Он был очень серьезен и больше не молод, но он имел приятную улыбку и отменное здоровье. Сидя со скрещенными ногами на полу, он объяснил на английском, немного запинаясь, из-за чего немного смущался, что учился в колледже и сдал экзамены на степень магистра, но так много лет не говорил по-английски, что почти забыл его. Он читал много литературы на санскрите, и частенько слова санскрита слетали с его губ. Он пришел, чтобы задать несколько вопросов о внутренней пустоте, пустоте ума. Затем он начал петь на санскрите, и комната тут же наполнилась глубоким резонансом, чистым и проникновенным. Он продолжал петь в течение некоторого времени, и слушать было восторгом. Его лицо светилось смыслом, который он придавал каждому слову, и любовью, которую он чувствовал к содержанию каждого слова. Он был лишен всякой напыщенности и был слишком серьезен, чтобы притворяться.
«Я очень счастлив спеть эти слова в вашем присутствии. Для меня они имеют большое значение и красоту, я много лет медитировал с ними, и они для меня были источником руководства и силы. Я приучил себя не приходить в волнение быстро, но они вызывают слезы на моих глазах. Само звучание слов, с их богатым значением заполняет мое сердце, и тогда жизнь — это больше не мука и страдание. Как и любой другой человек, я познал горе, в жизни была и смерть, и боль. У меня была жена, которая умерла прежде, чем я покинул комфортные условия в доме своего отца, и теперь мне известно значение добровольной бедности. Я рассказываю вам все это, просто объясняя. Я не расстроен, не одинок или что-то в этом роде. Мое сердце восхищается многими вещами, но раньше мой отец рассказывал мне кое-что о ваших беседах, и один знакомый убедил меня встретиться с вами, и вот я здесь.
«Я хочу, чтобы вы поговорили со мной о неизмеримой пустоте, — продолжил он, — у меня есть ощущение этой пустоты, и я думаю, что прикоснулся к ее краю в своих медитациях и размышлениях». Затем он процитировал слог, чтобы пояснить и подтвердить свое переживание. Чей-то авторитет, пусть даже этот кто-то велик, не является доказательством истинности вашего опыта. Правда не нуждается ни в каком доказательстве с помощью действия, так же как она не зависит от какого-либо авторитета. Так что давайте отбросим всякий авторитет и традицию и попробуем выяснить суть этого вопроса самостоятельно.
Для меня это было бы очень трудно, потому что я погряз в традициях, не в обычных мирских традициях, а в учениях Гиты, «Упанишад» и тому подобном. Правильно ли с моей стороны позволить всему этому исчезнуть из моей жизни? Не будет ли это неблагодарностью с моей стороны?»
Ни благодарность, ни неблагодарность здесь ни при чем. Мы заинтересованы в обнаружении истинности или ошибочности той пустоты, о которой вы говорили. Если вы пойдете путем следования авторитету и традиции, что является знанием, вы переживете только то, что пожелаете пережить, а авторитет и традиция будут вам помогать. Это не будет открытием, это будет уже известным явлением, которое было узнано и испытано. Авторитет и традиция могут быть ошибочными, они могут быть утешающей иллюзией. Чтобы обнаружить, является ли эта пустота истинной или ложной, существует ли она в действительности или же это просто еще одно изобретение ума, ум должен быть свободен от пут авторитета и традиции.
«А может ли ум когда-либо освободить себя от этих пут?»
Ум не может освободить себя, поскольку любое усилие быть свободным с его стороны лишь ткет другие путы, в которые он снова будет пойман. Свобода — это не противоположность, быть свободным не означает быть свободным от чего-то, это не состояние освобождения от неволи. Побуждение быть свободными порождает его собственную неволю. Свобода является состоянием бытия, которое не есть результат желания быть свободным. Когда ум это понимает и видит ошибочность авторитета и традиции, только тогда ложное по-настоящему уходит прочь.
«Может быть и так, что я был вынужден чувствовать определенные вещи из-за моего чтения и мыслей, основанных на этом чтении. Но помимо всего этого, я с детства как-то чувствовал, как будто во сне, существование этой пустоты. Всегда присутствовало какое-то указание на ее присутствие, ностальгическое чувство по отношению к ней, и когда я становился старше, чтение разного рода религиозной литературы только усиливало это чувство, придавая ему больше жизненности и смысла. Но я начинаю понимать то, что вы имеете в виду. Я почти полностью зависел от описания опытов других, как написано в священных писаниях. Я могу избавиться от этой зависимости, так как теперь понимаю необходимость так поступить, но смогу ли я возродить то подлинное, ничем не испорченное чувство того, что вне всяких слов?»
