Тут к бизнесу приучают с ранних лет, родители радуются, когда ребенок притаскивает первый доллар. Сама поражаюсь своим реакциям, смотрю на Даничку, он на ходу подметки рвет, то одно придумает, то другое: то выменяет мышь на каддилак, то еще чего‑нибудь выдумает. Пока Илюша размышляет, есть ли свобода после смерти или нет ее, Даничка у него крадет кока–колу и выпивает. В одной из популярных американских детских игр «Монополи» есть такое правило: «если ты проиграл все деньги, то уезжай в деревню и становись философом.» Я думаю: как все ценности бывают противоречивыми!
В субботу откроется Яшина выставка в галерее. Как я Вам уже писала, у него стало что‑то приличное получаться. Элементы пространства и красоты. Я ведь серьезно к этому Яшиному увлечению никогда не относилась, а тут смотрю: красиво! И публике нравится. В предыдущий «викенд» у нас гостили знаменитый Кузьминский с Джоном Боултом. Яшины творенья Джону понравились, и он собрался прославить их в журнале «Art America».
Прощаюсь с Вами и обнимаю Вас.
Дина
24.04.1980
Дорогая Дина,
получил Вашу открытку и взаимно поздравляю всех вас с Праздником. Долго же не писал из‑за того, что все это время был перенасыщен приходскими делами и службами, дома бывал редко. Так всегда бывает перед Пасхой и после нее. У меня за домом еще лежит снег (24.04!), весна холодная и суровая. Но, несмотря на трудности нашего климата, Бог дает мне пока сил делать все, что нужно, то, что делаю всегда. Будем надеяться, что и дальше так будет.
Очень рад Вашим (обоим) успехам, но не совсем понял: Вы пишете по–английски? Это о сыне и его изречениях? Это ведь будет для взрослых? Я всегда думаю о детях: им так не хватает хороших книг! На тысячу «взрослых» — одна хорошая детская. Это, наверно, касается любой страны. Уж очень это большое искусство — писать детям.
Есть ли у Вас фото хотя бы каких‑нибудь Яшиных картин? Хотелось бы взглянуть, что он теперь делает. Его Амос так со мной и неразлучен. Вспоминаю наши с ним разговоры о мировых проблемах. Он редкий человек, который понимает многое. Сейчас, как мне кажется, полоса упадка и усталости мысли. Многое примитивизируется. Но это не в первый и не в последний раз. Истина от этого не пострадает, ее свойство облекается во все формы, начиная с самых сложных — до самых простых. Это хорошо видно из самой Библии…
Жду Ваших писем, которые, как никакие другие, полны жизни и искр и приоткрывают завесу над Вашим бытием.
Всех вас обнимаю и шлю Божие благословение.
С любовью
Ваш о. Александр Мень
23 мая 1980 года
Хьюстон
Дорогой отец Александр!
Здравствуйте!
После столь долгого отсутствия от Вас известий мы получили Ваше письмо. Оно долго где‑то путешествовало. И вот оно у нас. Можно, я скажу Вам еще раз, как мне нравятся Ваши письма? Можно, я совсем обнаглею и скажу, что Вы умеете и писать, и мыслить. Мне стыдно делать Вам такой комплимент, но мне хочется. Я‑то, как обнаглеваю в Америке!? У нас тут болезнь — мания величия заводится. А хвастунов сколько завелось!? А какая зацикленность на себе. Я…! Я…! Я…!
Я расскажу Вам лучше о последних наших хьюстоновских событиях. Здесь есть еврейский центр — типа дворца культуры, куда еврейцы и нееврейцы, заплатив 200 долларов в год, ходят развлекаться, поиграть в теннис, попариться в сауне, покупаться в бассейне и т. д. При этом «дворце культуры» наши вновь прибывшие открыли «Русский клуб» — после долгих споров и разных передряг «клуб» начал существовать. Шесть «бойких» организаторов очень хотели Яшу привлечь, но он, конечно, не привлекся. Меня же упомянутые ребята не хотели привлечь из‑за русскости (в Русский клуб?) и из‑за моего легкомыслия — я начинаю хохотать по каждому «серьезному» поводу. Например, «президиум выбрать, проголосовать за решение, дорогие товарищи…» и т. д. И все на полном серьезе. Соскучились без президиумов, лозунгов и знамен. Итак, клуб заработал — можно рассказы писать о каждом заседании. Я собираюсь туда специально ходить — материалы собирать. Во главе клуба встал тихий Гоша Миркин[34], мой бывший университетский сослуживец, которого Яша к нам в «Эксон» рекомендовал. Он хороший специалист и вполне приличный человек, как я шучу, как товарищ Сталин, тихо–тихо власть в клубе захватил. И вот ему пришла мысль отблагодарить Яшу за то, что Яша его в «Эксон» пристроил (мысль, конечно, хорошая), — организовать выставку–продажу Яшиных картин в этом еврейском центре и привлечь еще двух вновь приехавших художников. Итак, три недели назад было открытие выставки в «джуишке» — так в русско–еврейском простонародье этот центр называется. Выставочный зал большой, красивый с застекленным прозрачным потолком, как у аквариума. Яше отвели громадную стену, на которой он развешивал свои «творенья» с невероятным вниманием, чтобы картины разговаривали друг с другом, с воздухом, играли со светом.
