Теперь мы сосредотачиваемся на человеке, который бесчувственно сказал нам что-то неприятное и по наивности не понимал, что его слова расстроят нас. Например, возможно, он сказал что-то о любимом нами человеке, которого мы недавно потеряли. Деконструируя гиперчувствительное переживание якобы прочного несчастного «я», которому причинил боль якобы прочное безжалостное «ты», мы пытаемся успокоиться. Мы стараемся обнаружить лежащее в основе этого переживания зеркальное осознавание реальности. Любимый человек умер. Напоминают нам о нем или о ней или нет, изменить произошедшее нельзя. Это помогает нам принять реальность, хотя никто не отрицает печаль утраты. Осознавая, как, должно быть, ужасно тот человек себя чувствует, когда другие излишне бурно реагируют на его бесчувственные замечания, мы пытаемся испытывать к нему сострадание. Мы надеемся, что он или она вскоре преодолеет свою наивность.
(2) Далее мы повторяем эту процедуру с примером наивности относительно реальности. Мы выбираем, например, человека, который сказал о себе то, что нам трудно принять, например, что он или она стареет и все быстрее устает. Раньше мы отрицали или игнорировали это, либо не воспринимали проблему всерьез. Чувствуя себя якобы прочным «мной», для которого вещи таковы, как мы их себе представляем, мы пытались иметь дело с якобы прочным «тобой», соответствующим нашим мечтам. Из-за нашей бесчувственности этот человек расстроился, о чем мы теперь сожалеем. Стараясь ослабить напряженность, которую создает наша наивность, мы обнаруживаем зеркальное осознавание реальности этого человека. Когда мы воспринимаем информацию и понимаем ее истинность, это позволяет нам обращаться с человеком с надлежащей чуткостью и уважением.
Затем мы сосредотачиваемся на человеке, который по наивности отказывался признать правду о нас, например, что мы не испытываем к нему или к ней романтических чувств. Деконструируя свое двойственное восприятие якобы прочного «меня», по поводу которого все достаточно очевидно и которое разочаровано якобы прочным слепым «тобой», мы стараемся остаться с зеркальным осознаванием своих настоящих чувств к этому человеку. Это помогает нам перестать излишне бурно реагировать – защищаться. Сострадание к человеку, живущему подобной иллюзией, дает нам сбалансированную чувствительность, и мы убеждаем его или ее в реальном положении дел, избегая жестокости.
Растворение высокомерия в уравнивающем осознавании
(1) Затем мы смотрим на фотографию человека, в отношении которого мы высокомерно чувствуем превосходство в том или ином смысле, любо чувствовали превосходство в прошлом, – или думаем о таком человеке. Это может быть кто-нибудь из нашего окружения или, возможно, человек другой расы, чью фотографию мы видели в журнале. Наше самомнение вело к ненависти и страданию, о которых мы глубоко сожалеем. Мы замечаем, что сравнивали себя с этим человеком и считали себя якобы прочным превосходящим «мной», а его или ее – якобы прочным второсортным «тобой». Пытаясь ослабить напряженность и неуверенность, заставляющую нас сравнивать, мы обнаруживаем уравнивающее осознавание. Мы лишь рассматриваем себя и другого как людей. Это позволяет нам открыться и быть сбалансированно чувствительными к нему или к ней.
Переходя к человеку, который высокомерно считает себя лучше нас, мы точно так же деконструируем собственную излишне чувствительную реакцию – оскорбленность. Наша реакция возникла потому, что мы чувствовали себя якобы прочным оклеветанным «мной», которое терпит оскорбления от якобы прочного высокомерного «тебя». Возможно, мы менее состоятельны, чем этот человек, однако это не делает нас второсортным существом. Спокойно сосредотачиваясь на глубоком осознавании нашего равенства как людей, мы стараемся чувствовать сострадание к этому человеку, чей предрассудок создает так много проблем.
(2) Затем мы выбираем того, кого мы чрезмерно высоко ценим, считая его или ее в чем-либо лучше себя. Из-за нашего подобострастного отношения человек чувствует себя крайне неловко, о чем мы теперь сожалеем. Ослабляя напряженность собственной двойственной видимости якобы прочного неполноценного «я» и якобы прочного превосходящего «тебя», мы стараемся пребывать в уравнивающем осознавании, лежащем в основе нашего двойственного чувства. У нас не может быть одинакового образования или должности, однако у каждого из нас есть сильные и слабые стороны. У нас обоих есть в жизни радости и печали.