То, что возрождено, это не живое, не новое, это воспоминание, мертвая вещь, а дать жизнь мертвому вы не можете. Возродить и жить воспоминаниями значит быть рабом искусственного возбудителя, а ум, что зависим от возбудителя, сознательно или неосознанно, неизбежно становится тупым и нечувствительным. Возрождение — это увековечивание смятения. Обращаться к мертвому прошлому в моменте живого острого переживания означает искать образец жизни, чьи корни уходят в глубь к распаду. То, что вы испытали, будучи юношей или только вчера, закончено и прошло, но если вы цепляетесь за прошлое, вы мешаете пульсирующему переживанию нового.
«Как я считаю, вы поймете, сэр, я действительно искренен, и для меня стало безотлагательной потребностью понять ту пустоту и принадлежать ей. Что мне делать?»
Нужно освободить ум от известного, все знания, которые накопились, должны прекратить оказывать хоть какое-то влияние на живой ум. Знание вечно принадлежит прошлому, оно само является процессом прошлого, и ум надо освободить от этого процесса. Узнавание — это часть процесса знания, не так ли?
«Как это?»
Чтобы узнавать что-то, предварительно вы должны узнать или испытать это, и полученный опыт хранится как знание, как память. Узнавание исходит из прошлого. Когда-то давно вы, возможно, пережили эту пустоту, и, однажды пережив, вы жаждете ее снова. Первоначальный опыт возник без вашего стремления получить его, но теперь вы преследуете его, и то, что вы ищете, — не пустота, а возобновление старого воспоминания. Если этому суждено снова случиться, всякое воспоминание, всякое знание должно исчезнуть. Всякий поиск должен прекратиться, поскольку поиск основан на желании испытать.
«Вы действительно имеете в виду, что я не должен этого искать? Это кажется невероятным!»
Мотив поиска имеет гораздо большее значение, чем сам поиск. Мотив обосновывает, направляет и формирует поиск. Мотив вашего поиска — это желание испытать непостижимое, познать его блаженство и необъятность. Из-за этого желания возник переживающий, который жаждет переживания. Переживающий стремится к более значительному, более обширному и более важному переживанию. Все другие переживания потеряли свой вкус, и переживающий теперь тоскует по пустоте, итак, есть переживающий и то, что переживается. Таким образом, начинается противоречие между ими двумя, между преследователем и преследуемым.
«Это я очень хорошо понимаю, потому что это точно такое состояние, в котором я нахожусь. Теперь-то я вижу, что оказался в сетях, мною же созданных».
Точно так же как каждый ищущий и не только ищущий истину, Бога, пустоту и так далее. Каждый амбициозный или алчный человек, который жаждет власти, положения, престижа, каждый идеалист, каждый боготворящий государство, каждый строитель совершенной утопии — все они пойманы в те же самые сети. Но если однажды вы поймете итоговое значение поиска, продолжите ли вы искать пустоту?
«Я уловил внутреннее значение вашего вопроса и уже прекратил искать».
Допустим, что это факт, тогда что же это за состояние ума, которое не ищет?
«Не знаю. Все это настолько ново для меня, что мне придется собраться и понаблюдать за собой. Можно подождать несколько минут прежде, чем мы пойдем дальше?»
После паузы он продолжил.
«Я ощущаю, как необычайно тонко это, как трудно переживающему, наблюдателю не вмешиваться. Кажется, почти невозможно, чтобы мысль не создавала думающего. Но пока существует думающий, переживающий, очевидно будут разделение и конфликт с тем, что нужно переживать. А вы спрашиваете, верно, что это за состояние ума, когда нет никакого конфликта?»
Конфликт существует, когда желание принимает форму переживающего и преследует то, что нужно переживать, так как то, что должно быть пережито, также придумано желанием.
«Пожалуйста, будьте терпеливы со мной и позвольте мне понять то, что вы говорите. Желание не только проектирует переживающего, наблюдателя, но также и дает жизнь тому, что переживается и наблюдается. Так что желание — это причина разделения между переживающим и тем, что переживается, и именно данное разделение поддерживает конфликт. Теперь же, вы спрашиваете, что является тем состоянием ума, в котором больше нет конфликта, которое не ведомо желанием? Но можно ли ответить на этот вопрос без наблюдателя, кто наблюдает за переживанием состояния отсутствия желания?»
