— Ты чего трясёшься? Хоть я и охотовед, но за браконьерство штрафовать тебя не буду. Или ты чулукана так боишься? Они что здесь живут? Давай успокаивайся, садись, ешь и пей чай, — поставил я перед гостем кастрюлю с глухорятиной. — А потом спать! Как говорят, утро вечера мудренее. Завтра пойдём искать пропавшего. Может, и сами заодно пропадём, — успокоил я ещё не пришедшего в себя эвенка.
Проснулись мы, когда совсем рассвело. Решено было перед длительным походом хорошенько выспаться. Более всего в отдыхе нуждался Николай. Оказывается, он две ночи не сомкнул глаз. Всё никак не мог понять, куда мог подеваться его спутник с собаками? Взглянув в окно, я увидел, что наконец-то показалось Солнце! Период непогоды прошёл, и на душе стало немного веселее. Перепрыгнув через спящих собак, я вышел из зимовья и, набрав пригоршнями снег, стал им умываться. Вокруг бело! Снежинки на травинках, хвое и на поверхности снежного покрывала в лучах солнца искрились всеми цветами радуги! Я взглянул на бескрайнее холодное синее небо — ни облачка!
— Потому и приморозило, — рассуждал я.
Но вдруг мои радужные мысли нарушил какой-то посторонний звук. Я быстро обернулся и замер — в двух шагах от меня стоял огромный медведь! Светло-бурой масти, около полутора метров в холке, лобастый, но, по всей видимости, молодой. На его морде было написано любопытство и удивление. Своими пронзительными маленькими глазками, то и дело поворачивая голову, он рассматривал меня как что-то диковинное, чего он ещё не видел. У меня возникло ощущение, что медведю очень хочется подойти и это страшное двуногое понюхать. Но из деликатности на такой шаг он пока ещё не решился.
— Коля, открой дверь, выпусти собак, — тихо сказал я, не делая резких движений.
Услышав мой голос, зверь на шаг отступил. И любопытство на его морде сменилось выражением осторожности.
— Коля, выпусти собак! — сказал я громче.
— Сейчас! — раздался заспанный голос за дверью зимовья.
Но лайки, почуяв неладное, не дожидаясь эвенка, сами распахнули дверь лапами и тут же сходу вцепились в опешившего лохматого визитёра. Похоже, молодой Михайло Потапыч в своём диком бору никогда не встречал не только людей, но и этих небольших, но таких злобных бестий. Я взглянул на медведя и не поверил своим глазам: под рычание и лай собак огромный зверь взлетел в воздух, левитируя, сделал поворот на 180° и, упав на землю, пулей, что есть силы, бросился бежать от окончательно осатаневших неведомых ему кусающих тварей. Всё это произошло за какие-то две-три секунды!
— Что тут у нас такое? — услышал я рядом с собой голос эвенка.
Он стоял с мало кал иберкой в одних трусах и босиком, в позе попавшего в засаду снайпера.
- Ты в кого собрался стрелять? — расхохотался я, глядя на его живописный вид.
— Так ведь собаки? Они так лают только на амикана… — крутя головой во все стороны, отозвался Коля.
— Этот амикан сейчас от нас за тридевять земель! И потом, ты что всерьёз решил его завалить из тозовки? Не мог взять мой двенадцатый? Ладно медведь оказался покладистый и собаки добрые, иначе была бы у зверюги из нас обоих знатная закуска! — подтолкнул я голого эвенка к входу в избушку.
— Не хватало, чтобы ты ещё заболел! Давай одевайся, поклюём и пойдём. Времени у нас в обрез! До вечера надо успеть добраться до места, где ты потерял Сурова. Поиск начнём оттуда.
Николай не возражал. Он по-быстрому облачился в свой охотничий наряд, пододвинул к себе миску и молча стал есть.
— Ну вот, кажется, и «заморил червячка», — сказал я, подымаясь из- за стола. — Давай заканчивай и вперёд! Чаи будем распивать на месте.
— У тебя там не червячок, а целая змея, — покосился на мою пустую чашку эвенк.
Слова охотника, несмотря на внутреннюю тревогу, меня рассмешили.
— С тобой не соскучишься, Коля. От одного твоего вида медведь дал такого дёру, что придётся теперь идти без собак.
— Они нас догонят. Никуда не денутся, — пробурчал охотник, накидывая на плечи потку.
До тех мест, где Николай потерял Юрия Петровича, мы добрались без приключений. Собаки нас догнали по следу на полпути. По мелкому снегу идти было легко и приятно. Пересекая ягельники, мы набрали для себя немного брусники, выкопали из-под снега несколько мёрзлых белых грибов и, придя на бивак эвенка, тут же стали готовить ужин. Николай нарезал ломтиками лосиное мясо, отогрел его на огне разведённого костра и стал нанизывать на берёзовые шампуры. Я, наблюдая за его суетой, протянул ему нарезанные грибы и наказал будущий шашлык посолить.
