Солнце склонилось к западу, когда он подходил к горам. Снеговые вершины их казались совсем недалеко, но как он ни шел, они нисколько не приближались, лишь показалось зеленое предгорье, среди садов которого виднелись дома города Ура-Тюбе. Силы оставили его. После каждого километра он останавливался, отдыхал. Солнце спускалось ниже, палило меньше, становилось легче. Усталый, еле передвигая ноги, он вошел в город.
— Скажите, пожалуйста, где здесь больница? — спросил он у проходившего русского.
— Вот тут за угол заверните, за белой каменной стеной и будет больница, — ответил тот ему! Лева знал, что сосланная из Москвы сестра работает в больнице, и там он надеялся узнать что-нибудь о ней.
— Скажите, пожалуйста, — сказал он, заходя в приемный покой, — здесь работает медсестра Надя Иванова?
— Да, здесь, — ответила старушка няня, участливо глядя на Леву. — Сейчас я ее позову.
В комнату вошла среднего роста, бледненькая, худенькая молодая девушка.
— Проходите, больной, раздевайтесь. Что болит? Мы сейчас вас положим.
— Извините, я пришел не ложиться в больницу.
— Так вы на амбулаторный прием?
— Нет, мне нужно Надю Иванову.
— Это я и есть, — улыбнулась девушка. — Вы что, через меня хотите к врачу попасть?
В комнате никого не было, кроме них.
— Я ваш брат, — сказал Лева, приветливо, ласково глядя на девушку.
— Брат! — воскликнула девушка. — Вы из Москвы, от наших.
— Нет, я не из Москвы, я от Господа. Приехал специально братьев посетить и ободрить…
— О, как это чудесно! — почти закричала Надя, обрадовавшись. — Я сейчас на дежурстве. Идемте, я отведу вас туда, где можно покушать и отдохнуть.
Лева думал, что они идут в какую-нибудь санаторную столовую, но ошибся. Выйдя на улицу и пройдя немного, они остановились перед небольшим зданием с вывеской: столовая «Свой труд».
— Посидите за столиком, а я закажу.
Очень скоро к нему подошла молодая официантка, поставила перед ним зеленые щи со сметаной и, протягивая руку, с улыбкой сказал: «Приветствую, брат!» Лева крепко пожал руку, обрадовавшись, что здесь оказалась не одна сестра. Дверь кухни отворилась, и в зал столовой вошла повар — пожилая женщина в белом халате и большом колпаке. Она подошла к столику, где сидел Лева и разговаривал с официанткой, и, подавая ему руку, сказала:
— Приветствую, брат!
.— А вот идет и наша заведующая, — сказала официантка. К столику подошла невысокая полная женщина в черном и, протягивая руку Леве, сказала:
— Приветствую, брат!
От удивления и радости у Левы пропал аппетит. Он вскочил, не зная, что делать. Между тем к нему подходили новые повара, официанты и все приветствовали его. Заметив его удивленный взгляд, заведующая столовой сказала:
— Вся это столовая принадлежит артели верующих и обслуживается ими. Мы содержали эту столовую в Москве. Когда начались гонения на христиан, мы все выехали сюда, к нашей ссыльной сестре Наде. Ну, пока, дорогой брат, кушайте, а потом поговорим. И они оставили Леву одного. К нему вернулся аппетит, и он хорошо поел.
Теперь идите отдохните, — сказала молодая официантка, которая подавала ему обед. Она проводила его через двор, где в двухэтажном доме среднеазиатского типа они жили.
— Вот вода, освежитесь, вымойте ноги.
В небольшой комнатке ему была приготовлена постель, и он уже собрался ложиться, как вдруг в его комнату вошел средних лет человек, с умным интеллигентным лицом, и, вопросительно глядя на Леву, запел: «Оружие долой, солдаты все домой!»
Но тут же появилась сестра заведующая и позвала:
— Алексей, Алексей, идите, не мешайте гостю отдыхать! Незнакомец покорно удалился, чему-то усмехаясь.
Сколько времени прошло Лева не знал, но проснулся от какого-то внимательного взгляда. Действительно, рядом с его кроватью на стуле сидела Надя и всматривалась в его лицо, словно изучая.
— Вы не болеете? — участливо спросила она, как только Лева открыл глаза.
— Нет, не болею, — бодро ответил Лева и быстро приподнялся.
— А у вас был такой утомленный, болезненный вид, когда вы пришли в больницу, что я подумала — вы тяжелобольной.
— Я переутомился с дороги, — сказал Лева, — шел пешком. До этого была бессонная ночь с клопами…
Потом появилась заведующая.
