(4) Нам также может быть неловко быть объектом действий других. Например, если машину ведет другой человек, мы не чувствуем себя безопасно, поскольку хотим постоянно управлять происходящим. Если кто-нибудь помогает нам или платит за нас в ресторане, нам может казаться, что нас лишают чувства собственного достоинства. Каузативные формы – неспособность справиться с тем, что другие указывают нам, что делать, или даже просят о чем-либо, поскольку мы воспринимаем это как угрозу своей независимости.
Цепляние за вербальное выражение и боязнь вербального выражения
(1) Умственная деятельность естественным образом создает волны слов, чтобы себя выразить. При этом, считая свой ум прочным «я», мы можем цепляться за это естественное явление, надеясь, что оно доказывает наше существование. Например, мы можем быть компульсивно разговорчивы. Из-за неспособности молчать в чьем-либо присутствии, мы можем нервно болтать, даже если нам нечего сказать. Мы бесчувственны к потребности каждого в тишине. Преувеличивая значимость своих слов, мы можем воображать, будто каждому интересно знать, что мы думаем. Поэтому мы можем всегда оставлять за собой последнее слово: мы должны быть правы. Если нам говорят, что рубашка синяя, мы автоматически отвечаем: «Нет, она темно-синяя».
(2) Когда мы цепляемся за чужое вербальное выражение, нам может быть необходимо все время слышать речь других людей. Мы можем бесчувственно настаивать на том, чтобы другие говорили с нами, иначе нам кажется, что нами пренебрегают и что нас нет. Наслаждаясь чужими разговорами, мы также можем пристраститься к ток-шоу или следить за интерактивной перепиской в Интернете. Эти формы бегства от жизни могут быть симптомами бесчувственности к собственным проблемам.
Разновидность этой формы – надежда обрести большую безопасность, если кто-либо другой руководит нашими делами или собирает для нас информацию по телефону. Тем не менее, если человек ошибается, мы неизбежно излишне бурно реагируем, обвиняя его или ее в некомпетентности.
(3) Если мы боимся вербальных выражений, мы нервничаем, когда нам необходимо сказать кому-нибудь о том, что мы думаем. Боясь, что этот человек может нас отвергнуть, мы не хотим рисковать безопасностью, выставляя себя идиотом. Кроме того, мы можем по тем же причинам нервничать, когда выступаем перед аудиторией.
(4) Мы также можем чувствовать себя неуютно из-за чужих вербальных выражений. Например, мы можем быть неспособны принимать критику. Когда кто-либо указывает на наши недостатки, мы можем тут же ответить этому человеку обвинением в тех же недостатках. Кроме того, мы можем чувствовать личную угрозу, когда другой человек говорит что-либо политически некорректное, например называет члена демократической партии товарищем. Точно так же, мы можем чувствовать, что наше существование опровергнуто, если кто-нибудь пытается забронировать для нас гостиничный номер по телефону. Бесчувственные к этому человеку, мы вырываем телефонную трубку из его или ее руки. Мы также можем неспокойно относиться к тому, что другой человек пишет что-нибудь за нас. Мы стоим за спиной этого человека, ожидая, что он или она сделает ошибку.
Цепляние за чувственное или умственное познание и боязнь чувственного или умственного познания
(1) Ради безопасности мы можем цепляться за накапливание чувственного и умственного опыта. Например, когда мы едем в туристическую поездку за границу, нам может казаться, что мы обязаны посетить и сфотографировать каждую достопримечательность. Нам бессознательно кажется,будто это каким-то образом сделает нашу поездку ценной и докажет, что мы здесь были. Или же мы можем пытаться погрузиться в осмотр достопримечательностей, чтобы забыть о домашних проблемах. Наша бесчувственность и бешеный темп доводят до безумия путешествующих с нами людей.
Что касается других чувств, нам может быть необходимо, чтобы постоянно, с утра и до вечера, играла музыка или работал телевизор. Иначе нам кажется, что мы потеряны в пугающем вакууме тишины. Вместо этого мы предпочитаем сознательно погружаться в музыку. Или, оставаясь бесчувственными к комфорту окружающих, мы можем настаивать на том, чтобы открыть все окна, даже если температура на улице ниже нуля. Нам кажется, будто нам необходимо постоянно дышать свежим воздухом, чтобы считать себя живыми. Более того, в буфете мы можем испытывать компульсивную потребность попробовать каждое блюдо. В противном случае мы не ощущаем, что по-настоящему здесь были. Мы не принимаем во внимание, что другие могут подумать о нашей демонстрации жадности.
