Не только мученичество, отрицание благодати в мире, священства и таинств, но и предписание безбрачия, столь характерное для русского беспоповства, имело свое прошлое в предыдущей истории христианства и христианских и полухристианских–полудуалистических ересей. Не только еретики–богомилы и катары требовали полного воздержания от брака и половой жизни, но и “узкая дорога христианства” — монашество — предписывала отказ от брака. Уже со времени св. Антония, который сам был девственником и советовал девственность своим ученикам, брак казался трудно совместимым с полным христианским идеалом. В католической церкви и сейчас целибат строго требуется от всех представителей клира. В Киево–Печерском монастыре безбрачие было обязательным для монахов, но, видимо, оно проповедовалось и для желающих найти спасение в миру. Уже в XI веке вслед за апостолом Павлом преподобный Моисей Угрин напоминал, что “оженивийся печеться како угодити жене, а неженивийся како угодити Богу” (1 Коринф. VII, 32–33)[3]. Через четыре столетия после него Иосиф Волоцкий не только писал, что “девство брака выше есть и много чеснейши”, но и предполагал, что брак даже не является единственной моральной возможностью продолжения рода человеческого, так как таковое по воле Божией может произойти и другим путем. “Нужды убо ради, а не иного чего брак бысть. Можеше убо Бог и инемь образом человечеськый род умножити”, — учил суровый Волоцкий игумен[4], а вслед за ним то же твердил и ученый Максим Грек[5], видимо, определивший свой духовный облик в той же обители, где жил и проповедовал Савонарола.
Помимо этих веяний, на беспоповство Севера оказало значительное влияние и само церковное прошлое этих глухих и малонаселенных краев средневековой Руси. В пределах Олонецких и Беломорских население проживало в очень небольших деревушках и починках, в которых нередко бывало всего лишь по несколько домов. Малонаселенность этих северных селений и громадные расстояния, отделявшие их одно от другого, препятствовали регулярному обслуживанию духовных нужд жителей священниками. Уже в ранние века распространения христианства на Руси там развился обычай совершения мирянами — “простецами” или же “непосвященными”, т. е. не священниками, а дьячками и дьяконами треб и даже служб, которые обычно должны были быть совершаемы иереями. Иерархия упорно боролась с этими неканоническими обычаями, но ввиду отсутствия достаточного количества священников и, видимо, их нежелания идти в бедные, глухие и полупустынные районы Севера все запрещения оставались безрезультатными. Так, например, собор 1274 года, несмотря на заботы о восстановлении церковной жизни в разоренных монголами областях, вспомнил и об этом обыденном беспоповстве и предписал “непосвященным” не пети, то есть не служить служб и не отправлять треб и “на онбоне божественного словеса людям не читати”[6]. Но, несмотря на столетия запрещений этих нелегальных, но обычных беспоповских служб, положение и церковное строительство там мало улучшалось ввиду бездорожья и заброшенности края. Много позже, в 1628 году, во всех обширнейших Заонежских погостах было всего лишь 12 церквей при 9 поповских дворах, что показывало, что у властей и надежд не было найти достаточно священников для всех храмов. В более близком к Новгороду погосте Олонецком было 7 поповских дворов при 9 церквах, а в Пиржинском и Важинском — всего 3 храма при 2 поповских дворах[7]. Недостаточное число священников вело к злоупотреблениям и сборам населения за требы. Очень интересен в этом отношении отчет о причинах большого беспоповского похода 1693 года на Пудожский погост, происшедшего в разгар гарей и борьбы против церковных новшеств. Жалуясь на своих священников, крестьяне говорили, что “нас мирских людей, те Пудожские попы не исповедуют, не причащают, к болящим не ходят, и родительницы без покаяния умерают. За погребение умерших берут по 2, по 3 и по 5 рублев, а у кого деньги не имеются, те лежат без погребения, и попы забыв страх Божий, пьют только да бражничают. За крещение, за молитву родильницам, за сватьбу берут попы в четверо”[8]. Немудрено, что обозленное и привыкшее обходиться без духовенства население легко пошло за проповедью беспоповцев, которые сами безвозмездно совершали требы и учили, что “последовавшие за антихристом” иереи вовсе не являются носителями благодати. Вожди этого похода простецы Журавский и Зайцев перекрещивали сразу по 20—30 человек, а на одной “Ердани” Журавского в беспоповство перешли даже 77 перекрестников.
