Дружившая в детстве с К. П. Победоносцевым, затем порвавшая с ним, безнадежно любившая А. Блока, поэтесса и художница, член"Цеха поэтов", активистка партии эсеров,"городской голова"Анапы, бывшая под деникинским судом и едва спасшаяся от расстрела, жена видного деятеля Кубанской Рады, мать троих детей (потерявшая их всех), в эмиграции – писательница, критик, член совета РСХД, монахиня, председатель"Православного дела", автор книги стихов, богословских работ, пьес–мистерий, икон и вышивок, устроительница приюта для русских эмигрантов, во время войны спасавшая евреев, погибшая в лагере Равенсбрюк, – легендарная мать Мария, воспетая в стихах, героиня романов и нескольких кинофильмов, камень преткновения в спорах"либеральных"и"консервативных"православных…
Несомненно, мать Мария является одной из ключевых,"знаковых"фигур для понимания всей традиции"русского религиозного возрождения", русской культуры Серебряного века и эмиграции. Не случайно вокруг ее имени ведется сегодня горячая полемика. Не ослабевает интерес и к творческому наследию матери Марии, о чем свидетельствует и выход собрания ее сочинений[1]. Однако, и те, кто ратует за канонизацию матери Марии[2], видя в ней христианскую мученицу и подвижницу, и те, кто выступает против нее, как правило, плохо знают ее жизнь и творчество и судят о матери Марии, исходя лишь из своих"либеральных"или"консервативных"пристрастий.
При многогранности личности и дарования матери Марии, изучение ее наследия представляет большую трудность. Существует немалое число работ, посвященных отдельным аспектам ее жизни и творчества. Хорошо известна ее деятельность в эмиграции, подвижническая, жертвенная жизнь. В то же время до сих пор нет исследования, в котором бы жизнь и творчество матери Марии рассматривались в своем единстве. В книге о. Сергия Гаккеля"Мать Мария"чрезвычайно мало сказано о жизни и творчестве Кузьминой–Караваевой вплоть до принятия ею монашества. Когда же он пишет о ее монашестве в миру, то почти не упоминает о матери Марии в качестве религиозного мыслителя, не только друга, но и собеседника и оппонента виднейших русских религиозных философов. Неизменный пиетет по отношению к матери Марии часто мешает пишущим о ней объективно оценить ее место в русской культуре XX века, увидеть пройденный ею путь во всей его сложности и противоречиях. Последнее – не только удаляет нас от истины, но и служит плохую службу памяти матери Марии.
Настоящее исследование ставит своей целью восполнить существующий пробел. В нем предпринимается попытка воссоздать целостный образ Е. Ю. Кузьминой–Караваевой (матери Марии), показать, в чем состоит нерасторжимое единство ее жизни и творчества на всем их протяжении. Посредством анализа понятийного, символического и образного языка произведений Кузьминой–Караваевой (ее стихов, художественной и философской прозы, статей, пьес, живописи) исследуется духовный путь, проделанный ею от раннего символистского до позднего христианско–реалистического периода. Производится последовательный анализ основных произведений Кузьминой–Караваевой, при этом выявляется ряд существеннейших парадигм русской культуры первой половины XX века, устанавливаются генетические связи ее поэтики с поэтикой ряда виднейших представителей культуры Серебряного века (в частности, А. Блока и З. Гиппиус), при этом показывается, как элементы языка этой культуры наполнялись новым содержанием при прохождении Кузьминой–Караваевой тех или иных стадий ее духовного становления.
Религиозно–философская мысль матери Марии исследуется в контексте русской религиозной философии, при этом акцент делается не только на влиянии, которое она испытала со стороны русских мыслителей XIX века и деятелей русского религиозного возрождения XX века, но и на ее собственных религиозно–философских поисках, на том, как она, однажды войдя в него, выходила из лабиринта русской мысли.
Неослабевающий интерес к личности и творчеству матери Марии, споры вокруг нее – свидетельство того, что через нее осуществляется"связь времен"в русской культуре. По своим корням мать Мария принадлежала эпохе Серебряного века, вплоть до последнего десятилетия эта культура рассматривалась как антипод всему"советскому"и оценивалась сугубо положительно. В последнее десятилетие, однако, произошла"переоценка ценностей", стала ясна связь между русским коммунизмом и русской культурой начала века, ответственность интеллигенции за русскую революцию, более серьезная, чем та, о которой говорили авторы"Вех".
Положение с культурой Серебряного века и шире – модерна сегодня таково, что она"преодолевается"и"разоблачается"сразу с двух сторон. С одной стороны, православные консерваторы обличают русскую религиозно–философскую мысль как по преимуществу"еретическую", не–церковную. С другой стороны, пост–модернизм"деконструирует"культуру русского модерна своими специфическими методами, ниспровергая ее кумиров. В этой борьбе современной культуры с"культурой прошлого"есть, безусловно, свояисторическая правда. Однако, в сегодняшней критике вместе с водой, как правило, выплескивается и младенец, связь времен не в смысле преемственности заблуждений, а в ее позитивном смысле – распадается. В нашем исследовании мы старались показать, что такому подходу есть альтернатива.
