Несколько ярких и запоминающихся высказываний Железнова и одно о нем.
В сердце солнца не задержится луч (перевод из Нацог — Рандола).
Я включил давно дришти[283] (как составную часть практики), 1980 г. Тантра — это творчество. (Ответ на вопрос А. Вязниковцева "что такое тантра?", август 1980 г.).
Творчество — это не изобретение нового, это обнаружение возможности, это расширение сознания, увеличение вариантов и вширь, и вглубь (1984).
Самая высокая частота — это одсал — шунья, узнать об этом можно в самадхи. Здесь одсал — возбуждение, шунья — спокойствие. Их равновесие — это габур (камфара) (1980).
Через несколько лет я сам уйду в тайгу (1980).
Ваджрасаттва — это Учитель. 17 богов Ваджрасаттвы — это мандала Учителя (1984).
Белый Манджушри — интуиция — подготовка.
Синий (черный) Манджушри — метод — практика.
Оранжевый Манджушри — равенство обоих.
Шапка Падмасамбхавы лопнула от рогов Ямантаки.
Самый опасный атрибут — саван из шелка.
Тантра — это созерцать во что бы то ни стало.
Шакьямуни "передернул" карту, когда решали, чья это будет кальпа.
Должна была быть Майтреи, а досталась Шакьямуни.
Гатавон сказал: "Саша реализовал махамудру". Это было в декабре 1974 — мае 1975 гг.
Юрий Алексеевич АлексеевЮра познакомился с Железновым, когда они учились на биофаке ЛГУ. На одном курсе с ними училась и Фарида Маликова, будущая жена Железнова. Оба совместно начали поиск Учителя. Именно он узнал о Дандароне, но первым поехал в Бурятию Железнов. Многое в Сашином поведении и манерах было от Алексеева — интрига молчания и недоговоренности, искусство намека. Юра был прекрасным художником, писал стихи мистического содержания. К сожалению, его архив после смерти был вывезен Донатасом Буткусом и Антанасом Данелюсом в Литву и до сих пор недоступен исследованию.
Юра был тем человеком, через кого пришли к Дандарону Г. Д. Мерясова, В. Н. Пупышев, Олег и Маргарита Альбедили и я. В 1969–1972 гг. мы с Алексеевым вместе работали в буддийском отделе Музея истории и атеизма в Ленинграде. Тогда музей размещался в Казанском соборе на Невском проспекте. Туда же пришел работать и О. В. Альбедиль. Так что вскоре директор музея В. Шердаков, информированный компетентными органами, порой в раздражении бросал нам в лицо: "Что, буддийскую секту в музее устроили!?" Почти так и было, но только не секта, а трое учеников Бидии Дандаровича Дандарона в течение почти пяти лет (1969–1973 гг.)[284] работали научными сотрудниками в эпицентре советского атеизма.
Ю. А. Алексеев раньше всех ушел из жизни. Он умер ночью 19 октября 1983 г.
После его ухода мне попал в руки удивительный стих зогримовского стиля, достойный ваджрагити сиддхов, написанный им за день до смерти, 18 октября 1983 г.:
Покой,…
и чуть
заметная заря.
Ни солнца, ни луны.
Покой,…
в незримой дымке
свет живой
заполнил мною
те края,
что в прошлых жизнях
не прошли с тобой…
И еще. Спустя пару месяцев после смерти он явился одному из буддистов, ленинградскому художнику Ю. В. Никанорову во время созерцания. Никаноров спросил: "Юра, что такое Ваджрасаттва?". Последовал ослепительный и точный, но как бы неожиданный ответ: "Ваджрасаттва есть любовь".
Славная жизнь на Шишковке у Виктора ПупышеваВиктор Пупышев[285] в 1968 г. получил от работы — Бурятского института общественных наук (БИОН) квартиру в деревянном двухэтажном доме. Дом стоял почти на самой вершине горы Шишковка. Метрах в трехстах ниже было трамвайное кольцо, а улица, поднимающаяся к дому Виктора, называлась улицей Чертенкова — героя Великой Отечественной войны. Перед самым домом стояли два деревянных сортира — женский и мужской, выкрашенные в белый цвет. Их никак нельзя было обойти, и все, кто шел к Виктору, проходили между ними, поэтому их и прозвали "пропилеями".
За домом росли сосны, и круто вниз спускался косогор. С этого места открывался изумительный вид на долину Селенги, теряющуюся в величавых изгибах в сторону Монголии между голубых невысоких гор. Прямо по взгляду уходила вдаль степь меж гор в сторону Иволги. В ясную погоду был виден конус древнего вулкана и золотая крыша монастырского храма.
