2. Не дивитесь же, если вам, которые каждый день ходите к учителям и с уважаемыми мужами древности беседуете посредством оставленных ими сочинений, скажу, что сам собою нашел я нечто более полезным. О сем-то самом и хочу дать вам совет, а именно: что не должно, однажды навсегда предав сим мужам кормило корабля, следовать за ними, куда ни поведут, но, заимствуя у них все, что есть полезного, надобно уметь иное и отбросить. А что же это такое и как это различать, сему и научу, начав так. Мы полагаем, дети, что настоящая жизнь человеческая вовсе ничего не значит; совершенно не почитаем и не называем благом того, что доставляет нам совершенство в этой только жизни. Ни знаменитости предков, ни крепости, красоты и величия тела, ни почестей от всех людей, ни самого царства, ни всего прочего, что ни наименуют из человеческого, не признаем великим, даже достойным желания, и не обращаем взора на тех, кто имеет сие, но простираем надежды далее и все делаем для приуготовления себе иной жизни. Поэтому что к оной споспешествует нам, о том говорим, что должно любить сие и стремиться к тому всеми силами, а что не переходит в оную, то – презирать как ничего не стоящее. Что же это за жизнь, где и как будем проводить ее? И говорить о сем потребовалось бы дольше, нежели сообразно с настоящим намерением, и слушать это должны были бы люди, более вас возрастные. Впрочем, может быть, достаточно покажу вам это, сказав, что если кто обымет словом и совокупит воедино все счастие людей со времени их существования, тот найдет, что это не равняется и малейшей части благ той жизни, а, напротив того, все здешние блага гораздо больше отстоят достоинством от малейшего из тех благ, чем тень и сновидение скуднее действительности. Лучше же сказать (употреблю пример более близкий), сколько душа во всем досточестнее тела, столько же и разности между той и другой жизнью.
Изучение светских произведений может быть полезно как упражнение для постижения Священного ПисанияВ эту жизнь вводят нас, конечно, Священные Писания, образующие нас посредством учений таинственных; но пока, по возрасту, не можем изучить глубину смысла их, мы и в других писаниях, не вовсе от них далеких, упражняем духовное око, как в некоторых тенях и зерцалах, подражая упражняющимся в деле ратном, которые, приобретя опытность [в ловком движении рук и ног] в тренировках и танцах, выгодами этого упражнения пользуются и в самых битвах. И мы, конечно, должны держаться той мысли, что нам предлежит подвиг, важнейший из всех подвигов, – подвиг, для которого все должны сделать, для приготовления к которому надобно трудиться по мере сил, беседовать и со стихотворцами, и с историками, и с ораторами, и со всяким человеком, от кого только может быть какая-либо польза к попечению о душе. Красильщики предназначенное к окраске приготовляют сперва особыми способами и потом наносят краску, пурпурную или другую какую; подобным образом и мы, чтобы добрая слава наша навсегда оставалась неизгладимою, посвятив себя предварительному изучению сих внешних [писателей], потом уже начнем слушать священные и таинственные уроки и, как бы привыкнув смотреть на солнце в воде, обратим, наконец, взоры к самому свету.
Взаимное сродствоПоэтому ежели между учениями есть какое взаимное сродство, то познание их будет нам кстати. Если же нет сего сродства, то изучать разность учений, сличая их между собою, немало служит к подтверждению лучшего учения. Но чему уподобив каждое из сих учений, можем составить себе их образ? Конечно, собственное превосходство дерева – изобиловать зрелыми плодами; но оно носит на себе и некоторое украшение – листы, колеблющиеся на ветвях; так и в душе истина есть преимущественный плод, но не лишено приятности и то, если облечена душа внешнею мудростию, как листьями, которые служат покровом плоду и производят подобающий вид. Почему говорится, что и тот славный Моисей, которого имя за мудрость у всех людей было весьма велико, сперва упражнял ум египетскими науками (Деян. 7:22), а потом приступил к созерцанию Сущего (Исх. 3:14). А подобно ему, и в позднейшие времена о премудром Данииле повествуется, что он в Вавилоне изучил халдейскую мудрость (Дан. 1:4) и тогда уже коснулся Божественных уроков. Однако достаточно сказано о том, что сии внешние науки не бесполезны для душ; теперь следует сказать, в какой мере должно вам изучать их. Во-первых, у стихотворцев (начну с них), поскольку они в сочинениях своих не одинаковы, не на всем по порядку надобно останавливаться умом, но, когда пересказывают вам деяния или изречения мужей добрых, надобно их любить, соревновать им и, как можно, стараться быть такими же.
