Тем более нельзя понимать действие Духа Святого на Иисуса Христа, как насильственное, что Иисус Христос отведен был в пустыню с заранее определенною целью — πειρασδήναι [70] ύπο τού διαβόλου. В связи с этою заранее определенною целью, нужно понимать и ευθύς εκβάλλει. Необходимость некоторых [71] искушений обусловливается полнотою даров Св. Духа, сообщаемых человеку, — стоит в зависимости от обилия благодати, даруемой ему. Неверно думают [72] некоторые, что искушения приближаются к человеку преимущественно, если неисключительно, тогда, когда он находится вдали от божественной благодати, погружается в низшие сферы жизни. Совращаются с доброго пути, а не с худого; падают с высоты вниз, а не обратно; искушаются добрые, а не злые. Кто думает, что он стоит, тот берегись, чтобы не упасть, пишет ап. Павел (I Кор. X, 12). По мере исполнения благодатию, по мере усовершенствования умножаются и усиливаются искушения. „Пока, — пишет Св. Исаак Сириянин, — пока ты еще на пути ко граду царствия, признаком приближения твоего ко граду Божию да будет для тебя следующее; сретают тебя сильные искушения; и чем более приближаешься и преуспеваешь, тем паче предстоящие тебе искушения умножаются… Соответственно величию благодати, в такой же именно мере и в скорбь искушений вводит Бог душу“ [73]… Так и для Иисуса Христа крещением, в котором Он был исполнен Св. Духом (Ιησούς πλήρης πνεύματος αγίου ύπεστρεψεν άπο τού 'Ιορδάνου), было приготовлено искушение — столь же, как и Он был приготовлен к искушению [74]. Тогда, — пишет Св. Иоанн Златоустый про связь искушения с крещением, устанавливаемую в евангелии Матфея чрез эту частицу (τότε), — тогда, т. е. после сошествия Св. Духа, после гласа, нисшедшего свыше и возвестившего: сей есть Сын Мой возлюбленный, в Котором Мое благоволение. И злой дух не приступил бы к Иисусу, если бы не видел Его на высшей степени чести“. Евангелисты намеренно выставляют на вид связь искушений Иисуса Христа с обилием даров Св. Духа, излившихся на Него при крещении. Евангелист Лука, поместивший между рассказом о крещении и искушении родословие Иисуса Христа, повествование об искушении начинает напоминанием о крещении: Иисус, исполненный Духа Святаго, возвратился от Иордана. У Матфея и Марка τότε άνηχθη и εύθυς εκβάλλει примыкают непосредственно к сказаниям о крещении. И в этой связи, в какую по евангелиям поставляются крещение и искушение, в этом именно выражении ευθύς έχβάλλει заключается неопровержимое свидетельство исторической достоверности евангельских повествований.
Такая необходимость искушений не есть насилие или физическая необходимость, но совпадает с высшею свободою. Дух Святый действует в этом случае не внешним понуждением, а полнотою благодати, которую человек сознает в себе самом. Апостолу Павлу Дух Святый свидетельствовал, что узы и скорби ждут его; Св. Исаак Сириянин говорит о необходимости не „мирских искушений“, а искушений от скорбей. Необходимость таких искушений совпадает с тою свободою, с какою человек несет свои немощи и страдания, — для Иисуса Христа она совпадала с тою любовью к человеку, по которой Он понес уничижение ради спасения человека. Для нас страдания неизбежны; для Христа они были свободным подвигом, поэтому и на искушения Он был возведен Духом Святым [75].
Και νηατευσας ή μέρας τεσσερακοντα και τεσσερακοντά νύκτας, ύστερον επεινασιν. — Мф. IV, 2, και ην μετά των θηρίων. — Mp. Ι, 13; και ούκ εφαγεν ουδεν εν ταϊς ημεραις εκείναις. — Лк IV, 2.
19. В пустыне Иисус Христос постился сорок дней и сорок ночей и ничего не ел в эти дни, а по истечении их взалкал. Пост Иисуса Христа, обозначаемый у Евангелиста Матфея словом νηστέυσας нужно понимать в безусловном смысле, согласно с иудейским мировоззрением. Совершенно неосновательно некоторые понимают пост Христа в смысле недостатка в пустыне только обычных средств питания и по образцу аскетизма Иоанна Крестителя. На безусловное воздержание от пищи, как понимается пост Иисуса Христа большинством авторитетных экзегетов, указывает добавление евангелиста и сорок ночей [76], также его замечание напоследок взалкал, наконец прямое указание евангелиста Луки ούκ εφαγεν ούδέν [77]. Это указание евангелиста Луки опровергает все мудрствования Куна [78], который, по–видимому, хочет доказать, что в греческом лексиконе совсем нет слов для выражения безусловного поста.