Так подробно пишу о Витином обиталище, ибо эта небольшая двухкомнатная квартира на несколько лет, с 1968 по 1985 гг., стала местом встреч учеников Дандарона. Все питерцы и прибалты, как правило, приезжая к Учителю, останавливались на Шишковке. В задней комнате направо был алтарь и рядом же на полках — собрание тибетских ксилографов. Внизу стоял таинственный чемодан, полный текстов, особенно важных и тайных. Изредка, в поисках какого‑либо текста, чемодан открывался со всеми предосторожностями, главное, чтобы в это время не было случайных посетителей. На алтаре у Виктора было то же, что и у всех: портрет Учителя, Ваджрасаттва, другие идамы, суксэ, светильник, ваджр, дильбу. У Виктора на алтаре всегда стояло изображение Гухьясамаджи, который, кроме Ваджрасаттвы, был для него главным идамом. У этого алтаря мы делали сокшод, часто с Учителем.
Когда сокшод вел Бидия Дандарович, то алтарь собирали в первой большой проходной комнате. Бидия Дандарович после ритуала выпивал несколько глотков из круговой капалы — чаши, попросту граненого стакана, закусывал жирной отварной говядиной, запивал пиалой бурятского зеленого с молоком чая и отправлялся домой. Его всегда провожали до трамвайной остановки всей сангхой и кто‑либо провожал до самого дома. Потом все возвращались, и пир продолжался, велись разговоры, курили, ели, пили. У Вити оставались приезжие, и беседы растягивались до ночи и порой до утра. Так было все годы, пока Виктор жил на Шишковке.
Холостяцкая жизнь Виктора лишь на время стала семейной, когда из Черновцов приехала жить в Улан — Удэ его жена Люда с дочерью Ирой. В 1973 г. Виктор с семьей после окончания судебного дела уехал в Черновцы. Но уже в 1975 г. вернулся один, ждал Люду, но она ехать наотрез отказалась. Так семья и распалась. Виктор, будучи спокойным, покладистым и вполне семейным человеком, скрыто переживал семейный крах, но остался жить на родине Учителя. Его дом на Шишковке продолжал быть пристанищем буддистов — паломников школы Дандарона. Вскоре Виктор женился второй раз. Его женой и соратницей на буддийском поприще стала Наталья Валентиновна Беляева, в замужестве Пупышева.
Приезд из Питера в Улан — Удэ и при Учителе, и позже всегда был праздником, ибо нас встречал гостеприимный дом Виктора, дом добра, мысли, мужской дружбы, буддийской беседы, дом, где бесчисленное количество раз бывал Учитель.
Наука и практикаЛетом 1971 года Бидия Дандарович Дандарон перевел по моей просьбе несколько важных практических текстов: "Большую садхану Ямантаки", "Краткий метод Дэмчога", "Садхану Симхамукхи". Метод Ваджрабхайравы (Ямантаки) Бидия Дандарович рассматривал как главный метод сангхи. Неоднократно говорил, что в условиях советской сансары только практика такого гневного идама поможет устоять ученикам и продвинет проповедь тантры на Запад. Особо выделял то место в методе, где приводится характерная молитва Ямантаке: "Приобретающий великий устрашающий вид, создающий способ подавления существ, которых нельзя подавить одной только бодхисаттвовской мыслью, тебе молюсь" (перевод Дандарона).
Этим же летом Бидия Дандарович дал ученикам наставления по расшифровке значений атрибутов в тридцати двух руках Ваджрабхайравы. Я был свидетелем передачи этих сокровенных знаний от Джалцан — габжи — известного йогина Бурятии, три года созерцавшего Бхайраву в затворе в Иволгинском дацане с официального разрешения властей. Его затворничество было обставлено вполне по — советски: в комнате находился телефон и раз в месяц представитель комитета по делам религии при Совете Министров Бурятской АССР делал звонок. Джалцан — габжа должен был взять трубку и подтвердить свое нахождение в этом затворе. Во всем остальном все было по правилам полного одиночества. После завершения трехлетнего созерцания Ямантаки он затворился еще на три года созерцать Чакрасамвару.
Итак, я присутствовал при встрече Учителя с этим йогином. Это произошло в сквере у Центрального универмага со стороны Советской улицы. После недолгого разговора между ними на бурятском языке Бидия Дандарович обратился ко мне с неожиданной просьбой: "Володя, я созерцаю на диване. Мне нужно на него покрывало, купи его в Ленинграде и пришли мне. Вот тебе двадцать пять рублей. Сделаешь это, будешь материально со мной связан, когда я буду практиковать махамудру". По возвращении в Ленинград мы с женой Галиной купили в Пассаже дагестанский ковер ручной работы и послали его Учителю с отъезжающим Андреем Донцом. На суде в декабре 1972 г. ковер был представлен как вещественное доказательство того, что Дандарон, пользуясь "убогостью и психической ущербностью" учеников (в данном случае моей), занимался вымогательством под видом религиозного действия. На этом основании после суда ковер был возвращен Галине Монтлевич. Учитель практиковал на нем почти год.