Другой художник, Фима[35], особенно не старался развешивать, а смеясь говорил, что ему безразлично, как висят, где висят, лишь бы денежки приносили. Он реалист, был специалист «по Ленину» в России, тут «по евреям» пошел; закончил Ленинградскую академию, рисовать умеет, слезу прошибают его горемычные евреи со скрипкой, с печалью в глазах, с могендовидами… Плачут, когда видят. Фима в России хорошо жил и тут на «мансарде жить не хочет», а хочет жить в особнячке с бассейном.
Третьим был архитектор из Москвы, чеканщик, человек ироничный, но мастер неплохой[36]. Он, как и Яша, с вниманием и нежностью развешивал свои произведения.
Картины развесили. Яшины красиво выделялись, сверкали и излучали свет и тепло. В каждую из них Яша вложил массу труда, времени и сил. Яша теперь рисует свет, как бы «иконы света»— так он их называет. Фима же своих людей со скрипками, как блины, печет, у него рука хорошая, делает быстро, и «они» нежные, летящие, достающие. На выставке все американское еврейство было потрясено Фимиными твореньями, организовали очередь, покупали, плакали, умилялись, сентиментально наслаждались. У Фимы торговля шла бойко. Наша же «иммигрантура» все больше к Яшиным приглядывалась и вертелась около Яшиных. Воспитанные на порт–ретах вождей, портреты евреев уже не воспринимали. Нам уже надо что‑нибудь позагадочнее. Но Фимины покупатели — это далеко не самые последние люди по причастности к прекрасному Тут, в основном, продается «дофимин» период — журавчики, лебеди… цветы, вода с замками. У Фимы есть психология — все‑таки жалко этих евреев. Это уже высокий американский уровень понимания. Я Вас умоляю, не смейтесь, это правда. Я совсем не преувеличиваю.
Наши, презирая вкусы американских покупателей, разозлились и пошли покупать Яшины творенья. Две одесские чертежницы купили три картины и даже одну большую. Тогда их соотечественник, господин Калина, бывший советник Госплана, обиделся, что его обскакали его землячки, и новоприехавший «миллионер» позвонил Яше — и тоже купил картину. Знай наших одесских эстетов! Поднялся иммигрантский ажиотаж… теперь каждый приличный иммигрант считает себя обязанным купить Яшино творенье — иначе будут думать, что он только дома покупает, и как бы нет у него вкуса.
Тем временем Фима все картинки продал на несусветную сумму — там Ленин его спасал, а тут евреи помогают ему в бассейне купаться. Яша после выставки был удручен, три дня не ел, не пил, переживал от своего «неуспеха» у американского покупателя. Я его утешала, говоря, что те люди, которым под силу твои «бессмертные творенья», купаются, парятся, моются, развлекаются у себя дома, а сюда‑то приличный еврейский миллионер разве пойдет? Много ты ходил во Дворец культуры им. Газа? Через некоторое время Яша оправился — зарплату ему в этот момент на работе повысили, «акула» хорошо заботится, для удержу, уже третий раз за 1.5 года Яшу повышают, и снова пошел в бой за признание своих «окон света.»
Тем временем в корпорации в другом здании «Эксона» была конкурсная выставка «произведений» сотрудников. Яша дал туда несколько своих картинок, которые брать совсем не хотели, но он настоял. Их повесили где‑то под потолком, чтобы было не видно, стыдно было за них. Первое место занял тигр, такой величественный, похожий на тех послевоенных лебедей, которые на барахолке продавались. Второе — портрет ребеночка, такой розовенький в кружевных пеленках. Яша места никакого не занял, где‑то в иррациональных числах. Я веселилась до потери сознания. Порожденное язвами капитализма и империализма абстрактное искусство в демократическом свободном Техасе не нравится. Это тебе не Москва с Ленинградом.
Яша живет со странной иллюзорной наивностью — он так хорошо к людям относится, я неправильно выражаюсь, он скорее просто переоценивает каждого человека. А может, так и надо? У меня же совсем нет терпенья — я начинаю хохотать, по природной женской хитрости замечая скорее недостатки, чем достоинства. Мужчинам вообще легче обмануться, чем женщинам. Кто‑нибудь чего‑нибудь наболтает, наобещает в хвастовстве — Яша думает, что это правда. Так было и в России: кто‑то глупость какую‑нибудь напишет, но приятель, и Яша находит какие‑то приятные слова и не может сказать, что это плохо и никуда не годится. Однако, мой первый вариант книжки разнес в пух и прах.
