Первые шесть недель в США я жил в многолюдной и шумной Нью-Йоркской Буддийской Вихаре. А в июле случайно встретил старого китайского учителя Дхармы и его переводчика — молодого монаха китайско-канадского происхождения. Они пригласили меня посетить их монастырь в Нью-Джерси. Я думал, что это будет церемониальный храм где-нибудь на захолустных окраинах города, но к моему приятному удивлению выяснилось, что это серьёзный монастырь, где сделан акцент на обучение, и что он располагается на обширной и тихой территории в сельской местности рядом с Нью-Джерси, с холмами и со стадами пасущихся на лужайках оленей. Мы быстро подружились с Мастером Джен Чаном, и он предложил мне пожить здесь столько, сколько я захочу.
Так вы будете жить в махаянском монастыре, будучи тхеравадинским монахом?
В древней Индии монахи разных буддийских школ довольно часто вместе сосуществовали в одном монастыре. Для меня Мастер Джен Чан стал одним из наиболее уважаемых монахов, которых я когда-либо знал. Он имеет обширные знания, глубокое понимание буддизма, и в то же время, он очень простой, скромный и неэгоистичный; строгий в дисциплине, и всё же постоянно смеётся и переполняем добротой. Кроме того, он эксперт в знании Агам — корпусе книг китайской Трипитаки, который соответствует палийским Никаям. Поэтому наши взгляды схожи. Он попросил меня вести при монастыре лекции по палийским суттам и языку пали. Оба курса с интересом посещают как монахи, так и миряне. Мы хотим сделать монастырь таким местом, где могли бы гармонично уживаться монахи любой аутентичной традиции Винаи. Монастырь, как ни удивительно, называется Монастырём Бодхи — но это чисто случайное совпадение, что я оказался в монастыре с моим же именем.
Каков был ваш путь из Бруклина в Шри-Ланку?
Меня заинтересовал буддизм где-то в 1965, когда я ходил в Бруклинский Колледж. Началось всё с книг по дзен-буддизму Д.Т. Судзуки и Алана Уоттса. В 1966 я пошёл в Школу Клэрмонта в южной Калифорнии, чтобы изучать западную философию. Там я познакомился с буддийским монахом из Вьетнама по имени Тхит Гьяк Дук, который проживал в тех же апартаментах, что и я. Я попросил его обучить меня медитации, и он объяснил мне практику осознанности к дыханию, а также научил фундаментальным основам буддизма — чего не было в книгах Судзуки и Уоттса! Через несколько месяцев я решил стать монахом и спросил, может ли он постричь меня. Он согласился, и так я стал саманерой (младшим монахом) в линии вьетнамской Махаяны в мае 1967.
Это было большим шагом для вас?
Разумеется, со стороны может показаться, что это было именно так, но на самом деле у меня никогда не было внутренней борьбы в отношении принятия монашества. Однажды утром я просто проснулся и подумал: «А почему бы мне не попросить Дост. Гьяк Дука постричь меня в монахи?» — и вот и всё. Затем мы жили вместе три года в Клэрмонте, оба работали над получением докторских степеней (я защищал диссертацию по философии Джона Локка!). Затем он уехал обратно во Вьетнам, а я жил с другим вьетнамским монахом Тхит Тхьен Аном в медитационном центре в Лос-Анджелесе. К тому времени я уже решил, что хочу поехать в Азию, чтобы получить высшее посвящение, изучать буддизм и сделать целью своей жизни практику и распространение Учения Будды. Тем временем я встретил нескольких монахов из Шри-Ланки, которые были в США проездом. Среди них был Дост. Пиядасси Тхера, который порекомендовал мне в качестве наставника Дост. Ананда Майтрейю — выдающегося ланкийского учёного монаха.
В Августе 1972 я завершил все свои дела в США и написал Дост. Ананде Майтрейе, чтобы получить разрешение приехать в монастырь, получить посвящение и заняться практикой. Он ответил, что меня ждут. После краткосрочного визита во Вьетнам для встречи с моим первым учителем, я поехал в Шри-Ланку и принял пострижение у Дост. Ананда Майтрейи. Вместе с ним я прожил три года, изучая язык пали и буддизм. Затем меня пригласил в монастырь «Лесная Хижина», что в Канди, Достопочтенный Ньянапоника Тхера — известный немецкий монах. В конечном счёте я провёл там много лет, ухаживая за ним в старости и помогая в работе с издательством «Buddhist Publication Society».
Как вы стали учёным монахом?