Наконец мы сосредотачиваемся на человеке, который возвеличивает нас, считая, что мы лучше его или ее. Ослабляя любые возможные дискомфорт или раздражение, мы деконструируем собственное двойственное чувство якобы прочного, совершенно нормального «меня», которое произвело впечатление на якобы прочного нелепого и утомительного «тебя». Мы стараемся пребывать в глубоком осознавании нашего равенства с ним или с ней и направляем сострадание на этого человека, который так легко смущается в нашем присутствии. Он или она может отрицать или отвергать наши заверения о том, что никто не является неотъемлемо лучше или хуже других. Все же, если мы помним о своем глубоком осознавании, наши поступки будут убедительнее слов.
Растворение жадности в уравнивающем осознавании
(1) Следующим шагом мы сосредотачиваемся на том, с кем нам не хочется ничем делиться. Наша бесчувственная жадность обижает человека, о чем мы теперь сожалеем. Мы пытаемся ослабить свое двойственное чувство якобы прочного «я», которое будет обездолено, если якобы прочный недостойный человек будет совместно с нами пользоваться тем, что есть у нас. Ослабив свою напряженность, мы обнаруживаем уравнивающее осознавание нас обоих как людей, способных пользоваться чем-либо совместно. Эта точка зрения равенства позволяет нам признать, что человек также получит удовольствие от совместного пользования. Мы стараемся представить, что недвойственно отдаем ему или ей то, что у нас есть. Традиционный метод преодолеть нежелание делиться с другими – передавать часть чего-либо из одной своей руки в другую, из правой в левую.
Выбирая жадного человека, который не хотел с нами делиться, мы точно так же деконструируем собственное гиперчувствительное ощущение якобы прочного, бедного, обделенного «меня» и якобы прочного эгоистичного «тебя». Пытаясь сосредоточиться на нашем равенстве как людей, мы видим: то, что с нами не поделились, не делает нас неполноценными. Затем мы стараемся направлять сострадание на этого человека, чей эгоизм вызывает у других так много недовольства.
(2) Следующим шагом мы рассматриваем человека, ради которого мы хотели лишить себя справедливой доли чего-либо – например, свободного времени, – чтобы дать больше, чем ему необходимо, или даже больше, чем он хочет. Наше отношение было нездоровым не только к самим себе, но также и к этому человеку, о чем мы теперь сожалеем. Ослабляя собственное двойственное чувство якобы прочного недостойного «меня» и якобы прочного, более достойного «тебя», мы успокаиваемся в уравнивающем осознавании, которое предусматривает справедливость для нас обоих.
Наконец мы рассматриваем того, кто страдает разрушительным самоотречением, кто оставлял для себя совсем чуть-чуть или не оставлял ничего и отдавал нам больше, чем было необходимо. Этим человеком мог быть, к примеру, чрезмерно любящий и беспокоящийся родитель, который жертвует всем ради нас. С бесчувственностью и самолюбованием мы могли относиться к этой ситуации как к должному, ощущая якобы прочного заслуживающего внимание «меня» и якобы прочного «тебя», которое должно уделять нам внимание. Или же с гиперчувствительностью и виной мы могли быть возмущены и противиться, сопровождая это ощущением якобы прочного недостойного «меня» и якобы прочного «тебя», которое мне ничего не должно. В каждом из этих случаев мы сожалеем о страдании, которое такое отношение, должно быть, причинило нашему родителю. Мы стараемся деконструировать свое чувство двойственности и успокоиться в уравнивающем осознавании, с которым мы просто думаем о нас двоих. Сострадание к матери или отцу, чья компульсивная и зачастую ненужная жертва делает трудной его или ее жизнь, позволяет нам с благодарностью принять нашу справедливую долю и отказаться от злоупотребления щедростью родителя.
Растворение страстного желания в индивидуализирующем осознавании
(1) Затем мы смотрим на изображение того, кем мы жаждем или жаждали обладать в том или ином смысле, – или думаем о нем или о ней. Мы можем выбрать кого-нибудь из своей жизни или, возможно, изображение почти голого человека в журнале. Признавая страдание, которое мы причинили этому человеку, бесчувственно обращаясь с ним или с ней лишь как с сексуальным объектом, мы сожалеем. Затем мы пытаемся ослабить беспокойное, неуверенное чувство якобы прочного обделенного «я», которое отчаянно нуждается в обладании якобы прочном соблазнительным «тобой». Это оставляет нас с индивидуализирующим осознаванием. Вместо того чтобы хвататься за этого человека, мы лишь сосредотачиваемся непосредственно на нем или на некоторых его качествах. Мы стараемся проявлять уважение к этим качествам, не преувеличивая их.