— Оленью еду ешь, — взглянул на белые грибы эвенок. — Я такое не кушаю.
— Ты ешь вот такое, — показал я ему на накрытую снятой шкурой груду лосиного мяса. — И мне на вопрос так и не ответил: зачем добыли зверя? Неужели намеревались вдвоём зажевать такую тушу? И запора не побоялись!
— От лосятины запора не бывает, скорее понос, — отвернулся охотник.
— Какая разница? — продолжал наступать я на него. — Ты вот у меня в животе змею обнаружил, а у самого в пузяке крокодил! Здесь килограммов триста, не меньше, — показал я на сложенное мясо.
— Однако, будет больше, чем три центнера…
— Вот видишь! — перебил я охотника. — У кого аппетит: у меня или у тебя? Я вот и грибами наесться могу. А тебе лося подавай, да поздоровее! Наверняка затея добыть зверя была твоя, а не Петровича?
— Моя, — согласно кивнул охотник.
— Я не пойму, зачем?
— Домой хотел отправить, на стойбище…
— Как? — изумился я. — Здесь вертолёт нужен!
— У меня тут недалеко берестянка. Пока речка не замёрзла и мясо можно отвести, и глухарей пол-лодки на ярах настрелять…
— Ах, вот оно что! Тогда всё понятно. Только вот какое дело — про добытого вами лося никому ни слова. Ты ведь знаешь, какие у нас законы. И я его не видел. Просто потерялся человек, а как значения не имеет… Иначе тебя оштрафуют, а Юрию Петровичу прилепят ярлык браконьера. Договорились?
— А с мясом что делать? — спросил эвенк.
— Как что? Вместе дотащим его до твоей лодки. Ты отправишься по воде, а я пешком по борам. Вот и всё. Привезёшь свою добычу своим. Сколько тебе придётся пройти заломов?
— Пять.
— Ничего себе! Пять раз будешь разгружать и снова загружать свою лодку! Если окажусь рядом, то помогу.
— Ты уйдешь вперёд, Гера, речка на одном месте крутит… Пока я доберусь, ты уже будешь пить чай у себя в Центральном. Но всё равно спасибо тебе, что ты отдал мне лося! — с благодарностью посмотрел на меня охотник.
— За что? — опешил я. — За что ты меня благодаришь? Не я же его добыл?! И потом, если бы я его и застрелил, то всё равно отдал бы его тебе. Он мне не нужен.
— Ты совсем другой, — задумчиво проговорил эвенк, глядя на свет пламени. — Все, кто до тебя у нас работал, что бы мы для себя ни добыли, у нас забирали. Говорили, что если мы им добровольно не отдадим, то на нас будет составлен протокол. И нас будут штрафовать, а то и посадят в тюрьму. Тюрьма для эвенка хуже смерти, — вздохнул молодой тунгус.
— Неужели всё, что ты сейчас мне сказал, правда? — спросил я его.
— А зачем мне врать? Ты ведь знаешь, Гера, нашего участкового Клешнёва?
- Как не знать? В одном посёлке живём.
- Он с нас и со староверов дань берёт, — грустно усмехнулся рассказчик.
— Какую ещё дань?! Ты говоришь какие-то странные вещи! — подал я готовый шашлык Николаю. — Ну-ка расскажи поподробнее?
— Только ты никому, что от меня сейчас узнаешь, не рассказывай. Особенно участковому. Иначе он меня посадит.
— Как так посадит?! Да у него и прав-то таких нет! Ты что несёшь? Почему ты его так боишься?
— Его все эвенки боятся. И чудиновские староверы тоже.
— Ты мне про дань расскажи, — напомнил я ему.
— Дань мы ему платим за то, что он знает, какие у кого ружья.
— Но ведь вы охотники, и у вас должно быть оружие. Без него в тайге никак, — недоумевал я.
— С гладкоствольными всё в порядке. К ним Клешнёв не цепляется. Беда от того, что он знает о наших винтовках. Вот она тозовка промхозовская. Её выдают только на охотничий сезон, — показал на свою малокалиберку эвенк. — Но у меня есть ещё и своя. За неё мне и приходится платить.
— И сколько с тебя берёт наш участковый? — посмотрел я на Лихачёва, поворачивая над углями шомпол с лосятиной.
— Три хвоста в год, — грустно улыбнулся охотник.
— И сколько же у него таких, как ты?
— Со староверами человек тридцать.
— И с каждого в год по три соболя! Неплохо у него получается, у участкового: около сотни одних только соболей! Плюс ещё мясо!
— За мясом тоже часто наведывается. Ходит, высматривает, что мы едим. Ему ведь не докажешь, что олень домашний. Говорит, бьёте дикарей. Значит, браконьеры… Забирает мясо и уезжает.
— Но вы же на самом деле добываете диких?
