Василий Великий - Святитель Василий Великий. Книга 1. Догматико-полемические творения. Экзегетические сочинения. Беседы

10. Если же, по словам того же Соломона, мысли праведных судьбы (Притч. 12:5), то надобно стараться, чтобы внутри, в потаенном судилище помышлений, составлялись о деле суждения непревратные и чтобы ум уподоблялся весам, неуклонно определяющим вес каждого поступка. Когда каждая заповедь судится у тебя с противоположным ей пороком, тогда закону Божию доставляй по-беду над грехом. Судятся ли алчность и справедливость? Произнеси осуждение на пожелание чужого, а добродетели дай одобрительный приговор. Вступают ли между собою в тяжбу укоризна и долготерпение? Постыди укоризну и предпочти долготерпение. Или препираются вражда и любовь? Вражду, предав бесчестию, гони как можно дальше, а любовь, почтив, сделай к себе приближенною. Судятся ли лицемерие и искренность, мужество и трусость, благоразумие и неблагоразумие, справедливость и неправда, целомудрие и своеволие, короче сказать, судится ли всякая [другая] добродетель со всяким [другим] пороком? Тогда-то именно и покажи правость суда в потаенном судилище души твоей и, заповедь соделав как бы заседающей с тобою в суде, окажи себя ненавистником лукавства, отвращающимся грехов и предпочитающим добродетели. Если сделаешь, что в каждом деле будет препобеждать у тебя лучшее, то будешь блажен в день оный, егда судит Бог тайная человеком, по благовестию нашему между собою помыслом осуждающим или отвещающим (Рим. 2:16, 15), не пойдешь осужденным за склонность к худому, но почтен будешь венцами правды, какими в продолжение всей своей жизни сам ты увенчивал добродетель[1660]. Сколько же благ доставит тебе Книга Притчей, научающая знать истинную правду и суд исправляти?

11. Что же еще, кроме сего? Сказано: да даст незлобивым коварство [1661], отрочати же юну чувство же и смысл (Притч. 1:4). Незлобие понимаем двояко. Или разумеем отчуждение от греха, совершаемое рассудком. И когда долговременным попечением о добре и упражнением в оном как бы подсекаем в себе корень злобы, тогда по совершенном ее отъятии принимаем наименование незлобивого. Или незлобие есть неизведание еще зла, как иные, всего чаще по молодости или по роду жизни, не знают по опыту каких-нибудь пороков. Например, дитя не знает надмения, не знает притворства и плутовства. Опять, есть люди, живущие в деревне, которым неизвестны обманы в торговле и судебные кляузы. Таких называем незлобивыми не потому, что они по произволению далеки от порока, но потому, что опытом не доведены до лукавого навыка. Незлобивый в собственном смысле, каков был Давид, который говорит: аз же незлобою моею ходих (Пс. 25:11), чрез упражнение в добродетели изгнал из души своей всякое лукавство и удостаивается наследия благ, потому что Господь не лишит благих ходящих незлобием (Пс. 83:12). Таковой с уверенностию скажет: суди ми, Господи, яко аз незлобою моею ходих (Пс. 25:1); и еще: суди ми, Господи, по правде моей и по незлобе моей на мя (Пс. 7:9). Отличительные же черты незлобивого – простота нрава, благородство, безыскусственность. Таков был Иаков. Сказано: нелукав, живый в дому (Быт. 25:27), то есть, обнаруживая в себе естественное простодушие, он не налагал на себя умением прикрашенного вида наподобие какой-нибудь личины, чтобы ввести в обман имевших с ним дело. Впрочем, здесь Соломон, кажется мне, называет незлобивым не изведавшего зла опытно, потому и говорит, что он имеет нужду в похвальной хитрости, чтобы при естественной невинности приобрести ему и житейскую опытность и, этою прекрасною хитростию оградившись как бы каким-то оружием, сделаться недоступным злоумышлению противников. Ибо думаю, что совершенный должен быть разумен в рассуждении добра и невинен в рассуждении зла. Отсюда, как из некоторого источника, да почерпают незлобивые спасительную хитрость. Ибо муж хитрый — престол чувствия, и: хитрый злым находящим укрывается, и: храняй же обличения хитрейший (Притч. 12:23; 27:12; 15:5).

