В Улан — Удэ он всегда был как бы сам по себе, человек тонкого юмора, понимал юмор других и никогда никто не замечал, чтобы он как‑то особо отрицательно относился к Петрову, и даже могло показаться, что он из команды Марка. И некоторое недоверие сохранялось. И вот однажды, летом 1972 года, поздно вечером, Бидия Дандарович приказал мне и Железнову привести к нему Юру. Тот ночевал у Пупышева на Шишковке. Там же ночевал и Вязниковцев. Нужно было буквально выкрасть Лаврова так, чтобы Вязниковцев этого не заметил. Нам с Сашей это удалось. Ночью через весь город мы втроем шли к Учителю. Часть пути пролегала вдоль берега полноводной в это время Уды. Юра потом вспоминал: "Я думал, что вы меня утопите, скинув в реку". После этого ночного приключения независимость Лаврова от Марка стала убедительной.
В марте 1970 г. Марк сообщает Аранову и Репке, что на его запрос Чинмаянанда посоветовал искать тантрийского учителя в СССР. В марте они втроём пришли к автору этих строк в Эрмитаж, где в это время я работал реставратором; я проводил их на выставку индийского искусства и подарил билеты в Дом дружбы на встречу с индийцами. Принимая билеты, Марк сказал: "Ну вот, как раз три билета до Улан — Удэ". В марте 1970 г. Василий Репка уезжает, по совету Марка Петрова, в Улан — Удэ искать встречи с Дандароном.
Летом 1970 г. в Улан — Удэ Железнов, Алексеев и Репка живут в пионерском клубе "Юного техника" на Солнечной улице, недалеко от дома Учителя. Делали сокшоды — ритуал Всеохватного жертвоприношения Учителю. Бывало, ничего кроме глотка вина и волоконца мяса к подношению найти не удавалось. Летом в Улан — Удэ приезжает Виктор Пупышев.
Вслед за Лавровым постепенно отдалялся от Марка В. П. Репка. Василий Петрович, или просто Вася, как его все обычно звали, Учитель его иногда называл Василь, был человеком удивительным. Он не знал родителей и воспитывался в детдоме, который покинул подростком, стал бродяжничать. Свободный образ жизни в полукриминальной среде образовал его как личность. Нас, людей городских, выросших в семейном уюте, Вася поражал решительным мужским характером, жизненным опытом и народным говором, приправленным поговорками и едким мужским юмором. Крепкий физически, он к тому же занимался хатха — йогой. Простой физический труд был ему и в умение, и в удовольствие. Пришлось ему побывать и в тюрьме по заурядному уголовному делу. Группа Марка Петрова летом 1971 г. распалась.
В этом же году Б. Д. Дандарон и Ю. Алексеев сидели однажды в сквере около универмага недалеко от БИОНа (Бурятский институт общественных наук). Вдруг Бидия Дандарович заметил, что исчез его портфель. В это время к ним подошел Спартак — крепкого телосложения бурят, глава улан — удэнского уголовного мира. "Вот, твои ребята постарались", — сказал ему Бидия Дандарович. "Как, у тебя, Отец?!" — изумился Спартак. Через пять минут портфель вернули. Этот эпизод характерен. В любой среде Дандарон, не стремясь к этому, пользовался уважением, трепетным пиететом, словно невидимые волны превосходства и силы исходили от него.
В январе 1970 г. Бидия Дандарович снова приезжает в Ленинград. Останавливается у Алексеева. О. В. Альбедиль получает посвящение.
В апреле 1970 г. Бидия Дандарович, В. М. Монтлевич, Яна — жена Марка Петрова, едут в Тарту. Останавливаются в доме Линнарта Мялля. Мялль просит и получает посвящение.
Летом 1970 года О. Ф. Волкова (1928–1982) едет в командировку в Улан — Удэ. Ее сопровождает писатель Александр Кондратов. В БИОНе она поднимается по лестнице, навстречу — Дандарон. "Вы меня, наверно, не помните", — говорит Октябрина Федоровна. — "Как же — Октябрина Волкова! Мы Вас давно ждем!" Начали беседу, но тут тибетолог Балдорже Бадараев привёл Кондратова, поехали домой к Бидии Дандаровичу, приватная беседа была прервана. Продолжена она и завершена была весной уже 1971 года в Москве, в доме Октябрины Федоровны на улице Вавилова, д. 16. Октябрина Федоровна получает посвящение Ваджрасаттвы и Хеваджры. Долгие годы только Железнов и Волкова практикуют Хеваджра — тантру. Октябрине Федоровне Бидия Дандарович разрешил читать мантру Ваджрасаттвы в санскритском произношении, остальные произносили эту знаменитую мантру в бурятизированном варианте.
Бидия Дандарович относился к Октябрине Федоровне, известному буддологу и санскритологу, человеку выдающегося ума, знатоку буддийской логики, не только с уважением, как к коллеге, но с величайшей любовью и нежностью. Беседы с ней доставляли ему наслаждение. Их сближал и возраст, Бидия Дандарович был старше Октябрины на четырнадцать лет, в то время как других учеников он был старше лет на 20–30. Оба курили: Дандарон — трубку, Октябрина Федоровна — неизменные сигареты "Шипка". Беседы проходили на кухне с отменной выпивкой: у Октябрины Федоровны всегда была в запасе бутылка виски или джина, что в те годы было роскошью. В беседах часто принимала участие и ее сестра Инна Федоровна — индолог, работавшая долгие годы в Индии.
