Растворение гнева в зеркальном осознавании реальности
(1) Затем мы сосредотачиваем внимание на человеке, на которого мы гневаемся или гневались. Мы можем выбрать даже политического деятеля, чьи принципы нас раздражают. Гневаясь, мы устраивали ужасные сцены, которые беспокоили всех вокруг, о чем теперь сожалеем. Когда мы размышляем об этом человеке или видим его или ее фотографии, мы праведно чувствуем себя якобы прочным угнетаемым «мной», имеющим дело с нападками якобы прочного ужасного «тебя». Пытаясь ослабить беспокойное стремление уничтожить то, что нам не нравится, мы обнаруживаем зеркальное осознавание. Мы лишь воспринимаем информацию о том, как этот человек поступает. Мы также обнаруживаем осознавание реальности этой ситуации: мы различаем, что человек поступает так, а не иначе. Благодаря этому пониманию мы спокойны и можем видеть, что, хотя человек, возможно, ведет себя ужасно сейчас, он или она может измениться, и наша реакция более уместна.
Переходя к тому, кто разгневан на нас, мы деконструируем любые двойственные чувства неприятия или обиды на обвинения человека. Например, мы можем думать: «Как смеешь ты обвинять меня?!». Наши чувства питает вера в миф о якобы прочном невинном «мне» и якобы прочном несправедливом «тебе». Старясь успокоиться, мы остаемся с зеркальным осознаванием того, что мы сделали, и осознаванием реальности, позволяющим видеть, правильно ли мы это сделали. Если мы были неправы, мы пытаемся представить, что спокойно извиняемся. Если мы были правы, мы стараемся представить, что не ощущаем угрозы. В любом случае мы стараемся чувствовать сострадание к человеку, который, очевидно, несчастен, будучи расстроенным.
(2) Затем мы выбираем человека, который плохо с нами обращался. Из-за заниженной самооценки мы обвиняли себя и молча направляли гнев внутрь. Позже наши подавленные чувства могли проявиться в истеричном крике или саморазрушительном поведении. Человек не мог понять нашего поведения и чувствовал беспомощность и смятение. Он даже мог наброситься на нас и сказать нам не валять дурака. Мы сожалеем о разочаровании и огорчении, которые наша затаенная ярость вызвала в нас обоих. Ослабляя собственный самообвиняющий гнев, мы стараемся отпустить наше двойственное чувство якобы прочного виноватого «меня» и якобы прочного «тебя», которое может бросить меня, если я скажу что-либо по поводу этого инцидента. Выполняя деконструкцию таким образом, мы обнаруживаем зеркальное осознавание происшедшего между нами и осознавание реальности того, что это случилось так, а не иначе. Обретенные благодаря этому спокойствие и ясность позволяют нам перестать зацикливаться на обвинении и найти решение.
Затем мы рассматриваем человека, который боится нам возражать, когда наши слова или действия болезненны, и вместо этого направляет свой гнев внутрь. Мы стараемся ослабить свое раздраженное двойственное чувство якобы прочного расстроенного «меня», прилагающего особые усилия, и якобы прочного невыносимого «тебя», которое не идет на встречу. С зеркальным осознаванием мы видим свое поведение и реакцию человека. Осознавание реальности показывает, что взаимоотношения причиняют страдание обоим участникам, а не только нам. Понимание чужого эмоционального расстройства дает нам терпение и сострадание, чтобы вести себя мягче и чутче.
Растворяем волнение в индивидуализирующем осознавании и заботливой внимательности
Затем мы смотрим на фотографию человека, о котором мы сейчас чрезмерно волнуемся или волновались в прошлом, или думаем о нем или о ней. Признавая беспокойство, которое мы причиняем этому человеку, мы чувствуем сожаление. Обращая внимание на собственное двойственное чувство якобы прочного бесполезного «меня», имеющего дело с якобы прочным «тобой», которое я не контролирую, мы стараемся деконструировать это чувство. Наше напряжение ослабляется, и мы остаемся с индивидуализирующим осознаванием этого человека и сердечной заботливостью. Успокоившись, мы стараемся представить, что мы можем сделать, чтобы помочь, если это возможно, а затем пытаемся представить, что просто делаем это.
Сосредотачиваясь на том, кто постоянно волнуется за нас, мы пытаемся деконструировать собственное гиперчувствительное ощущение якобы прочного «меня», которое задыхается, потому что его душит якобы прочное властное «ты». Ослабляя собственную напряженную паранойю, мы обнаруживаем свое индивидуализирующее осознавание человека и заботу о себе. Сознавая боль, которую причиняет нам поведение этого человека, мы стараемся принимать во внимание страдание, которое он или она также переживает. Затем, с состраданием, мы стараемся обратить нашу заботливость на этого человека, желая, чтобы он был свободен от этого страдания и вызываемого им волнения.