Определение времени поста числом сорок дней также нужно принимать в буквальном смысле и нет оснований перетолковывать это число в смысле указания на неопределенно долгое время, или понимать его, как круглое число в общем смысле многих дней. — Иисус Христос постился сорок дней. Но почему именно сорок, а не более и не менее? Ответим на этот вопрос словами Тренча. Сорок дней постился Моисей (Втор. IX, 9) и Илия (I Цар. XIX, 8). Христос, глава Нового Завета, не отставал ни в чем от тех, которые явлены были главнейшими представителями Ветхого Завета, его законов и пророков (Мф., ХѴП, 3). Но вместе с тем сорокадневный Его пост не есть следствие их постов, длившихся столько же времени; скорее их и его посты длились такое число дней вследствие того значения, какое этому числу сорок везде приписывается в священном писании. Всматриваясь пристально; мы замечаем, что оно в нем всегда является числом, означающим кару, сетование, исповедание греха или наказание за оный (Быт. VII, 4. 12; Чис. XIV, 33; XXXII, 13, Пс. ХСV, 10; Втор. XXV, 3, 2 Кор. XI, 24; Иезек. XXIX, II и пр.).
Была ли сорокадневная продолжительность поста исключительно действием божественной силы Христа [79]? Конечно, исключительные свойства безгрешной человеческой природы Христа должны быть приняты во внимание; но более естественно думать, что продолжительность Его поста была следствием внутреннего напряжения Его человеческих сил. “Отчасти следствием предшествующего состояния, отчасти приготовлением к новому поприщу, в которое вступал, было то, что, Иисус, по удалении в свое уединение, совсем забыл о пище. Весь занятый Своим внутренним состоянием, Он нисколько не оставил внимания для внешнего” [80]. В этом же смысле выражаются святые отцы [81], когда они говорят, что Христос не хотел превзойти меру древних подвижников, чтобы не показалось призрачным Его воплощение, что взалкав, Он уступил природе.
Евангелист Марк к описанию пустынной жизни Христа, данному у других евангелистов, добавляет новую черту: и был со зверями. Хотел ли он этим указать суровость пустыни, или изобразить величие Христа, подобно прародителям в раю безвредно окруженного зверями [82]; во всяком случае эта черта весьма сильно обозначает пребывание Христа в пустыне, как действительный факт.
Και προσελθων (άυτω) ό πειράζων — Mф. IV, 3.
20. Когда Христос взалкал, к Нему приступил диавол с искушениями. — Справедливо замечает Ольсгаузен, что то или другое понимание евангельского рассказа об искушении Христа обусловливается отношением каждого к догмату о диаволе и вообще о злых духах., Личное явление сатаны служит камнем преткновения для ученых рационалистического направления. Их различные объяснения истории искушения выдумываются, главным образом, с целью устранить такое личное явление сатаны. — Но хотя признание или отрицание существования диавола служат противоположными принципами, из которых исходит то или другое понимание истории искушения; однако при объяснении этой истории неуместно входить в принципиальное рассуждение о бытии диавола. Отрицательное отношение к учению о диаволе в том или другом месте писания не может оправдываться и обычно не оправдывается принципиальным отрицанием существования диавола и только им; но для такого отрицательного отношения в каждом частном случае необходимы частные основания. И обратно, при буквальном толковании частных мест писания, в которых свидетельствуется о бытии и действиях диавола, не достаточно ссылки на общее учение писания и верование церкви и потому нет нужды раскрывать это общеизвестное и несомненное для верующих — и только для верующих — учение: нужно показать справедливость буквального понимания данного частного места, разъяснить образ действий злого духа в данном частном случае.
В применении церковного учения о диаволе к истории искушения нам надлежит показать образ действия диавола при искушении им Иисуса Христа. Отрицательная критика, даже в тех случаях, когда она придает истории искушения решающее значение в общем вопросе о существовании диавола, направляется именно на эти действия диавола при искушении.
