отдельных музыкальных акцентов, связанных с внутренней логикой мелодии; в целом, этот вопрос пока открыт, хотя и не является принципиальным.
Нельзя не отметить в связи с этим интересный феномен, наблюдаемый во многих католических монастырях после внедрения решений Второго Ватиканского Собора. Изменения языка литургии, на котором она была написана, приводит к разрыву глубинной связи между текстом и мелодикой, то есть к разрушению магической составляющей церковного пения. Как и в случае искажения или неправильного использования заклинаний в магии, получаемый эффект прямо противоположен желаемому: многие монахи жалуются на ухудшение физического самочувствия, появление депрессий и т. д., каковые явления стали наблюдаться после замены латыни на английский и другие языки (см., напр., Harmonies of Heaven and Earth, p. 63).
Music in the Middle Ages, p. 67.
См. ниже.
См. Dom Julien Cécilien Jeannin, Mélodies liturgiques syriennes et chaldéenes, 1924 (vol I), 1928 (vol. II).
Introduction to the Gregorian melodies, I, p. 37.
Music in the Middle Ages, pp. 75-76.
Конечно, следует говорить не только о движении на Запад, но и на Восток в более ранний период. Отдавая должное хотя бы тому факту, что данная статья написана русским автором на русском языке, необходимо отметить, что после крещения князя Владимира в 988 году в Корсуни и его последующего брака с княгиней Анной, сестрой Императора Василия II, князь привёз с собой в Киев болгарина (по другим источникам сирийца) епископа Михаила, а также певцов – в основном греческого и славянского происхождения – которых направили к нему Император и Патриарх Константинополя. Михаил стал первым Митрополитом Киевским и Всея Руси; в числе его заслуг, среди прочего, возведение новых церквей и создание церковных хоров. В 1053 году, при Ярославе Мудром, из Греции в Киев прибыли три учителя пения с семьями. Предположительно именно они ввели так называемое осмогласие (от греч. οκτωηχος), ставшее на долгое время основной формой церковного пения на Руси. Конечно, это был тоже cantus planus – в основном византийские монодии, которые, однако, были сильно трансформированы под влиянием русского народного пения. К сожалению, историко-географический аспект данного вопроса выносит его слишком далеко за пределы статьи, чтобы останавливаться на этом подробнее.
Music in the Middle Ages, p. 90.
Речь идёт о так называемом «амврозианском пении», практиковавшемся с давних времён Миланской церковью и названном в честь святого Амвросия. Необходимо отметить бо́льшую искусность амврозианской композиции и заметно бо́льшее по сравнению с Римским пением наличие в нём мелизмов, причём весьма сложных для исполнения.
Отдавая должное тем немногим верным и кропотливым исследователям, которым в той или иной степени всё же удаётся воссоздать музыку тысячелетней давности, следует отметить, что благодаря их усилиям, а также усилиям тщательно подобранных ими коллективов певцов (не «исполнителей»), привлечению качественных технических средств и нескольким сохранным архитектурным памятникам, мы сегодня можем получить пусть не идеальное, но весьма достоверное представление об этой музыке: я имею в виду в первую очередь записи вокальных ансамблей Марселя Пере, Доминика Веллара и сольного исполнителя Егора Резникова.
Застольная музыка (нем.).
W. Apel, Medieval Music, Stuttgart, 1986, p. 100.
Это очень трудно выразить словами, но всё же следует сказать, что упомянутый разрыв произошёл не на поверхности феноменального мира, как некое «культурное явление» в современном профаническом смысле, и не был обусловлен «культурно-исторической реальностью» или «объективными условиями»; он имел место в тех сферах, которые находятся на много ступеней выше всякой материальной манифестации, и проявился, прежде всего, как возникшая у людей способность мыслить красоту отдельно от Бога.
Блаженный Августин, Исповедь, X, xxxiii.
Music in the Middle Ages, p. 118.
