сказал ему: хорошо, добрый и верный раб! в малом ты был верен, над многим тебя поставлю; войди в радость господина твоего. Подошел и получивший один талант и сказал: господин! я знал тебя, что ты человек жестокий, жнешь, где не сеял, и собираешь, где не рассыпал, и, убоявшись, пошел и скрыл талант твой в земле; вот тебе твое».
А случается, что и растрачивают Божьи дары. Этот хоть вернул господину то, что получил, — а когда и вернуть нечего?
Впрочем, мы сейчас не о таких говорим, мы говорим о тех, кто получили и преумножили. А когда получили, в старости, или во младенчестве, — это совершенно не важно, — важно, как распорядились.
И вот вам рассказ о некой рабе Божией, которая получила много, и отдала ещё больше; получила даром, и отдавала без корысти; получила алмаз, и жизнью своей огранила его в тысячегранный бриллиант.
Звали эту рабу Божию Матроной Дмитриевной Никоновой. Так по документам. В памяти же народной она осталась блаженной Матронушкой или — святой Матроной Московской.
1. ПРОСТО ДЕРЕВНЯ, ПРОСТО КРЕСТЬЯНЕ.
…Точнее не деревня, — село, село Себино. Маленькое, ничем не примечательное сельцо на юго-востоке Тульской области (то есть, губернии, конечно, — мы ведь говорим о временах дореволюционных).
Сейчас сюда ездят паломники, и каждый, побывав в Себино, спешит отметить: удивительная тишина царит здесь, — благословенная, целительная для души тишина. Кто-то даже уверяет: «Благодать Божию ощущаешь здесь физически!»
Чужую душу, чужие чувства не измеришь приборами, не определишь: может быть, человек и вправду чувствует благодать, а может быть, только хочет её почувствовать… Но Себино — и в самом деле благодатное село. Здесь, например, есть целебные источники. Под самым Успенским храмом, (в котором крестили блаженную Матрону), у реки под названием Мокрая Табола на поверхность выходят т.н. целестиновые обнажения, которые, растворяясь понемногу в реке, делают речную воду настоящим лекарством. Вода эта, как говорят, имеет свойство омолаживать организм, возвращать силы, снимать накопившуюся за годы усталость… Вкусная вода, очень мягкая, иногда даже слегка маслянистая… А если пройти пять километров на восток, то найдёшь под заброшенной церковью святой Хованский источник, возле которого как рассказывают, являлась некогда Сама Божья Матерь… Это ли не свидетельство особой благодати Божией, почиющей на Себинских землях?
Но вообще-то земли эти славны в Русской истории не источниками своими, не природой, не тишиной. Здесь, всего в 11 километрах от Себина, некогда решалась судьба России, решался вопрос — быть или не быть Русскому народу. Куликово поле! Вот оно! Пешком дойти можно! Здесь святой князь Димитрий бился, здесь пролили кровь за други своя тысячи и тысячи простых русских людей, которые — мы верим в это! — теперь у Господа, и молятся за Россию. Какой мощный хор праведников звучит в небесах над Себиным! И особый голос в этом хоре принадлежит величайшему из русских преподобных — святому Сергию Радонежскому, который некогда на молитве духовным взором окидывал сии земли.
Если вы приедете на родину Матронушки, то местные жители расскажут вам, что перед Куликовской битвой князь Димитрий с воеводами расположился именно в Себино, и здесь провёл последний, решающий военный совет. Легенда? Во всяком случае, ничего невозможного в таком предположении нет. Очень может быть.
Думаю, что всего сказанного достаточно, чтобы понять: блаженная Матрона родилась не в пустыне духовной; сей цветок расцвёл на поле, обильно политом святою кровью, удобренной молитвами, согретом великой милостью Божией…
Взглянем теперь на дом, в котором появилась на свет блаженная. Но смотреть-то, вроде бы и не на что. Современным паломникам показывают порой ветхую избёнку на краю села, но люди знающие утверждают: нет, не в этом доме жила семья Никоновых! А в каком же? А нет его давно: в Великую Отечественную отступающие немцы спалили полсела — и никоновскую избушку в том числе, — спалили до основания. Место, где она стояла, известно, старожилы показывают его всем желающим, а самого дома нет, как нет. И фотографий не сохранилось… Впрочем, как говорят, домик был совсем такой же, как тот, который теперь ошибочно принимают за никоновский: маленький, дощатый, в одно оконце, тесный и тёмный. Бедняцкий дом.
Да, себинский крестьянин Дмитрий Иванович Никонов был самым отчаянным бедняком. Сколько сейчас дурного говорят о бедняках! Они-де потому и звались бедняками, что работать не хотели — ленивцы, пьяницы, бесхозяйственные неумехи…
Ох, как всё это не просто! Вы оглянитесь вокруг: разве богатство всегда идёт к трудолюбцам? Иной как каторжный целый век, а за душой ни гроша, а другому деньги сами валятся, — что, не бывает такого? Бывает… И раньше так бывало, в русских деревнях. И называть бездельником бедняка Дмитрия Никонова мы не станем, — хотя бы потому, что дурной памяти он по себе не оставил. Не много о нём помнят, но худого не говорит никто. Почему же он оставался бедняком? Не потому ли, что было в семье «всего мужиков-то» — он один? В одиночку тащить крестьянское хозяйство не просто трудно, — тяжко до изнеможения. Тульские земли — не южный чернозём, здесь и богатые крестьяне по южным меркам — жалкие середнячки… Есть такое правило: крестьянин богатеет сыновьями; чем больше сыновей, тем больше работников, больше земли можно взять, больше лошадей прикупить… А у Дмитрия Ивановича из детей — одна десятилетняя дочь Палаша; конечно, помощница, но не пахать же ей!.. А другие дети? Рождались, ясное дело, рождались, да никто больше года не протянул, четверо померли один за другим [1]. Оно, конечно, дело по тем временам не редкое, обычное дело, и относились к детской смерти не так, как сейчас, — да только от этого не легче: когда дитя умирает, ни радости, ни сил у родителей не прибавляется. Тем более, когда мальчишку Господь приберёт: только-только отец обрадуется, что помощник ему народился — и вот уж гробик на кладбище тащишь… Троих сыновей-младенцев схоронил Дмитрий Иванович, трижды рушились его надежды…
И вот снова рожает Наталья Павловна; с трепетом ждёт муж — кого Господь пошлёт? Не сына ли?
Девочка… Да, эх ты, — и девочка-то какая… Что это у неё с глазами, не пойму… Да никак слепая!..
Точно, слепая: глаз вовсе нету, веки словно запаяны… Калека… Калека!
Вот горе-то!
Вот это действительно горе: и в богатой
