В этот же самый момент кто-то дернул меня за футболку, мне показалось, что это была Боранка. Обычно этот человек начинал закатывать проповеди по поводу того, что мне нужно стать зрелым, принять реальность и контролировать себя в те моменты, когда Старик унижал меня. Я не хотел поворачиваться, но вновь почувствовал, как меня нетерпеливо, но уже решительно потянули за футболку. Я обернулся и уже вот-вот хотел сказать сквозь сжатые зубы, чтобы меня оставили в покое, как тут же увидел, что это была не Боранка, а тот самый сопливый мальчик. Он тянул за футболку обеими руками. Он стоял прямо передо мной и, отклонив голову назад, мог меня хорошо разглядеть.
— Сэр, — промолвил он обеспокоенно, что было видно по его лицу, — когда моя мама придет и заберет меня?
Я молчал, мое горло сжалось до предела. Одной из частей моей жизни наступил конец. Больше никогда в жизни я не буду пытаться жить так, как живет большинство людей. У каждого есть свой путь в жизни. Кто это сказал? Ницше? На земле есть одна дорога, по которой можешь идти только ты, не спрашивай, куда она приведет тебя, просто следуй по ней. Я должен был отыскать причину, почему у сопливого мальчика складывалась такая мрачная судьба, из-за которой у меня сжималось горло, а желудок закручивался в узел. Но перед своим уходом я должен был встретиться лицом к лицу со Стариком. Я не мог сбежать и предать этого бедного мальчика и остальных сирот. Мое отношение к этой старой скотине придаст детям сил. Они им понадобятся, когда в своей жизни сами столкнутся с дурными людьми.
2Здание муниципалитета было самым изящным во всей Станисте. До войны оно принадлежало старинной купеческой семье Добранскисов. Толщина стен здания доходила почти до метра, и в знойные дни оно было прекрасным местом, чтобы укрываться от жары. Перед главным входом росли липы с широкими кронами, подстриженная лужайка была усажена маленькими растениями, что придавало ей некую изящность. Открыв входную дверь из темного коричневого дерева, я вошел внутрь. Пол был устлан старинным дубовым паркетом. Ковровая дорожка в центре зала вела прямиком к кабинету председателя. Перед его кабинетом располагалась секретарская комната, в которой я и задержался на какое-то время. Через стекло виднелась огромная кафельная печь, рядом с которой, на стене, висели рога оленя. Внимательно рассмотрев керамику, я принялся считать ответвления на рогах оленя.
В тот же самый момент я вспомнил сон, который мне привиделся прошлой ночью. Внезапно передо мной, словно из темных вод, возникли образы из сна. Сам сон был приятен, но в нем таились свои опасности, как это происходит в мифах, где одна из действующих сил несет скрытую угрозу. В нем я шел по мосту над бездонной пропастью и вдруг, на противоположной части моста, увидел свет… Какой-то пронзительный голос все время произносил мое имя. «Ни к чему откладывать», — подумал я. Глубоко вздохнув, постучал в дверь и вошел, не дожидаясь ответа.
На меня уставился Старик, сидящий за столом, покрытым зеленой тканью. Справа от него сидел секретарь муниципалитета и с выражением полного внимания на лице слушал его. Слева, скрестив ноги и раскинувшись в кожаном кресле, сидел издатель газеты «Бачка» Марко Меденица, колонист из Лики, которого я знал не очень хорошо. Секретарь, дама с пышными формами, стояла рядом с журналистом и держала какие-то папки с бумагами. Старик, закинув голову, направил свои крошечные свинячьи глазки в мою сторону и, изображая удивление, произнес наигранным добродушным голосом:
— Ага, а вот и мой чемпион пожаловал. Наконец-то выпал шанс встретиться с тобой…
— День добрый. — Я не собирался позволять ему как-то задеть меня, я был уверен в себе, как никогда раньше. Также я намеревался сообщить ему о своем увольнении по окончании нашего разговора.
— Мы вот так еще ни разу и не пересекались, — сказал он с насмешкой. Он посмотрел сначала на секретаря, а потом на Меденицу. — Я видел, как ты разгуливаешь в белых носочках по нашим грязным улочкам, что не удивительно для такого джентльмена из Белграда.
— Пожалуйста, скажите мне, чего вы хотите. Вы же не пригласили меня сюда для того, чтобы восхищаться моими белыми носками.
— Да вы только поглядите на него, — произнес он и кивнул три раза, якобы в знак одобрения. А затем, скосив глаза, принялся внимательно рассматривать меня. — Дело вот в чем, молодой человек. Вы неважно справляетесь с вашей работой.