Мы все, ученики Дандарона, много младше Октябрины, по свойственному нам максимализму, считая ее своей духовной сестрой, относились к ней равно и требовательно, исходя из правил общения, постепенно вырабатывающихся среди нас. Так же мы относились и к А. М. Пятигорскому. Но в Октябрине Федоровне чувствовалось и иное, она была не просто ученицей Дандарона, она была его помощницей и соратницей. В доме Октябрины часто проводились сокшоды. Вообще дом сестер Волковых в 60–70–х годах был буддоллогическим центром Москвы. Кто только ни бывал там — Е. С. Семека, Ю. М. Парфионович, В. И. Рудой, А. Я. Сыркин, Е. В. Завадская, Т. Я. Елизаренкова, Б. Л. Огибенин, Ю. М. Лотман, Г. М. Бонгард — Левин, А. И. Бреславец…
Ноябрь 1970 года. Я и О. В. Альбедиль поехали в этнографическую экспедицию как сотрудники Казанского собора (Музей истории религии и атеизма) в Бурятию. В задачу экспедиции входил сбор сведений о состоянии буддийских монастырей, о действующих ламах, закупка культовых предметов: икон, статуэток, рельефов, ритуальных предметов и книг. Истинная наша цель была, конечно же, общение с Учителем и друзьями, с сангхой. Чтобы мы не тратили время на сбор упомянутых материалов для музея, Бидия Дандарович и члены сангхи, жившие в Бурятии, заранее собирали танки (буддийские иконы в виде свитков), рельефы, книги и пр. Мне же оставалось лишь оформлять договора о купле — продаже религиозных материалов в сельсоветах для предоставления отчетности об использовании отпущенных денег музеем. Деньги же, естественно, шли на общие нужды и помощь Учителю. Это обстоятельство впоследствии стало одним из пунктов обвинения как меня, так и Бидии Дандаровича по "Делу" 1972 г.
Среди учеников Дандарона были не только люди с высшим образованием, не только филологи и востоковеды, были и колоритные фигуры, не имевшие вообще никакого социального статуса или образования. Одним из таких был Леонид Махов, ставший учеником в 1970 г. Родом из Черниговской области, Леонид был сиротой и мальчишкой попрошайничал на паперти одного из черниговских храмов. К нему относились не как к рядовому нищему, а как к мальчику, наделенному чуть ли не святостью. И Леонид жил безбедно на пожертвования добросердечных прихожан, в основном женщин. В Ленинграде он появился в 1969 г. и подвизался в жилом подвале на Первой Линии Васильевского острова, где в это время жили писатель Борис Дышленко, мистик Владимир Лисунов, неохристиане — братья Вадим и Сергей Танчики. Наконец, там попеременно обитали Ю. Алексеев и Ю. Лавров.
Там от Ю. Алексеева и Ю. Лаврова Леонид и узнал дорогу в Бурятию. Бидия Дандарович принял его, и тот начал практиковать Ваджрасаттву. Но отношения с сангхой не сложились. Нами было негласно принято справедливое, хотя и суровое требование: по приезде в Улан — Удэ через два дня, называемых гостевыми, устроиться на работу. В противном случае общение прекращалось. На деле все было, конечно, мягче, но постоянное безделие Махова, его даже стали называть аватаром тунеядства, стало раздражать всех. Он становится предметом разбирательств и даже насмешек. Обстоятельства сложились так, что Махов переселился из отдельного домика на Стеколке (район Стекольного завода в Улан — Удэ) в квартиру, где жили Василий Петрович Репка и Марк Петров. И Репка, и Петров были остроумнейшими людьми и по — мужски блюли правила общежитейской взаимопомощи. Тут‑то Махову и досталось. Кончилось все тем, что Леонид бежал: сел в поезд и поехал на Запад. О случившемся узнал Бидия Дандарович и был очень расстроен. Он жалел Махова, ругал всех нас и ждал его возвращения. Тут мы только увидели, как Бидия Дандарович любит всех нас, не разделяя.
И вот Махов вернулся обратно, успев доехать до Иркутска. На Стеколке в доме Виктора Пупышева собрались почти все. "Пока не разберетесь, не приходите", — сказал Бидия Дандарович. История с Маховым стала лишь поводом для разговора о более серьезных разногласиях в сангхе. Прежде всего, это коснулось Марка Петрова и тех, кто по старым отношениям на индуистской почве тяготели к нему, т. е. Виктора Аранова, В. Репки и А. Вязниковцева, которого в это время не было в Бурятии. В ночном разговоре принимали участие Донатас Буткус, М. Альбедиль, О. Альбедиль, В. Монтлевич, В. Пупышев, А. Железное, Яна — жена Марка. Разговор длился более суток.
