Эмилиан (Вафидис) Слова и наставления
Да знаем ли мы, что такое молитва, и умеем ли мы молиться? С детских лет нас учили молиться, но идет ли наше моление по правильной дороге? Молитва — это путь души к Богу, она имеет своей целью достижение Его и соединение с Ним. Если маршрут выбран неверно, то автомобиль или судно никогда не придут к пункту своего назначения. Если наша душа во время молитвы ступит на неправильный путь, она никогда не придет к Богу и будет подобна лодочнику, который не занимается ничем другим, кроме гребли, но в результате кружится вокруг одного и того же места. То же можем испытать, сами того не осознавая, и мы. Так давайте разберемся, достигает ли цели наша молитва?
Совершенно очевидно, что не наученный молитве человек по сути дела несчастен. У него нет возможности преуспеть в жизни. Даже став монахом, он все равно будет земным, а не Небесным человеком; более того, он не сможет уподобиться ангелам, не овладев правилами пользования молитвой — этим замечательным средством передвижения и мореплавания по ангельскому миру.
Сколь неизмерима наша беда, и вы это чувствуете, если мы не умеем молиться! Неизмерима! Это наибольшее из всех зол для нас. Его невозможно сравнить с каким–либо другим. Если предположить, что взорвутся звезды и миры между ними, и все, вверху и внизу, обратится в обломки, то эта катастрофа будет меньшей по сравнению с той, которой подвергаемся мы, когда не умеем молиться. Опасность неминуема для нас в случае такого духовного невежества.
Что такое молитва? Это колесница души, сказали мы. Давайте скажем еще и так: это та атмосфера, внутри которой живет душа. Как легкие вдыхают воздух? Точно так же и душа дышит молитвой. Почему мы пришли в монастырь? Потому что здесь царит молитвенная атмосфера, и все совершается через молитву. Если же молитва не творится или творится неправильно, то как нам стать людьми духовными? Правильная молитва все приводит в порядок, отгоняет любые трудности, проблемы, мучения, грехи — все улаживает; и еще она способна творить чудеса на нашем пути, в подвиге и в жизни.
Если мы не имеем внутри себя богатств Духа, радости и мира, если у нас нет немедленно осязаемых, явных, великих плодов, то причиной этому наше собственное нежелание этих плодов либо неумение молиться. Вы желаете — и не имеете, как дивно сказал брат Христов Иаков, а не имеете, потому что не просите (Иак. 4, 2). Дело в том, что мы не просим, а если и просим, то плохо. Вы просите не на добро (Иак. 4, 3), — продолжает апостол.
Нам, монахам, более, чем другим, свойственно умное делание, Иисусова молитва. С особым усердием творим ее мы в дни Великого поста. Сегодняшняя проповедь имеет вводный характер, поэтому прежде, чем углубиться в теорию умного делания, давайте скажем о молитве в целом. Ибо молитва — это все. Коль скоро я не умею молиться, как я уже говорил, то ничего не умею. Все заканчивается для меня катастрофически, то есть самокатастрофой.
Позвольте мне сказать еще вот о чем. Мне кажется, отцы мои и братья, что мы не молимся истинно, а если молимся, то не в полной мере. Наша молитва неумела, бессильна, невдохновенна, лишена Святого Духа. А только Он, молящийся внутри нас, возводит наши молитвы на Небо. Молитва творится в Духе Святом, Который воспринимает дух человека, соединяясь с ним, а не с бренным телом. Обычно нас привораживают и увлекают нашу душу другие вещи, которые сегодня для нас имеют первостепенное значение, и в конечном итоге мы забываем о том, что монах прежде всего — молитвенник.
Что же есть истинная молитва? Сегодня мы постараемся объяснить, как она происходит, чтобы приступить к самому деланию. Особенно для тех из нас, кто пришел из Больших Метеор (Отец Эмилиан имеет в виду своих духовных чад, братию монастыря Большие Метеоры, пришедшую вместе с ним в 1973 году в находившийся тогда в запустении святогорский монастырь Симонопетра. — Прим. ред.), это имеет большое значение. Ведь мы покинули насиженные места из–за отсутствия условий и возможностей для духовного возрастания, из–за препятствий к молитве. И хотя мы так ее желали, помните, что в конце концов прекратили беседы о ней, потому что было столько трудностей, препятствующих молитве.
Теперь же на Святой Горе уже ничто не оправдает наше небрежение к молитве. Наш уход из Метеор потеряет всякий смысл, если мы не посвятим себя умному деланию, а наше прибытие на Афон будет не более, чем самообманом и лукавством перед Богом. Поэтому я попросил бы отнестись с сугубым вниманием к сегодняшней беседе.