Вот почему на этой древлей православной, но церковно скудной почве легко возросли семена беспоповской веры. Эта северная земля, оплодотворенная гарями и учением вдохновленных апокалиптических вождей, неожиданно дала богатые всходы этого весьма неточно называемого старообрядческим, беспоповского движения.
Со временем русское беспоповство, в особенности поморское (новопоморское) согласие, все же отошло от большинства крайних воззрений их первых учителей XVII века. Не только самосжигания были совершенно прекращены, но и их взгляды на царство Антихриста, на нынешнее время и на брак подверглись коренному пересмотру. Теперь Антихрист понимается как “всякое отступление от веры Христовой, проповеданной апостолами. Иными словами, каждый противник Христа, которого Вселенские соборы святых отец отвергли бы как еретика”. Таинства евхаристии современные беспоповцы тоже не имеют, так как оно “было потеряно нашими предками во время гонений в XVII‑XVIII веках вместе с нашими священниками и епископами, истребленными во время преследований”. Зато снова восстановлено таинство брака, но оно совершается, по мнению поморцев наших дней, не священником или наставником, а “Богом и самими брачущимися” и с благословением настоятеля[9].
Теперь судить, конечно, трудно, но надо полагать, что не будь нелепых затеек неистового Никона, русские церковные трудности не приняли бы такого трагического оборота, какой они приняли в результате введения нового обряда. Без знамени защиты древлего православия боголюбцы и капитоны вряд ли пошли бы на открытый разрыв с церковью, и ревнители прошлого не имели бы предлога проявить такой беспримерной преданности “старому закону” и “мучителя не дождавши, полками в огонь не дерзали бы за Христа”.
Но знамя защиты русской веры было создано как безрассудностью патриарха Никона, так и упорной поддержкой его нововведений и царем и правящим классом. Правящий класс, конечно, мало интересовался переменами, введенными в обряд, но зато решительно не хотел уступать “церковникам”, будь они патриарх и епископы, как это было показано во время суда над Никоном, или “ревнители благочестия”, которые хотели поставить закон Бога над законами и политикой государства. Веяния секуляризационных настроений уже тогда были сильны, и, выходя из эпохи средневековой политики, культуры и технологии, Московская Русь, вернее, ее руководство выходило также и из эпохи средневековой веры и средневековых отношений между церковью и государством. XVII век был вряд ли подходящим веком для возрождения теократических утопий Третьего Рима.
Примечания
[1] Аввакум. Сочинения… С. 771.
[2] ЛЗАК. Т. 24. С. 331.
[3] Киево–Печерский патерик / Переизд. Д. Чижевским. Мюнхен, 1983. С. 145.
[4] Иосиф Волоцкий. Просветитель. С. 460.
[5] Максим Грек. Сочинения. Казань, 1858. Т. 1. С. 545.
[6] РИБ. Т. 6. С. 97.
[7] Олонецкие губернские ведомости. 1849. № 2.
[8] АИ. Т. V. С. 223.
[9] Разъяснения русских, слышанные в июне 1968 года в Москве, и зарубежных наставников поморского согласия. Цитируемые выражения взяты из разъяснения настоятеля Владимира Смолякова, наставника прихода в г. Ири, Пенсильвания, и в части касающейся Антихриста и священства совпадают с учением Андрея и Семена Денисовых.
ААЭ — Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографическою экспедициею Императорской Академии наук. СПб., 1836—1838. Т. I‑IV.
АЗР — Акты, относящиеся к истории Западной России. СПб., 1846—1853. Т. I‑V.
АИ — Акты исторические, собранные и изданные Археографическою комиссиею. СПб., 1841, 1843. Т. I‑V.
ДАИ — Дополнения к Актам Историческим, собранные и изданные императорской Археографическою комиссиею. СПб., 1846—1875. Т. I‑XII.
ДРВ — Древняя российская вивлиофика. СПб., 1773—1775, 2 изд. Ч. I‑XX, 1788—1791 (переиздание – 1895).
ЖМНП — Журнал Министерства народного просвещения.
ЗОРИСА — Записки Отделения русской и славянской археологии Императорского русского археологического общества. Т. II. СПб., 1862. (Документы о Никоне и царе Алексее).
ЛЗАК — Летопись занятий Археографической комиссии. Т. 1—35. СПб. — Пг. — Л., 1862—1929.