Критерий подхода к языческим сочинениям – нравственностьА когда доходит у них речь до людей злонравных, должно избегать подражания сему, так же затыкая уши, как Одиссей, по словам их, заградил слух от песней сирен. Ибо привычка к словам негодным служит некоторым путем и к делам. Посему со всяким охранением надобно оберегать душу, чтобы, находя удовольствие в словах, незаметно не принять чего-нибудь худого, как иные с медом глотают ядовитые вещества. Поэтому не будем хвалить стихотворцев, когда те злословят, насмехаются, представляют влюбленных и упивающихся или когда ограничивают блаженство раздольным столом и разгульными песнями. Всего же менее будем внимать им, когда говорят что-нибудь о многих богах, и притом разномыслящих. У них брат в раздоре с братом, отец – с детьми и у детей опять скрытная война с родителями. А говорить о прелюбодеяниях богов их, любовных похождениях и явных студодеяниях, особенно же главы и правителя всех Зевса, как они называют его, как о таких делах, о которых и применительно к скотам без стыда не стал бы рассказывать иной, предоставим лицедеям.
3. То же самое могу сказать и об историках, особенно когда пишут они историю для развлечения слушателей. И ораторам не будем подражать в искусстве лгать. Ибо ни в судах, ни в других делах не прилична ложь нам[1742] избравшим прямой и истинный путь жизни, – нам, которым предписано законом даже и не судиться (Мф. 5:25). Напротив того, лучше восприимем у них те места, где они восхваляли добродетель и порицали порок. Ибо как для других наслаждение цветами ограничивается благовонием и пестротой красок, а пчелы сбирают с них и мед, так и здесь, кто гоняется не за одной сладостью и приятностью сочинений, тот может из них запастись некоторой пользой для души. Поэтому, во всем уподобляясь пчелам, должны вы изучать сии сочинения. Ибо и пчелы не на все цветы равно садятся, и с тех, на какие сядут, не все стараются унести, но, взяв, что пригодно на их дело, прочее оставляют нетронутым. И мы, если целомудренны, собрав из сих произведений, что нам свойственно и сродно с истиной, остальное будем проходить мимо. И как, срывая цветы с розового куста, избегаем шипов, так и в сих сочинениях, воспользовавшись полезным, будем остерегаться вредного. Поэтому в самом начале нужно рассмотреть каждое из учений и приспособить его к цели, по дорической пословице, «ведя мелом по веревке».
Небесная жизнь достигается с помощью добродетелиИ поелику до нашей [иной] жизни надобно достигать с помощью добродетели, а в похвалу ей многое сказано стихотворцами, многое историками и еще гораздо более мужами-философами, то на такие сочинения особенно должно обращать внимание. Ибо немалая польза, если души юношей осваиваются и свыкаются с добродетелью, потому что наставления такого рода, по нежности душ напечатлеваясь глубоко, остаются в них неизгладимыми. Неужели предположим, что Гесиод с другою какою мыслью, а не в поощрение юношей к добродетели, написал следующие всеми повторяемые стихи? «Тяжел и неприступен в начале, крут и с многим потом и трудом совершается тягостный путь, ведущий к добродетели. Поэтому не всякий может вступить на него, по причине крутизны, а вступив, нелегко дойти до вершины. Но кто стал вверху, тот видит, что путь гладок и прекрасен, легок и удобен и приятнее другого пути, ведущего к пороку, на который недолго вступить, по причине его близости» [1743]. Мне кажется, что написал он сие не с другим намерением, но поощряя нас к добродетели и всех убеждая быть добрыми, чтобы мы, став ленивыми для трудов, не отказались идти к цели. Так, если бы и другой кто восхвалял подобным образом добродетель, примем его слова, как руководствующие нас к тому же.
Примеры добродетелей у языческих авторов4. А слышал я у одного искусно изучившего мысли стихотворца, что как всякое стихотворение Гомера есть похвала добродетели [1744] и все у Гомера, кроме второстепенного, ведет к сей цели, так не менее к сему же клонится и то место, где Гомер представил, что вождь кефалонцев спасся нагим от кораблекрушения [1745] и что сперва царица, когда надлежало бы ей застыдиться, увидев его нагим, при самом его появлении ощутила к нему уважение, потому что стихотворец представил его вместо одежды украшенным добродетелью; потом и прочие феакийцы столько почли его достойным, что, оставив роскошь, в какой жили, стали все на него смотреть и ему подражать, и ни один из феакийцев ничего более не желал тогда, как соделаться Одиссеем, и притом спасшимся от кораблекрушения. В этом месте, как говорил истолкователь мысли поэта, Гомер, едва не вслух всем вопия, говорит: «О добродетели должно стараться вам, люди; она и с претерпевшим кораблекрушение спасается от потопления, и на суше доведенного до наготы показывает более досточестным, нежели счастливых феакийцев». Такова-то добродетель! Другие стяжания не более принадлежат своим владетелям, как и всякому другому, подобно тому как кость в игре выпадает и той, и другой стороной; одно стяжание неотъемлемо – это добродетель; она принадлежит человеку и при жизни, и по смерти. Посему-то, как кажется, и Солон [1746] говорит богатым:
