Возможно, во всей этой истории вас не устраивает одно: вы родились не тем, кем хотели бы прожить свою единственную жизнь. Почему кто-то рождается во дворце, как Гаутама, а кто-то рождается в хлеву, как Иисус? Почему кому-то дано быть прекрасным, как Аполлон, а кому-то быть уродливым, как сатир? Почему мировые запасы счастья распределены так несправедливо? Этот вопрос - бессмыслица. У вас нет бессмертной души, которая получила какое-то тело в каком-то месте и времени. Ваше тело, пожалуй, появилось даже раньше души. И оно не было вашим телом. Лишь потом в этом теле произошел акт самоосознания Я. И тогда именно вы породили время и пространство.
Но и тогда вашей души еще не было. Душа – это личность. А личность – это процесс, который продолжается всю жизнь и кончается со смертью. Вчера вы были одной личностью, а сегодня в вас что-то изменилось, и вы стали другой личностью. Строго говоря, ваша душа – это один миг вашего бытия. В этом смысле, души как чего-то законченного нет. Именно поэтому Гаутама говорил, что даже душа иллюзорна. Есть лишь поток дхарм-электронов в проводе – чистое сознание. Как нет застывшего электричества, так нет застывшего потока дхарм. Ганг – это река. Если Ганг не течет, как всякая река, то Ганг уже не является рекой. Именно поэтому в одну реку нельзя войти дважды, говорил Гераклит. Все течет, все изменяется. Душа в этом смысле такая же языковая абстракция, как и Ганг. Если кто-то скажет вам, что видел Ганг, можете смело ответить ему, что он ошибается. Ганга нет!
Но Гаутама забыл про память, – эту машину времени. Душа – это единовременный снимок потока самосознания, отложенный в памяти. Мы говорим о душе как о воспоминании. Душа – это фотоальбом самосознания. В одну реку нельзя войти дважды, но можно сделать фотографию Ганга и смотреть на нее всю жизнь. Фотография станет душой Ганга. Не поток самосознания протекает во времени, время протекает в нем. Я полагаю, что время в нашей реальности появляется именно так (и очень скоро расскажу об этом в главе «Майя»). Самосознание, которое возможно только как процесс, порождает время, а не время, родившееся само по себе, позволяет ему быть процессом. Где была душа, когда души не было? Там же, где и порождаемое ею время, - в Святом Духе. Достаточно такому потоку самосознания иметь точку разрыва, чтобы остановиться. Достаточно ему остановиться, чтобы не обнаружить ни себя, ни мира. Умереть. Точка разрыва и есть нирвана. Именно поэтому она всегда заменяется фальшивым нулем, нашим экзистенциальным фоном самосознания. Но в действительности «формула смерти» выглядит так:
оно – оно = Я
Удалите из этой формулы непроизносимое Я, и останется именно то уравнение, в которое мы подставляем наш фальшивый нуль, ассоциируя его с ничто, в котором нечего познавать, как нечего, по нашим западным меркам, познавать и в смерти. Тем не менее, именно эту формулу можно считать математическим определением нирваны. Это дает основание Гаутаме говорить, что смерти нет.
Древнегреческий философ Зенон, последователь того самого Парменида, который в западной философии первым отождествил бытие и мышление, прославился знаменитой апорией «Ахиллес». Суть ее в следующем. Черепаха и Ахиллес соревнуются в забеге на некоторое расстояние. Стартуют они одновременно, только черепаха на сто метров впереди Ахиллеса. К тому времени, когда Ахиллес преодолевает эти сто метров, черепаха уходит на десять вперед. Когда Ахиллес преодолевает эти десять, черепаха успевает проползти еще метр. Ахиллес пробегает метр, черепаха – дециметр; Ахиллес – дециметр, черепаха – сантиметр. За сантиметром счет идет на миллиметры и так далее. Это может продолжаться до бесконечности. Ахиллесу никогда не догнать черепаху. Зенон использовал это рассуждение, чтобы подтвердить учение Парменида о вымышленной реальности. Эта апория строится на бесконечном дроблении времени, которое, в конце концов, должно привести нас к нулю, - к единице времени, в которой нет времени, нет потока самосознания. Это застывший мир. Собственно, это и есть единовременный снимок потока самосознания, который мы называем душой. Фотофиниш, в котором Ахиллес и черепаха рвут грудью ленточку одновременно. Поэтому, говорил Гаутама, о душе нельзя говорить как о душе. Душа – это застывший поток самосознания. Что же дальше? Дальше точка разрыва – истинное Дао, в котором нет ни черепахи, ни Ахиллеса.
Но поток самосознания не прекращается, и Ахиллес легко обгоняет черепаху. Почему? Потому что время должно со свистом провалиться в черную дыру точки разрыва самосознания вместе с Ахиллесом. Чтобы продолжать жить, - ради себя, только ради себя - самосознание квантует время, и этот квант даже не равен фальшивому нулю, ибо самосознанию нельзя останавливаться. Время – это гонка на выживание. Иначе – смерть. Желая постичь истинное Дао, мы пытаемся постичь небытие, даже если не отдаем себе в этом отчета. Можно сказать, что математики и физики ищут нирвану на дне языка. Когда-нибудь ее все найдут.