После некоторого замешательства я спросил:
— А чем именно вы недовольны?
— Да всем, что ты тут творишь, белгардский пижон. Ты занимаешься не тем, за что я тебе плачу.
— Но у директора не было никаких возражений по поводу моей работы.
— У Опачины? Так он еще больший болван, чем ты сам.
Я не решался признаться ему в своем увольнении, и что он сам был самым круглым болваном на свете, но разговор был еще не окончен. Я засунул руки в карманы и продолжил слушать начальский разнос.
— Вот в чем дело, — начал он, делая акцент на каждом слове, — наш бухгалтер жалуется на то, что огромное количество денег уходит на социальные патронажные работы. Если мы так и дальше будем ввязываться в эти бесперспективные дела и платить им за предоставленную поддержку в центрах, то станем такими же банкротами, как и они. Ты понимаешь это? Твоя работа — отстаивать интересы муниципалитета, а не растрачивать деньги наших сотрудников.
— Но эти несчастные люди имеют право на социальную помощь.
— Наше социалистическое государство позаботится о них, не читай мне тут нотации по поводу того, какие у кого есть права. Не только мой муниципалитет несет ответственность за них. Ты превратил его в какую-то корову, которую беспощадно доят эти социальные паразиты. Тебе же сказали, что нужно делать, а ты продолжаешь строить из себя дебила. Может, ты и есть дебил? — И после этой фразы, с улыбкой на лице, он посмотрел на сидевших в кабинете людей, а затем снова уставился на меня. — Говорят, что у тебя даже есть диплом? Так он гроша ломаного не стоит, если ты не знаешь, как справляться с работой, за которую тебе платят. А теперь слушай внимательно. Лет Стева из Центра обучит тебя, как обращаться с этими социальными паразитами. Понимаешь, о чем я?
Я безмолвно ждал момента, когда он выпустит всю свою тяжелую артиллерию. Он несколько раз моргнул, затем посмотрел еще раз на каждого в комнате и сказал:
— Итак, что же у нас тут за людишки? Его отцу, небось, пришлось продать несколько коров, чтобы воспитать такого быка-тугодума.
В этот же момент Меденица притворно усмехнулся, а секретарша уставилась в пол.
— На этом наш разговор окончен? — спросил я, тяжело дыша.
— Как это понять, наш разговор? — угрожающе переспросил Старик. — Он будет окончен тогда, когда я скажу об этом! — После чего он почесал подбородок и снова скосил глаза. — Итак, у тебя есть дипло-о-о-о-м. И вот что ты можешь сделать с ним…
И, самоуверенно кивнув пару раз, продолжил:
— Здесь у меня на работе ты можешь подтереть им свою задницу!
Я ждал этих слов и надеялся, что после них я смогу в таком же холодном тоне продолжать с ним разговаривать. Но я не смог. Кровь ударила мне в голову, все тело наполнилось жаром, и на ладонях начал выступать пот. Я сделал глубокий вдох, наполнив мои легкие до предела, и дрожащим голосом произнес:
— У меня, по крайней мере, есть чем подтирать задницу — университетским дипломом. Что до вас, то вы можете подтирать свою задницу только пальцем, тем самым пальцем, которым вы подписываете документы!
От этой фразы голова Старика аж опрокинулась назад, губы Меденицы скривились, а широко раскрывшиеся глаза секретарши на секунду уставились на меня, а затем снова в пол. Я не дал ему никакого шанса ответить. Развернувшись, я вышел из кабинета и захлопнул за собой дверь, которая закрылась навсегда на этом периоде моей жизни.
3В маленьком городе новости разлетаются с бешеной скоростью. На следующее утро я уже ясно понимал, что точно ухожу с этой работы, и что слухи по поводу моей стычки со Стариком обрастали деталями и вызывали все большее напряжение. В то время, пока я укладывал книжки в чемодан, Джука, владелец квартиры, которую я снимал, позволил Боранке пройти ко мне.
— Я все слышала, — сказала она, — сейчас все шушукаются по поводу того, как ты умудрился плюнуть ему прямо в лицо. Жаль, конечно, что ты уходишь, но в то же время я чувствую некоторое удовлетворение. Эта старая скотина заслуживает такого обращения. Не хочешь кофейку?
— Конечно.
Но само кофе Джуки было явно настроено против меня, оно никак не хотело лезть мне в горло. Я хотел как можно скорее сесть в автобус и, уже оглядываясь назад, посмотреть еще раз на пыльные дороги Станисты, здание муниципалитета, церковь, на все то окружение, где провел все это время. Мысль о том, что больше я никогда в жизни не приеду сюда, помогла мне окончательно принять это решение.
