Поговорив с братом, Лева направился в самый централ. Это было огромное здание, обнесенное высокой, каменной, побеленной стеной. На огромных воротах на красном фоне была издалека видна надпись: «Александровский распределитель».
Лева стал хлопотать о свидании. Проверили документы, дали разрешение. Потом провели через огромные железные ворота и еще через такие же и решетчатую дверь высокого здания. Он оказался в совершенно пустой комнате с мрачными решетками на окнах.
На свидание он пришел не один, было еще несколько женщин, на лицах которых он читал глубокую скорбь и тревогу за своих близких. Открылись темные железные ворота в противоположной стене и надзиратели вывели заключенных на свидание. Лева не знал, к кому идти.
— Что же ты не идешь? — спросил надзиратель. — Или не узнаешь, что он так изменился.
— Да, действительно изменился, — сказа Лева, обнимая седоватого обросшего старичка. Это был брат с Украины, которого он в первый раз видел, но которого полюбил так, как будто они всю жизнь прожили вместе. Они обменялись несколькими словами и убедились, что они навеки родные. Их сердца горели любовью Божиею.
Старичок сидел в камере, мало дышал свежим воздухом, лицо его было бледно, несколько отечно. Когда Лева поприветствовал его и рассказал, как стойко, с большой надеждой на лучшее братья переносят страдания, глаза старичка наполнились слезами.
— Ох, брат, — сказал он. — Тот же Господь и со мною, точно так же, как вы рассказываете о других. Он утешает и укрепляет меня. Ведь если я умру и не вернусь к родным — это не беда, ведь я пойду к Господу, там встречусь с родными, там лучше…
Когда кончилось свидание, старичок особенно благодарил Леву за посещение.
— Не меня, брат, благодарите, — отвечал Лева. — Я — ничто, я только послушался Господа, Его и благодарите.
В те дни, когда Лева посещал заключенных, он нес им радость, но какую — он сам тогда не сознавал. Лишь спустя несколько лет, когда он сам многое испытал, он понял, что значит для заключенного — встретить близкого по духу человека.
В тот день Леве удалось познакомиться и побеседовать еще с несколькими бесконвойными братьями. Для них встреча с Левой была большой радостью.
Наступила ночь, темная, беззвездная, осенняя ночь. И тайга, и Александровский централ, и все вокруг погрузилось во мрак. И один за другим к избушке, где жила сестра в Александровке, потянулись братья. Они шли на вечерю Господню, вспоминать страдания Христа. Некоторых из них отпустили свободно, так как начальство, зная, что они баптисты, вполне доверяло им. Другие с риском вышли из-за проволоки, чтобы только приобщиться к Телу Христа, к Его пролитой за грешников Крови.
Эту вечерю Господню Лева никогда не забудет, как первую вечерю среди заключенных. Он был один «свободный» брат среди них. Тускло горела керосиновая лампа. На простых табуретках сидели они, страдальцы за Христа. Строго, с глубокой сердечностью и мыслью звучало негромкое пение:
Взойдем на Голгофу, мой брат.
Там посланный Богом Мессия распят.
О правде святой проповедывал он,
Больных исцелял, а теперь Он казнен,
Падем перед Ним.
К глухим мужским голосам красиво и стройно присоединялись два женских голоса,
Хлебопреломление совершал брат К. Он говорил, что соблюдение этой великой заповеди Христа никогда не прекратиться до Его пришествия. Он рассказывал, как в условиях Иркутской тюрьмы, они с большим трудом доставали вино и аккуратно в камере совершали вечерю Господню. Он делился тем дивным благословением, которое они имели тогда.
Теперь, открыв «Евангелие от Матфея» 26 главу он прочитал с 21-го стиха: «И когда они ели, сказал: истине говорю вам, что один из вас предаст Меня. Они весьма опечалились и начали говорить Ему, каждый из них: «Не я ли, Господи?»
Брат обратил внимание на состояние сердца Иисуса в момент последней встречи с учениками. Он скорбел о том, что один из близких учеников, который видел всю любовь Его, окажется предателем. Он говорит им: «Один из вас предаст Меня». Эти слова наполняют скорбью души Его последователей: «Не я ли, Господи?»
Брат говорил о том, что и теперь самые видные служители Божий зачастую предают дело Божие. Своим поведением, своею неверностью, отступничеством они вновь предают Христа на распятие.
— Да, испытывает себя сам человек, «Что ты делаешь?» Если ты предаешь брата, не предаешь ли ты тем самым Христа?
Как многие были искушены до такой степени, что предавали друг друга? Брат предложил всем представить себя пред Господом и сказать Ему то, что говорили ученики: «Не я ли, Господи?»