Что же касается вашей несчастной судьбы, если уж вы считаете свой личный ад одним из худших, то, возможно, именно из сострадания Гаутама придумал сансару, чтобы в многочисленных жизнях уравнять шансы всех. И эта доктрина выглядит гораздо убедительнее, чем бессмертная душа, позаимствованная мусульманами у христиан, христианами – и у иудейских фарисеев, фарисеями – у древних египтян с их доктриной божественной души, которая лишь один раз рождается на свет, чтобы подвергнуться испытаниям перед тем, как вернуться в Царство мертвых, а египтяне позаимствовали эту идею-мечту у пещерного человека, который, как и все мы, предощущал в себе душу и вечное Я.
Где находится эта душа до рождения во плоти? Куда она отправляется после смерти? И главное – зачем ей этот экзамен, очень похожий на фарс? По крайней мере, тогда все души должны быть поставлены в одинаковые начальные условия. Родиться в хлеву – не то же самое, что родиться во дворце. Родиться в диком древнем племени – не то же самое, что родиться в цивилизованном, процветающем обществе. Откуда берется такая изначальная дискриминация бессмертных душ? Понятно, что египтяне именно из этой божественной дискриминации выводили статус своих фараонов и жрецов. Но нам-то нет дела до этих фараонов. Мы нисколько не верим в их божественную привилегированность. Бессмертная душа – это глупая и жестокая выдумка. Именно так! Глупость ее в том, что если душа – готовая абсолютная субстанция, то что есть вы, меняющий эту душу своими мыслями, чувствами и поступками? У такой души не может быть грехов. Если вы и есть эта душа, то какова ценность этой ущербной, несовершенной и незаконченной субстанции? Мы все любим себя и в отношении себя не бываем объективны. Собственное самосознание ощущается нами как величайшая ценность. Но зачем, говоря беспристрастно, вневременному Царству мертвых самодовольная душа какого-нибудь Рамсеса? Зачем вечности невежественный галилейский рыбак Петр? Жестокость же этой доктрины в ее изначальной несправедливости. За что бывают наказаны врожденными пороками, физическими уродствами, социальным неравенством, историческими реалиями, национальными и половыми признаками все эти души?
В индуизме и буддизме все гораздо человечнее. Душа-атман не совершенна и не закончена в круговороте бытия-сансары, и каждая новая жизнь отягощена кармой предыдущей жизни. Сегодня вы демон-ассур, завтра – бог, а послезавтра станете животным. Всем поровну. Я сочувствую вам, но не могу это подтвердить. И почему-то я думаю, что вы сами в это мало верите. Хотя, конечно, величайшая философская мудрость гласит: чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало. Если некая теория приносит вам душевное успокоение, то для вас она – лучшая теория в мире. Кто докажет вам, что чувствовать себя хорошо – это плохо? Наше мировоззрение складывается вовсе не из борьбы идей в нашем самосознании, а является плодом нашего мироощущения. Мы вспоминаем детство как прекрасную пору в развитии нашей души, которой не нужны были идеи для положительного восприятия бытия. Но наша душа продолжала развиваться, меняя наше восприятие чаще всего в отрицательную сторону, так что для компенсации потерь нам становились необходимы идеи, как успокоительные средства. Одни находят себе большее утешение, другие – меньшее. Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало. А если утешения нет вовсе? Научная истина никого еще не сделала свободным от себя. Я могу лишь повторить за Иисусом: ищите Царство Небесное, а все остальное приложится. Ищите свободу от себя.
Компьютер можно назвать «мыслящей» машиной. Мешает ли ему что-нибудь стать живым существом? В футуристических теориях этот искусственный интеллект, совершенствуясь человеком, становится личностью. Позволяет ли наличие памяти у компьютера говорить, что у него есть душа? Для объяснения механичности мышления психологом Деннетом был выдвинут так называемый «системный аргумент». Он гласит: как отдельный нейрон мозга не обладает психикой, но лишь их огромная совокупность создает ее, так и суперкомпьютер достаточной мощности должен обрести самостоятельную психику. Есть одна особенность. Компьютер можно включить и выключить. Самосознание выключается только один раз. Именно с этим состоянием нашей психики связано то, что мы в крайнем случае слышим тишину и видим пустоту. Мы не «выключаемся», столкнувшись с пустотой. Благодаря Сознанию, мы всегда находимся в положительном экзистенциальном поле: информация для нас не бывает даже равной нулю. Отсутствие информации – это тоже информация. Способен ли компьютер мыслить ничто? Комментарием к этому вопросу служит «проблема остановки» для машины Тьюринга, которая не способна увидеть результат в отсутствии результата. Если вычисления ни к чему ни приводят, они не могут закончиться. Но наша психологическая аксиома выбора существенно сильнее ее логической (машинной) формы. Машинная аксиома гласит: если нечего выбрать, то выбор невозможен. Психологическая добавляет: если выбрать нечего, выбирается ничто. Если вы участвуете в соревнованиях по стрельбе, то с машинной точки зрения действительными являются только те выстрелы, которые попали в мишень. Но по-нашему выстрелы, которые никуда не попали, тоже результат. Они попали в ничто.