ГЛАВА I:
ДУХОВНАЯ БИОГРАФИЯ Е. Ю. КУЗЬМИНОЙ–КАРАВАЕВОЙ
Введение: герменевтика судьбы
Для Е. Ю. Кузьминой–Караваевой ее жизнь, как и ее душа, были не меньшим предметом творчества, чем ее произведения. В 1914 г. она писала А. Блоку:"Я узнала, что не только свободно создаю свою жизнь, но и свободно вылепливаю душу свою, ту, которая будет в минуту смерти"(639). Что же касается художественных, автобиографических и религиозно–философских произведений, то они не только питались жизнью Кузьминой–Караваевой, но и служили формой осмысления и выстраивания ее, зачастую носили проективный и, можно сказать, пророческий характер.
С другой стороны, поскольку жизнь Е. Ю. Кузьминой–Караваевой была для нее предметом творчества, она может быть"прочитана"как своего рода произведение. Сам факт"пяти имен"матери Марии: Лиза Пиленко (по фамилии отца Ю. Д. Пиленко), Е. Ю. Кузьмина–Караваева (по фамилии первого мужа Д. В. Кузьмина–Караваева), Ю. Данилов (литературный псевдоним в двадцатые годы), Е. Ю. Скобцова (по фамилии второго мужа Д. Е. Скобцова), монахиня Мария (в честь св. Марии Египетской) – свидетельствует об определенной динамике ее духовной биографии. (В дальнейшем в нашем исследовании мы, говоря о тех или иных периодах творчества матери Марии, как правило, будем употреблять то имя, которое она в это время носила).
В исследовании жизни и творчества Кузьминой–Караваевой мы используем метод, который можно назвать"герменевтикой судьбы", то есть постижение ее духовной биографии на основе ее собственного понимания своей судьбы, на основе представления о единстве личности, которое является ключевым для матери Марии. Все наследие Кузьминой–Караваевой должно быть понято в контексте истории ее жизни, соответствующим образом"прочитанной"и интерпретированной. При этом нас будет интересовать в первую очередь история ее духа (более подробные биографические сведения о матери Марии читатель сможет найти в работах, указанных в библиографии).
1. Детство. Формирование Е. Ю. Кузьминой–Караваевой до первой русской революции. Отношения с К. П. Победоносцевым.
Важнейшие в духовном отношении моменты своего детства Е. Скобцова описывает в очерке"Друг моего детства"(1925), посвященном К. П. Победоносцеву. Из другого очерка матери Марии,"Встречи с Блоком"(1936), мы узнаем, когда и как кончилось ее детство:"Тридцать лет тому назад, летом 1906 г., в моей жизни произошло событие, после которого я стала взрослым человеком… Умер мой отец… Так кончилось детство"(618). Таким образом, детство Лизы Пиленко длилось с 1891 г. (она родилась 8 (20) декабря этого года в Риге) и вплоть до 1906 г., когда умер ее отец – юрист, педагог и винодел Ю. Д. Пиленко. В эссе"Встречи с Блоком"мать Мария замечает, что, несмотря на то, что к 1906 г. позади были и русско–японская война, и первая русская революция, они, хотя и"быстро взрослили", но все же не положили конец ее детским годам. Переход ко взрослой жизни произошел вместе со смертью отца, которая привела к утрате веры в Бога:"Умер мой отец. И мысль простая в голове:"Эта смерть никому не нужна. Она несправедливость. Значит, нет справедливости. А если нет справедливости, то нет и справедливого Бога. Если же нет справедливого Бога, то, значит, и вообще Бога нет"(618).
Тем не менее, чтобы вера Бога могла быть утрачена, она должна была прежде быть. По свидетельству матери Елизаветы Пиленко, Софии Борисовны, в раннем детстве Лиза была горячо верующей. Она с"большим увлечением следит за завершением постройки второго храма в городе Анапе"(куда ее семья переехала из Риги и где у ее отца было родовое имение Джемете в 6 километрах от Анапы, в котором он занимался виноградарством – Г. Б.). Строящийся храм"был основан ее дедушкой, а достраивался отцом – городским головой". Во время строительства храма Лиза"все скопленные в копилке деньги отдала, чтобы на стене написали образ ее святой – Елизаветы"[3]. Из тех же воспоминаний матери известно, что Лиза еще в детстве просила отпустить ее в монастырь, а на другой год – странствовать с богомолками по монастырям, но ее не отпустили. Несмотря на эту изначальную детскую горячую веру, как свидетельствует сама мать Мария, еще до смерти отца ее"смущала и мучила необходимость дать ответ на самый важный вопрос: верю ли я в Бога?"(618).