Бесчувственные к другим покупателям, мы можем бесцельно трогать каждую вещь, проходя мимо вешалок в магазине, потому что мы хотим вернуть себя к реальности. Нуждаясь в частом телесном контакте, чтобы убедиться в своем существовании, мы можем обнимать каждого человека, входя или выходя из комнаты, даже если это неуместно. Желая знать все последние новости, мы не в состоянии перенести неосведомленность о своей семье, друзьях или о международных делах. Информированность каким-то образом позволяет нам считать себя более реальными. Точно так же, задавая вопросы, мы не знаем, когда остановиться. Если нас пригласили на прогулку, а мы не знаем, что происходит или куда мы идем, мы ощущаем себя абсолютно незащищенными.
Под воздействием этого синдрома подростки включают музыку на разрушающей слух громкости, «расширяют сознание» при помощи легких наркотиков и терпят боль пирсинга. Чем сильнее их чувственные ощущения, тем больше они убеждаются в своем существовании – несмотря на безликий, равнодушный мир вокруг них. Или же, чем сильнее их переживания, тем больше они надеются погрузиться в них.
(2) Ради безопасности мы также можем цепляться за то, чтобы быть объектом восприятия других людей. Например, мы можем нуждаться в том, чтобы нас видели на «правильных» вечеринках и в «правильных» местах одетыми по последней моде. Если кто-нибудь другой одет в такую же рубашку или платье, мы расстраиваемся. Кроме того, для подтверждения собственного существования нам может быть необходимо, чтобы другие слушали, как мы поем в караоке барах, даже если мы выставляем себя посмешищем. Считая, что наши переживания становятся реальными, только когда другие знают о них, мы без разбора рассказываем о своих личных делах людям, сидящим рядом с нами в самолете. Мы бесчувственны к тому, что, возможно, им это не интересно. Или же мы можем непрерывно жаловаться окружающим на свои проблемы, бессознательно используя это как механизм, позволяющий не решать эти проблемы самостоятельно.
(3) Мы также можем бояться испытывать чувственные или умственные переживания. Мы можем бояться смотреть в глаза собеседнику, хотя наш взгляд в пол может вызвать у этого человека беспокойство. Это обычно служит бессознательным способом избежать того, чтобы другие увидели наше настоящее «я». Из-за излишней чувствительности мы можем видеть угрозу в незнакомых ароматах зарубежного рынка или бояться попробовать что-нибудь новое. Мы воспринимаем это как вызов тому, кем мы являемся. Мы также можем бояться своих эмоций. Нам кажется, что безопаснее ничего не чувствовать. Точно так же, нам может быть неуютно даже находиться в той же комнате с неизлечимо больным человеком из-за бессознательного ощущения угрозы нашему собственному существованию. Поэтому мы можем бесчувственно обращаться с этими людьми, как если бы они уже утратили человечность и чувства.
(4) Испытывая неловкость из-за того, что мы являемся объектом чувственного или умственного познания других людей, мы можем излишне бурно реагировать, когда нас видят раздетыми. Мы не хотим, чтобы другие видели наше настоящее «я». Мы также можем испытывать озабоченность собой, когда произносим речь и кто-либо записывает наш голос, поскольку полагаем, что теперь сказанное имеет особое значение. Когда в переполненном метро мы соприкасаемся с другими людьми, это может казаться угрожающим. Нам кажется, что физический контакт с другим человеком – это более реальное взаимодействием, чем когда он или она находится в сантиметре от нас. Одержимые конфиденциальностью, мы также можем страдать от паранойи, рассказывая о себе.
Цепляние за выражение сердечной заботливости и боязнь выражения сердечной заботливости
Часто люди цепляются за естественную сердечную заботливость ума ради чувства безопасности. В основном это происходит в комбинации с цеплянием за одно из трех предыдущих качеств. Объектом нашей заботливости может быть супруг, друг, ребенок или член семьи.
(1) Цепляясь за сердечную заботливость ради безопасности, мы можем чувствовать, что жизнь бессмысленна или что мы нереальны, если только не находимся с кем-то в интимных отношениях. Кроме того, мы можем хотеть ребенка, чтобы чувствовать себя нужными – даже если мы не готовы стать ответственным родителем. Или же мы можем хотеть ребенка, чтобы погрузиться в заботу о нем.