Поэтому хитрость есть действование во всем с искусною попечительностию, как злодеяние есть упражнение в одном зле. Но поскольку хитрый берется за всякое дело, в числе же всяких дел бывают и дела негодные, то наименование хитрого имеет два значения. Кто промышляет дела свои ко вреду других – тот лукавый хитрец; а похвально хитр – кто скоро и смышлено отыскивает свойственное себе благо и избегает всякого вреда, коварно и злонамеренно замышляемого против него другими. Поэтому тщательно вникай в слово «хитрость» и знай, что есть среднее какое-то состояние, в котором человек, с здравым расположением к собственной своей пользе и к пользе ближнего пользующийся хитростию, достоин одобрения. Но кто направляет хитрость ко вреду ближнего, тот осужден, потому что уменье свое употребляет в средство к погибели.

12. История же полна примеров, как тем и другим образом употреблять свое уменье. Прекрасна хитрость евреев, которые перехитрили египтян, взяли с них плату за постройку городов [1662] и запаслись материалами, нужными для скинии (Исх. 11:12). Похвально хитрили повивальные бабки, спасавшие еврейских младенцев мужского пола (Исх. 1:17). Прекрасна хитрость Ревекки, приобретшей сыну великое благословение (Быт. 27:15). Прекрасно хитрила Раав (Нав. 2:4–6), прекрасно хитрила Рахиль (Быт. 31:34–35), когда одна спасла соглядатаев, а другая перехитрила отца и освободила его от идолослужения. Лукаво хитрили с израильтянами гаваониты (Нав. 9:4-13). Лукава хитрость Авессалома, который под видом правдивости увлекал подданных и собирал многих изменников в заговор против отца (2 Цар. 15:4–6). А некоторые обвиняются за то, что на люди Божия лукавноваша волею (Пс. 82:4). Впрочем, здесь

Писание одобряет хитрость, употребляемую на пользу, служащую как бы оружием в делах житейских и ограждающую собою души людей простого нрава. Если бы хитрость сию имела Ева, то не была бы уловлена обольщениями змия. Поэтому незлобивого, у которого мысли, по доверчивости его ко всякому слову, удобно растлеваются, предлагаемое учение ограждает, как бы на вспоможение ему в делах житейских предлагая пользу хитрости.

13. Следует рассмотреть, как отрочати юну дает чувство и смысл (Притч. 1:4). Поелику человек, как апостол говорит, двойствен, а именно: есть человек внешний и есть человек внутренний (2 Кор. 4:16), то и возрасты, как в человеке видимом, так и в умопредставляемом втайне, надобно нам понимать приблизительно к тому и другому. Сказать, что новорожденный младенец приобретает телесное чувство, – недалеко от смешного, потому что какое из чувств может дать книга, когда зрение, и слух, и обоняние, и вкус, и осязание прирождены уже нам и не вследствие учения появляются, но сама природа наделяет ими живое существо? Поэтому и слово отроча надобно разуметь не телесно и под чувством понимать не одно из сих перечисленных чувств. А напротив того, возрасты должно принимать относительно ко внутреннему человеку. Ибо из многих мест Писания знаем и состояние души детское, и состояние цветущее, и состояние уже старческое. Например, как узнаем от Павла (1 Кор. 3:1–2), коринфяне были младенцы, почему и имели еще нужду в молоке, предуготовительном и простом учении Евангелия, а не были в состоянии одолевать твердую [1663] пищу учений. А юноша душою тот, кто доведен до совершенства во всех частях добродетели, духом горящ, исполнен ревности к делам благочестия, имеет силы со всем напряжением делать добрые дела. Его и Евангелие называет хищником, могущим восхитить Небесное Царство (Мф. 11:12). Его и Дух Святой как способного употребляет к песнопениям, ибо сказано: юноши и девы. да восхвалят имя Господне (Пс. 148:12–13). И у Иоиля обещано юношам, что видения увидят (Иоил. 2:28). Старец же душою тот, кто совершен в благоразумии. Таков был Даниил, который в юношеском теле показывал степенную разумность, внушавшую уважение более всякой седины; почему и говорят ему старцы, исполненные дней лукавых: гряди, сяди посреде нас и возвести нам, яко тебе даде Бог старейшинство (Дан. 13:50). Следовательно, и здесь притча называет отрочатем юным возрожденного банею пакибытия [1664], воскормленного, сделавшегося яко отроча и в этом состоянии способного уже к Небесному Царству. Такому новорожденному младенцу, возжелавшему словесного и нелестного млека, Книга Притчей, чрез упражнение в ней, дает чувство и смысл – чувство для настоящего, а смысл для будущего; ибо обучает тому, что свойственно человеку, и делает людей чувствительными к предметам, чтобы не порабощались удовольствиям неприличным и не приходили в изумление пред суетною славою мира сего; также сообщает и понятие о будущем веке и тем, что говорит, приводит к вере в обетования.