Чем больше Лева знакомился с трезвенниками, тем больше становились понятны ему эти простые народные души, стремящиеся к свету. Вечером, после работы, Лева с некоторыми из них направлялся в горы, где с вершины открывалась изумительная панорама. С одной стороны — дикие громады скал, уходящие вверх, к снеговым вершинам, с другой стороны — необъятный горизонт пустынь и степей Туркестана, а внизу под ними — утопающий в зелени городок, орошаемый горной рекой, текущей с ледников. Особенно красиво было, когда всходила луна и освещала все своим торжественным спокойным светом, а внизу светлячками горели огни города.
— Ну, расскажите, Лева, какие у вас планы дальше? Наша заведующая, сестра Катя, до сих пор не верит, что вы действительно посвятили себя посещению заключенных. Говорит: «Может быть, он просто домой на Волгу пробирается».
Лева улыбнулся и, подняв руку, указал на небо:
— Да, я пробираюсь домой, но дом мой не на Волге, а там…
На небе горели первые звезды. Сестры запели сначала тихо, потом все громче:
К небесам нас путь ведет…
Мы к родной стране стремимся,
Жребий чудный нас там ждет…
…Я отказался от матери, сестер, брата, отрешился от всего. Все, исполнившие волю Отца нашего Небесного, — мне брат, и сестра, и матерь, как сказал Христос.
Одна уже немолодая девушка, сидевшая среди них, сказала:
— Какой вы счастливый, Лева, какой счастливый! Я вполне понимаю. Среди нас было движение странников и странниц. Я тоже была странницей. Это была лучшая пора моей жизни.
— Как это так? — заинтересовался Лева.
— Зимой я работала в столовой официанткой, а как только наступала весна и начинались сельскохозяйственные работы, я уходила в деревню. Прихожу, узнаю, где многодетная семья, где работник нужен, и работаю у них как батрачка, А вечером читаю Евангелие, народ собирается, думают — монашка какая или святая. А я про Христа Спасителя им рассказываю, как Он меня, трешницу, спас. Бывало, полна изба народу, люди плачут, а я молюсь. Поработаю так с недельку и иду в следующее село. Тружусь и Христа проповедую. Странницей тогда я называлась. Счастливое время было!
Рассказчица вытерла глаза платком от катившихся слез.
— А теперь мы как бы застываем. Нет того огня, — сказала сидящая рядом с ней подруга.
На проходивших собраниях трезвенников Лева читал Евангелие и горячо призвал всех бодрствовать и сохранить то, над чем трудились. Несколько вечеров он провел с Надей, делясь с ней теми откровениями, которые послал ему Госродь в болезни, советуя и ей не искать своего, но целиком и полностью посвятить себя делу Христа. Надя благодарила, они вместе молились.
С Алексеем он пилил и колол дрова. Это был муж заведующей столовой. Смелый толстовец, открыто исповедующий свои убеждения, за что попал в тюрьму и был выпущен оттуда с поврежденным рассудком.
Как ни уговаривали работники столовой Леву пожить и поработать у них подольше, Господь звал его дальше. Рано утром, в понедельник, после воскресного дня и чудных сердечных собраний, он стал прощаться.
«Смотрите, какую любовь дал нам Отец…»
1Иоан. 3:1
Было раннее утро, но жаркое туркестанское солнце уже давно встало, и в воздухе не чувствовалось той утренней свежести, какая бывает здесь весной или осенью. Ожидая знойный летний день, все работники столовой «Свой труд» вышли провожать Леву.
— Пешком вы не пойдете, — сказала, улыбаясь, заведующая столовой. — Мы в награду за колку дров купили билет на автобус.
— Спасибо, спасибо-, — сказал Лева. — Я больше привык пешком. К нему подошла сестра Катя и протянула узелок: «Это вам на дорогу пирожки. Конечно, не мясные. Мы строгие вегетарианцы и не желаем другим того, чего сами не хотим».
Лева всем пожал руки, благодарил за их любовь.
— Не благодарите нас! — воскликнула Надя. — Мы благодарим Бога и вас, что вы посетили меня, ссыльную, и были для нас, трезвенников, родным братом, хотя вы и баптист. — Я все более и более понимаю, — сказал Лева, что во Христе и Его любви мы родные и название не имееет значения для тех, кто искренно любит Господа.
К нему подошел Алексей подергал его за руку и вдруг, не стесняясь посторонней публики, громко запел: «Оружье все долой, солдаты все домой…»
Жена пыталась его остановить, но бедный толстовец, тронувшийся рассудком в тяжелых переживаниях, не понимал, что от него хотят и что происходит, и продолжал петь.