Я никогда не намеревался становиться учёным буддийским монахом или переводчиком палийских текстов. На самом деле, даже и сейчас я себя и не считаю серьёзным учёным в области буддизма. В буддизм меня изначально привлекла практика медитации. Именно мой первый учитель — Дост. Гьяк Дук — удивил меня необходимостью систематического изучения Дхаммы, что должно было стать правильным основанием как для медитации, так и для преподавания Дхаммы на Западе. Поэтому когда я поехал в Шри-Ланку и принял посвящение, то вначале я хотел несколько лет потратить на изучение текстов, а уже затем заняться медитацией.
Но уже тогда я знал, что для правильного изучения текстов мне нужно выучить язык, на котором они были написаны, то есть я имею в виду, что я должен был выучить пали. Когда я читал сутты в оригинале, я часто переводил сам для себя целые фрагменты — как сами канонические тексты, так и комментарии на них — и так я постепенно погрузился в переводы. Чтобы выстроить фундамент для практики я системно изучал Сутта-Питаку, используя то, что я вычитал, в качестве тем для размышления, что могло бы изменить моё собственное понимание. Я не стремился к объективному пониманию, которого хочет добиться академический учёный. Мне нужно было получить субъективное личное постижение важнейшего смысла Дхаммы. Я хотел понять как Дхамма, поведанная Буддой, может быть направлена на моё собственное состояние как человека и как того, кто идёт по буддийскому пути. Со временем такой подход полностью изменил мои западные взгляды на жизнь и привёл их в согласие с Дхаммой.
Посоветовали бы вы всем, кто занимается медитацией, изучать Дхамму?
Я бы не сказал, что прежде, чем начинать практику медитации, нужно получить обширное знание текстов. Как и большинство практикующих буддистов в наше время, я вступил на буддийский путь через медитацию. Но я считаю, что если вы хотите довести практику медитации до той цели, которую вкладывал в медитацию сам Будда — то в этом случае медитация должна прочно основываться на остальных факторах, которые питают практику и направляют её к правильной цели. В эти факторы входит вера, чувство прочного доверия Трём Драгоценностям — Будде, Дхамме, Сангхе; правильные воззрения, ясное понимание основных положений учения; нравственность, соблюдение буддийской этики, не просто как набор правил, а как искреннее усердие к тому, чтобы в корне изменить свой характер и поведение.
Люди будут отличаться в том, сколько внимания они будут уделять дополнительным факторам изучения и практики. Тот, кто стремится понять принципы, лежащие в основе текстов, захочет углубиться в книжное изучение. Для таких людей практика медитации будет играть вторичную роль в их духовном росте. Вместо этого они будут ставить ударение на глубоком исследовании и чётком понимании Дхаммы. У других может не быть особого интереса к изучению текстов или к философскому пониманию, но вместо этого они будут расположены к практике медитации. Я лично считаю, что самый здравый подход заключается в сбалансированном развитии.
В моём случае под влиянием моих первых буддийских учителей я хотел понять буддизм в подробностях — как в ширину, так и в глубину. Несмотря на мои начальные устремления целиком погрузиться в медитацию, моя судьба, похоже, склоняла меня к тем учителям, которые ставили во главу угла не медитацию, а скорее единый комплекс изучения, медитации и развития характера. Они постоянно направляли меня в сторону медленной, постепенной, терпеливой практики, используя при этом широкий подход к духовному развитию. И это хорошо мне походило.
Исторически буддизм на Западе был скорее анти-интеллектуальным, и такое ощущение, что только в последнее время медитирующие начинают проявлять интерес к изучению.
Я вижу анти-интеллектуальную склонность американского буддизма естественной реакцией на чрезмерное внимание, уделяемое концептуальному изучению, что типично для западного образования. Это ведёт к изучению ради самого изучения или ради получения диплома, не считаясь ценностями нашей жизни. Отрицание интеллектуализма также коренится в романтизме и сюрреализме — в двух восставших против голой рациональности.
Однако программа изучения в классической буддийской традиции несколько отличается от западного образования. Здесь вы используете концептуальное понимание в качестве трамплина к непосредственно личностному опыту. Программа начинается со слушания «тех учений (Дхаммы), что прекрасны в начале, в середине и в конце». После слушания вы обдумываете услышанное, сохраняя это в памяти (нужно помнить, что эта традиция идёт с тех времён, когда не было письменных текстов, поэтому «удержание в уме» означало, что вначале вам нужно было запомнить учения, чтобы потом использовать их в практике). Затем вы в слух повторяете учения, чтобы они ещё больше закрепились в сознании. Далее вы их разбираете интеллектуально, чтобы понять смысл, кроющийся за этими словами, чтобы осознать каким образом Дхамма согласуется с личным опытом. Но на этом вы не заканчиваете, а должны проникнуть в смысл с помощью прозрения. Это даст прямое проникновение в учение с помощью мудрости, что основывается на практике медитации.