Прежде всего, говоря о молитве, следует отметить, что она никогда не бывает сама по себе. Я не могу сказать, что молюсь, если моя молитва не связана с другими вещами, ей сопутствующими. Ты не можешь отделить одно от другого; например, когда апостол Павел говорит о вере (Рим. 4, 3 и далее), то он говорит не только о вере, но и о делах, имея в виду такую веру, которая бывает являема делами. Когда Иаков рассуждает о делах (Иак. 2, 14–26), то говорит, что без них вера не имеет никакого значения. Он постоянно рассуждает о делах. Почему? Потому что они являются проявлением веры. Эти две вещи взаимосвязаны.
Так и во многом другом. Молитва соединена с богослужением и особенно с Божественным Причащением. Без них молитва невозможна. Без них она лжива. С другой стороны, посещение богослужения и Божественное Причащение сделаются тщетными без напряженной духовной молитвы — внутренней, сильной, вырывающейся из глубины души, и будут всего лишь метанием грязи в лицо Господа, притворством в любви к Нему. И поскольку мы к Богу никакого отношения иметь не будем, то однажды услышим от Него: Не знаю вас (Мф. 25, 12; Лк. 13, 25).
Две этих составляющих духовной жизни идут рука об руку. Первая — жизнь в таинствах; вторая — та, что мы анализируем сегодня, корень, ствол, центральная точка мистической жизни, то есть молитва. Божественное Причащение — это главное в богослужении. Почему оно необходимо человеку? Потому что когда мы молимся, то подразумеваем, что молимся кому–то, и это заложено в семантике слова[1].
Когда мы говорим о внутреннем, умном делании, то называем его не «умной молитвой», но просто молением. Когда речь идет о молитве за какого–нибудь человека, то к греческому слову «молитва» прибавляется приставка «к, для»[2], и сразу становится ясно, что оно осмысляется как путь по направлению к конкретному лицу с целью соединения с ним. В то время, как «моление» — это, если можно так сказать, состояние и получение наслаждения там, где есть Бог.
Молитва, таким образом, является обращением к кому–то. Следовательно, для осуществления молитвы необходимо наличие этого лица. И для того, чтобы я мог сказать, что молюсь за него, требуется его реальное, мною ощущаемое присутствие. Христос, Сущий, «иже везде сый», являет Себя в моей жизни через участие в богослужении, и особенно в Божественной Евхаристии.
В церковной богослужебной жизни я соединяюсь со Христом и становлюсь членом Его Тела. Если я, частичка Христа, хочу быть живым Его членом, то мне необходимо соучаствовать и в Христовых свойствах для их вмещения и обмена качествами подобно тому, как это происходило в двух природах Христа. Это возможно через приобщение Божественных Тайн, которое делает меня причастным свойств моего Главы — Христа.
Поэтому богослужение и Божественное Причащение неразрывно связаны. Что они нам дают? Помогают почувствовать присутствие живого Бога. Что Он ждет от нас? Чтобы я говорил с Ним и прямо обращался к Нему, приходящему ко мне. И так через богослужение Он протягивает мне Свою руку, а я через молитву тянусь к Нему до тех пор, пока не произойдет наше полное единение.
Это собственное мое обращение идет по мистическому непрерывному пути и фактически осуществляется, как я уже сказал, благодаря молитве. Совершаемое в церкви на вечерне или на литургии во время Божественного Причащения продолжается затем молитвой. Я не могу сказать, что я пойду в церковь, если я перед этим не молился. Не стоит бывать на литургии и бесполезно причащаться, если ты не молишься постоянно; и не поможет усердная молитва, если ты не принимаешь участия во всем том, о чем мы только что сказали.
Молитва имеет свое, совершенно особенное и таинственное место, где она культивируется. Чтобы вырастить цветок, нужно вскопать землю, положить удобрения и все необходимое. Если ты позабудешь об удобрении или выберешь неподходящую, к примеру, песчаную почву, то бессмысленно высаживать рассаду. Так и молитва не принесет плода и не поднимется выше твоей головы (а должна превзойти облака и небеса), не обретя своего таинственного места и не подкормленная удобрением бдения, усердия и поста.
Если я сам не совершаю бдений (я не имею в виду бдение в урочные, отведенные под монашеское служение в церкви часы, ибо это дело особое и относится к богослужению, а не к молитве), то молюсь себе в осуждение. Если я не бодрствую, не соблюдаю непрерывно поста, не усердствую, то есть не делаю того, что заполняет совершенно особое пространство молитвы, то молюсь себе в осуждение. Итак, после этого разъяснения давайте более пристально вглядимся в молитву — предмет нашей беседы — и сделаем шаг вперед.