Лева сел в автобус.
— Приезжайте еще к нам! — слышались голоса. — Мы словно проснулись, ожили…
Лева долго махал кепкой, высунувшись из окна автобуса.
— Это все ваши родные? — спрашивали его соседи.
— Да, родные, очень родные! — ответил Лева.
Набирая скорость, автобус несся по пустынной дороге. Степи, безводные степи, камни, песок… А на душе у Левы — словно цветущий сад. Ему близки эти люди, он близок им, и все это через веру во Христа.
«Плачьте с плачущими…»
Рим. 12:15
Когда Лева прибыл в Урсатьевскую и хотел брать билет на Ташкент, чтобы там узнать побольше адресов заключенных, брат местной общины сказал, что недалеко отсюда находится небольшой Орловский поселок. Там в местной общине одних верующих арестовывают, а другим угрожают.
— Вам необходимо побывать там, обязательно нужно! — убеждал он Леву.
— Да зачем же? — спросил Лева. — Моя обязанность одна. Я не проповедник, я просто самый меньший, только позван Господом посещать заключенных.
Но брат все-таки уговорил его, сказав, что он сможет утешить семьи, остающиеся без отцов. И Лева поехал в этот поселок. Там действительно оказалось много верующих. Узнав о его приезде, в молитвенном доме собралось много людей. Лева много не говорил, только вместе с ними, встав на колени, со слезами молился Богу, чтобы заступился, чтобы защитил народ свой. Дух говорил Леве: «Не бойся, возвещай!»
И он, открыв Библию, громко прочел историю Есфири, о верности Мардохея, о молитве народа.
— Мы верны, — говорил Лева. — Мы никогда не будем врагами советской власти, мы самые верные, преданные граждане, как Мардохей. Но поклоняемся мы только одному Богу. Злой Аман неверия решил, что вера не нужна, мы обречены на уничтожение; Выход один: вопиять, молиться Богу и не роптать, зная, что за грех нам послана скорбь для у беления и очищения…
Вопли горячих слезных молитв вознеслись к небу, прося дать силы быть верными, чтобы не исчез народ Божий, чтобы сохранилась вера на земле.
Глава 12. Диотреф (Ташкент)
В Ташкенте был огромный молитвенный дом. Собрания проходили по воскресениям и в будни, и всегда дом был переполнен. Большой стройный хор пел чудесно. Проповедников было более, чем достаточно: пресвитеры, благовестники из разных мест России бросали свои «стада» и бежали в Среднюю Азию, где тогда верующих почти не преследовали. Когда Лева. приехал в Ташкент, он встретил там многих братьев, которые, оставив дело Божие, покинули Поволжье. Здесь редко приходилось им проповедовать хватало и местных проповедников и, как выразился один брат, они стоят в очереди перед кафедрой, как в магазине за хлебом.
— Почему вы оставили свое дело, покинули Поволжье? — спросил Лева виднейшего благовестника Волге-Камского союза Кудюрова, которого он уважал за его сильные, красноречивые проповеди.
— Не о спасении душ человеческих сейчас приходится заботиться, — сказал «благовестник», — плетью обуха не перешибешь…
Больно стало Леве слышать эти слова, ведь написано: «Кто хочет душу сбою сберечь, тот потеряет ее». Впоследствии Лева узнал, что эти слова подтвердились в жизни многих, в том числе и Кудюроза, которого оставил Дух Божий, и он стал пьянствовать. Правда, пришел момент, когда он горько раскаялся в своем падении, но стать благословенным тружеником уже не смог.
Встретил Лева и других благовестников с Поволжья, которые горели огнем служения Господу и скоро пошли на страдания, и, как слышно, многие из них в узах почили.
— А, брат Лева, маленький Лев! — приветствовал его словами и поцелуем брат Крыжановский, пресвитер местной общины, он же председатель Среднеазиатского союза баптистов. Это был весьма благообразный старичок, полный, среднего роста, с огромной белой бородой, расходящейся направо и налево. Он бывал в Самаре проездом, бывал и в доме родителей Левы и там видел его. Лева знал, это го пресвитера и сначала слушал его проповеди, восхищался им. Но когда увидел его действия, разочаровался в нем. Лева не признавал лжи, а во время пребывания Крыжановского в Самаре искали какого-то человека с длинной бородой. Крыжановский поспешил скрыться, уговаривал братьев в случае чего указать, что он уехал в противоположную сторону. Это был обычный принцип, усвоенный многими, в том числе и старообрядцами, — «ложь во спасение». Однако большею частью искренно верующих людей этот принцип отвергается, как не соответствующий внутренней установке безусловной праведности.