Растворение недовольства в осуществляющем осознавании реальности
Наконец мы выбираем человека, который просил нас или говорил нам сделать то, что мы не хотели делать. Бесчувственные к другим, мы раздражали всех вокруг своим недовольством. Сожалея об этом теперь, мы пытаемся заметить двойственные и тройственные видимости, питающие это возмущение. Высокомерные и оскорбленные, мы чувствовали себя подобно прочному «я», неотъемлемо слишком хорошими, чтобы заниматься этим делом или чтобы другие говорили нам, что делать. Задача казалась по своей природе унизительной, тогда как попросивший ее выполнить человек казался подобным прочному «ты», которое пытается лишить нас независимости и достоинства. Если этот человек позже напомнил нам об этом деле, мы приходили в еще большую ярость, полагая, что он или она не верит в наше намерение или способность справиться с задачей.
Мы пытаемся ослабить свою веру в эту параноидальную видимость. Чем более мы успокаиваемся, тем больше ослабляется напряженность. Наше осуществляющее осознавание было сосредоточено на том, что должно быть сделано, а осознавание реальности – на нашей способности выполнить задачу и уместности браться за это дело. Став спокойнее, мы представляем, как решаем, что делать, и, независимо от нашего выбора, стараемся чувствовать сострадание к человеку, которому необходимо, чтобы это дело было сделано.
Затем мы обращаем внимание на человека, который выражал недовольство тем, что мы попросили его или ее сделать. Деконструируя собственную излишне бурную реакцию раздражения якобы прочным дерзким «тобой», которое противостоит якобы прочному невинному «мне», мы стараемся успокоиться. Понимая, что необходимо сделать, мы стараемся представить, как мы спокойно проверяем, справится ли человек с этим и не окажется ли уместнее или, возможно, менее хлопотным сделать это самим. Мы стараемся чувствовать сострадание к человеку, который так расстроился, столкнувшись с этой задачей.
Преодоление одиночества и разрешение конфликтов
Во время второй фазы упражнения мы сидим в кругу остальных участников, создаем спокойное, заботливое пространство и затем сосредотачиваемся на других членах группы. Поскольку, вполне возможно, мы не испытываем никаких беспокоящих эмоций по отношению к этим людям, мы можем работать с чувством одиночества. Даже если сейчас мы не одиноки, практически каждый время от времени чувствует одиночество.
Мы начинаем с того, что вспоминаем чувство одиночества, а затем смотрим на сидящих вокруг нас людей. Если мы одержимы жалостью к себе, значит, мы пойманы в двойственную видимость себя как якобы прочного, неотъемлемо одинокого «меня» и этих людей как якобы прочных, недосягаемо далеких «вас». Мы наивно закрываемся от любых отношений. Пытаясь ослабить собственную напряженность, мы достигаем нашего зеркального осознавания и с его помощью пытаемся воспринимать информацию об этих людях. Кроме того, при помощи осознавания реальности мы стараемся видеть, что каждый из них, при надлежащем усилии с нашей стороны, может стать нам другом. Это видение помогает нам развеять страх.
Затем мы пытаемся заметить, как одиночество окрашивает наше восприятие этих людей. Заставляя нас чувствовать себя лучше или хуже них, оно создает отстраненность. Возможно, чувствуя, что они недостаточно хороши для нас, мы не хотим им открыться и делиться нашими чувствами или мыслями как друзья. Возможно, чувствуя противоположное – что мы недостаточно хороши для них, – мы боимся отвержения. Теперь мы стараемся оставить собственные параноидальные фантазии и обнаружить уравнивающее осознавание, стоящее за ними. Мы одновременно рассматривали этих людей и себя. Принимая во внимание связь, которую автоматически создает обнаруженное нами уравнивающее осознавание, мы стараемся распространить на них свою естественную сердечность.
До настоящего времени мы могли надеяться, что появится кто-то особенный. Привязанные к мечте об идеальном друге, мы, смотря на участников группы, могли желать, чтобы такой человек избавил нас от одиночества. Понимание того, что никто не способен соответствовать столь возвышенному идеалу, помогает нам оставить фантазию. Благодаря этому мы открываемся переживанию настоящего мгновения – смотрим на каждого человека в нашем кругу с осознаванием его или ее индивидуальности. Пытаясь делать это, мы осознаем, что у каждого есть как сильные, так и слабые стороны. Принимая это, мы можем начать заводить реалистические дружеские отношения.