— Знаете что, — сказала она, — если у вас скудно со средствами, вы можете остаться у нас, рубить дрова для столовой вместе с Алексеем.
— Господь усмотрит, — ответил юноша.
Глава 9. Простые русские люди
«Вот великое множество людей…»
Откр. 7:9
— Идемте, выйдем в сад, побеседуем, — предложила Надя. Они прошли в небольшой тенистый сад и сели на скамейку. Смотря на проникающие лучи солнца, Лева догадался, что он проспал всю ночь и было уже утро.
— Во-первых, я хочу спросить вас, брат, давно ли вы стали трезвенником, — спросила Надя.
— Трезвенником я стал с детства своего, — сказал, улыбаясь, Лева. — Я никогда не употреблял никаких спиртных напитков и надеюсь на Бога, что Он сохранит меня от этого зла. Но я не называюсь трезвенником. Да? А мы все думали, что вы — трезвенник, — сказала Надя.
— Кто же вы?
— Я принадлежу к Братству евангельских христиан-баптистов.
— Да? А ведь у нас в Москве баптисты с трезвенниками не сообщаются.
— Дорогая сестра, — ответил Лева, — Господь мне открыл, когда я встал на путь посещения заключенных, чтобы я, не пренебрегал никакими искренно верующими, навещал заключенных в тюрьмах и ссылках — всех, независимо от их веры. Вы страдаете за Господа, я могу только восхищаться вами и нести вам привет и любовь. Написано: «Во всяком народе боящийся Бога приятен Ему».
— У нас после завтрака будет собрание в столовой, побудьте с нами, — сказала Надя.
Лева думал, что будет производственное совещание членов артели, но ошибся. Как только последние посетители ушли и в зале столовой убрали, весь коллектив артели собрался там. Окна занавесили, и началось молитвенное собрание. И гимны, и чтение Слова Божия — все было так же, как у евангельских христиан. Лева горячо молился, благодаря Бога, что Он встретил родных по вере. Его полюбили. Он остался работать у них дровосеком.
Из бесед со всеми он познакомился с историей движения трезвенников в Московской области. С особой любовью рассказывали верующие о брате Иванушке Колоскове, основателе их движения. Из их рассказов Лева узнал, что это был простой русский православный мужичок, который еще до революции поднял знамя борьбы с алкоголизмом, привлек к себе массу сторонников, жаждущих светлой, лучшей жизни.
Сначала он работал в контакте с православной церковью, но, распознав ложь и обман православия, оставил его. Он соприкоснулся с последователями Л. Н. Толстого. Мысль об общинной жизни, о братстве, о любви на земле захватила Колоскова и его последователей. Тогда же трезвенники все, как один, оставили убийство животных для употребления их в пищу, а многие из них по своим убеждениям стали отказываться от участия в войне. Ими за короткий срок были организованы в Москве вегетарианские столовые, различные общества по совместной обработке земли на христианских началах, учреждено народное издательство «Трезвая жизнь».
Виднейшие толстовцы, войдя в среду трезвенников, воспитывали их в духе учения Льва Николаевича. Они почитали Христа только великим Учителем, но не Спасителем. Скоро члены общества, да и сам Колосков, осознали недостаточность учения Толстого. Было великое покаяние среди них, и они приняли Христа. Не только их проповедники-мужчины, но и простые девушки-сестры двинулись в народ, возвещая Христа Спасителя. Большое влияние на движение трезвенников оказали евангельские христиане. Они уже хотели присоединиться к их союзу, но встретили некоего Воронаева, приехавшего из Амерки. Он начал насаждать дух «трясунства». Восприняв от него учение о крещении Духом Святым, трезвенники стали смешиваться с так называемыми пятидесятниками. Как рассказывали Леве, Колосков понял, что Воронаев — грозный и нечестный человек и прямо сказал ему: «Ты работаешь не Духом Святым, а гипнозом».
После этого Колосков откололся от пятидесятников. Он решил вести дело Божие самостоятельно, не присоединяясь ни к какому союзу верующих. Когда началась борьба с религией, страшный удар обрушился на трезвенников. Их ссылали, общины закрывали, столовые тоже. Тогда они, ища аналогии в истории Древнего Рима, в один день и час разбросали по всем правительственным учреждениям Москвы брошюру под названием «Рим горит, а христиане виноваты». Это вызвало новую волну репрессий против них. Пытались арестовать Колоскова, но он скрылся и только по телефону разговаривал с ОГПУ, убеждая прекратить преследования. Тогда, чтобы найти его, преследовали его родных, и он был вынужден явиться в «органы».