И, склонившись на колени, в молитве со слезами, заключенные обращались к Нему с вопросом: Не я ли, Господи? Молили Его дать силы не оказываться предателями дела Божия. Это была особая молитва. Это было особое положение душ, исповедание их, гонимых, лишенных всего за Истину.
Дальше совершалась вечеря Господня. Стояли со склоненными головами, тихо воспевая, рассуждая о Теле и Крови Христовой, они вкушали хлеб и вино, черпая силу для дальнейших подвигов в верности. С ними был и Лева, он тоже спрашивал: «Не я ли, Господи?» и умолял Спасителя вести его так, чтобы не предавать никого. Спели гимн: «Да будет Отцу Всеблагому хвала, Господня любовь нас от смерти спасла…»
Приветствовали друг друга целованием и тихо, мирно разошлись…
Глава 43. Среди заключенных
«В темнице были и вы пришли ко Мне».
Мтф. 25:36
Два дня пытался Лева получить свидание с теми заключенными, которые находились за проволокой, но безуспешно. Он молил Господа научить его, как правильно поступить. И вот однажды, когда заключенные тянули телефонную линию в лагерь я ставили столбы, он присоединился к ним. Когда они, вскочив на телеги, поехали на обед в лагерь, поехал с ними и Лева. Благополучно проникнув в зону, он свободно ходил по баракам, знакомясь с братьями и сестрами, приветствуя их верой, надеждой, любовью. Он смотрел как они живут, трудятся, полные огня и веры.
Особенно понравился ему брат-кузнец. Энергичный, сильный, он работал на хоздворе, ковал в кузнице железные детали. Его веселость, бодрость особенно понравились Леве.
Глубокое, неизгладимое впечатление произвела на него встреча со слепым братом — скрипачом. Ему предлагали здесь играть в агитбригаде плясовые вещи, но он категорически отказался, считая, что этим он не славят Господа. Тогда его заставили работать, пилить дрова. И он пилил их с одним зрячим заключенным двуручной пилой. Там, сидя на бревнах, делился он с Левой.
— Дивное Господь делает! — говорил он. — Мы не видим, не замечаем, а к небу несется гармония служения Богу, Это как в хоре. Звучат одни голоса, потом они умолкают. Поют другие, более слабые, нежные. Потом опять все вместе. Так и тут» в деле служения. Мы служили Господу, много делали передовые братья. Но вот Господь — регент душ человеческих — заставил замолчать. Нас арестовали. Теперь ноют более слабые, нежные, но их служение также драгоценно пред Богом и дивной музыкой льется к небесам,
— Да, велики планы Божий, — сказал Лева. На прощанье слепой сказал:
— Не печальтесь обо мне, брат. И без зрения, с Господом хорошо везде, и тут хорошо. Благодарю Бога.
Так же благополучно, как въехал, выехал Лева на подводах вместе с отдохнувшими и пообедавшими заключенными.
К вечеру до него дошли слухи, что за ним начинают следить.
На другое утро, с большой любовью простившись с братом К., его спутницей и сестрой-хозяйкой, жительницей Александровки, Лева двинулся пешком в обратный путь.
Погода все еще была по-осеннему прекрасная, но уже местами по небу ходили невеселые тучи, обещая дождь. Лева шел легкими быстрыми шагами по таежной дороге и снова восхищался разноцветным убранством леса. Здесь было больше хвойных пород, и основные массивы тайги стояли вечнозеленые, свежие.
Благополучно переправившись через речку и побывав в Усолье, он передал там братьям и сестрам привет от заключенных и двинулся по направлению к железной дороге.
На станции было много народу, все больше крестьяне. Они перемещались в разных направлениях. Билет удалось получить, без затруднений.
Лежа на полке и посматривая на мелькавшие мимо леса, поселки и деревни, Лева прислушивался к разговорам пассажиров. О чем только ни говорили люди: об одежде, о пище, о своих семейных обстоятельствах и о переменах в жизни…
Но никто из них не говорил о Боге… Было ясно, что никто из них не знает истин евангельских, что они — бедные язычники, живущие во тьме и уходящие во мрак могилы, «Какая разница, — думал Лева, — они и те, кого он посещает? Их жизнь озарена светом правды, у них совсем другое содержание жизни, другие нравы…»
Поезд двигался все дальше и дальше, приближаясь к Красноярску. И Лева мысленно перенесся в этот город. В его воображении рисовалась встреча с отцом, их сердечные беседы, воспоминания о Волге, о близких, хотя бы короткий отдых. Но он ошибся. Когда в знакомом железнодорожном поселке приблизился к дому, где жил его отец, дверь открыла та же гостеприимная сестра. Она радушно приняла его, но с печалью в голосе сказала:
